– … Это уже чересчур ты догадлив, парень. Ладно, раз сам допёр, скажу. Работа есть работа, значит, и проколы в ней, само собой, случаются. Вот и с Христом случай отсюда. Еле выручили парня, хорошо, что тогда уже витализаторы-то эти были.
– … Уморил ты меня. Да есть у них техника, само собой. Только они её, технику, как бы не любят. Всё потому же – совершенство тела, совершенство духа. Техника, мол, и даже одежда есть по сути своей протезы, и где можно, надо обходиться без протезов. Они и летают на своих крыльях, ежели где недалеко и спешить особо не надо. Вот в Москву, например, часто своим ходом летают.
– …С чего ты решил? Да где хотят и когда хотят летают, и ты их не увидишь, ежели сами не захотят. И никакие локаторы не увидят.
Как достигают? Вот этого я тебе не скажу, потому как сам не шибко понимаю. Про голографию слыхал чего-нибудь? Вот из этого же ряда, а подробней объяснить невозможно. Нету ещё в русском языке таких понятий, и ни в каком нету. Когда мне передают, я, стало быть, мыслеобразы-то ловлю, а толку чуть. Не доросли мы, вишь, до такого понимания, недалеко ушли от обезьяны-то.
Ты у них бусы видел? Да какие тебе стекляшки! Не украшения это – прибор маскирующего поля. А у них все приборы такие мелкие, с виду безделушка безделушкой. Громоздкость технических устройств, парень, это удел варваров, дикарей навроде нас с тобой.
Да что я тебе толкую – ты вот Ирку попроси-ка, она тебе всё это дело мигом продемонстрирует, небось не откажет в такой-то малости. Раз-раз – и нету, только вроде марева летнего там, где только что ангел был.
– … Кстати, и насчёт базы то же самое. С воздуха её не видать, хоть с высоты, хоть с бреющего. И посуху до базы кому попало не добраться.
Видал бревно на въезде? Моя работа, кстати. Шлагбаум что надо – не гниёт, почти не горит, и бензопилой пилить замаешься – цепь порвётся, так всё аккуратно устроено. Ежели шлагбаум всё же как-нибудь проскочить – вы там дальше лужу должны были заметить, долгую такую. Во-во, не простая это лужа, а ловушка хитрая с управляемым грунтом. Вы как проехали, ровно по асфальту мокрому? Так это Ирка, значит, ловушку заблокировала мысленно. Верно, и шлагбаум подняла она же – есть там такое устройство, для приёма мысленных команд, значит. И как только сил хватило, сердешной!
Да мы все её жалеем, не передать. Игорёк да Кио ей заместо братьев старших, Аня танцам в воздухе да петь учит, ихние песни и наши – не успокоюсь, мол, пока лучше меня петь не будешь, талант у тебя, у Ирки то есть.
Ну а про меня и речи нет. Она же мне вроде внучки, хоть и не родная, и даже роду-племени не нашего, человечьего. У меня же кроме них вот, почитай, и нет никого.
Ха, да вот не так давно, в прошлое-то её дежурство – сижу это я после исполнения службы, значит, передыхиваю. Ну и она рядом подсела. Сидим, молчим. И вспомнилось мне почему-то, как я дочку свою на спине катал, давно, до войны ещё, покуда все живы были. Представил так явственно, и чую – рядом Ирка всхлипывает, ручонкой своей меня по голове гладит, жалеет, стало быть. Тут уж и я её по головке давай гладить, каюсь, что расстроил девку. Так и сидим, жалеем друг друга. Вдруг она глазищами своими как заискрит, да и говорит мне открытым голосом: дед, а меня ты на спине покатаешь? Ни разу в жизни не пробовала! На Чалке и на Казбеке каталась, а так вот – нет. Я одурел сперва: я, говорю, старый человек, а ты межпланетный агент, оперативный сотрудник – не стыдно? А она уже в голос смеётся – стыдно, говорит, но уж очень хочется. Я же маленькая! Ну, и не смог отказать – провёз круг по двору, покуда не свалились оба от хохота. Вот такие тут порядки, особо когда Уэфа нету.
– … Да, отвлеклись мы. Так вот, ежели лужу-ловушку эту не заблокировать, то и танк не пройдёт. Завязнет насмерть, и лебёдкой никакой не вытащить. И объезда кругом нет, это уж я тебе как лесник гарантирую.
Пешком-то? Можно попробовать, ежели ума негусто. Только и тут не получится. По этой вот дороге даже если – мимо пройдёшь, не заметишь. Хитрая маскировка, опять же. Это вы вот с Иркой к воротам прямиком подкатили, потому как она маскировку-то сняла, стало быть. А так – дорога идёт по лесу, из ниоткуда в никуда, ищи на здоровье. Так и будешь гулять туда-сюда до посинения. А коли особо не повезёт, и выйдешь ты всё же прямо на базу – хватит тебя в лесу обморок, и проснёшься ты незнамо где. Откуда шёл, куда и с кем – непонятно. Так это будет выглядеть.
Ну и уж на совсем крайний случай – вот, к примеру, вчера (тьфу-тьфу, конечно), ежели бы бандиты какие раненую Ирку захватили, да дорогу пытать вздумали (здоровая-то она никому не далась бы, хоть и группе «Альфа», не та девка, ты не гляди на вчерашнюю оплошку) – так вот, на такой случай тут дендроиды внешней охраны имеются. Да, точно, навроде роботов. Не видал ты их, и скажи спасибо. По ночам писать под себя будешь! Здоровенные пни, на корнях ходячие. Да быстро так, пешему и не убежать! Вместо рук – сучья-крючья, по шесть у каждого. И не взять их ничем, ни автомат не берёт, ни граната любая. Скажу вам, ребята, по совести: ежели бы Ирка вчера не лопухнулась так, не забыла включить их после профилактики, значит, то нипочём бы не опознали вас, разве только численность установили, да и то приблизительно. Они бы на такую боль её моментально явились, а так как она была, почитай, в беспамятстве, то и заступиться за вас было бы некому. А ежели учесть к тому же, что на каждом парализаторы кругового боя установлены, плюс специальный прибор, как-то бишь: «для уничтожения быстролетящих и сильно бронированных объектов», то можешь быть спокоен – ни бандиты какие, ни даже дивизия спецназовская до базы не доберётся.
Только будет это, значит, страшным провалом. Вся работа за многие годы коту под хвост. Как Уэф повторять-то любит, мы сюда не воевать прибыли, а как раз наоборот.
– … А вот это, парень, вопрос из вопросов. На него тебе не только я, значит, никто толком не ответит – ни Уэф, ни даже Маша, а это, между прочим, прямая её специальность. Она ведь и есть ксенобиолог, Маша-то, а доктор – это по совместительству, кому, как не ей. Так вот, говорит она, Маша то есть, мне однажды, и вроде как со страхом даже – живу, говорит, Иваныч, я на свете уже вторую сотню лет, и чуть не с детства занимаюсь этой ксенобиологией, а взять в толк не могу – как из разных существ, предками у одних обезьяны, а у других твари летающие, навроде наших земных летучих лисиц, слыхал о таких? Да, из разных тварей получились вполне даже сходные существа. Весь генотип, говорит, чуть не наизусть помню у тех и других, а понять не могу. Вот Аня и Кио, те толкуют что-то о единых для всего сущего законах красоты. Ха, бывало, толкнёшь вопрос этот за столом, когда все соберутся, зимой в пургу, к примеру – всё! Можешь смело уходить, никто и не заметит. Спор до утра.
– … Вот чего они терпеть не могут, так это подлецов всяких и злыдней. Злобы ну совершенно не переносят. И здесь-то они зачем, как мыслишь? Да нет, обратно не понял ты, или я опять не так излагаю. Не затем, чтобы этот самый технический прогресс двигать. Цель ихняя – искоренить злобу и подлость всякую на Земле, навсегда и окончательно. Как Уэф мне разъяснял опять же, свободные и счастливые люди сами дойдут до всего, и гораздо быстрее, чем ежели им всякие железяки-компьютеры исподтишка подсовывать. И скажу тебе по секрету, парень – вот вам троим надо бы здорово над собой потрудиться, труху ненужную из души повытрясти. Михалыч ваш не в счёт, у него-то как раз всё в порядке, он мухи не обидит, даром что трупорез.
– … Всё, ребята, конец вопросам. Чую, Маша вас сейчас позовет, на процедуру, стало быть. Нет худа без добра – заодно и починитесь. Да, Маша, она к работе относится серьёзно, без ремонту вас не выпустит. А что, могут и зубы вырасти. Ха, жалко, лысых среди вас нету, вот бы диво, как через неделю-то в парикмахерскую заявились, хоть хлопцем кучерявым, хоть жгучим брюнетом – на выбор. Да нет, пожалуй, не станет она так-то, заметно уж больно. Но все внутренности в норму приведёт, это уж точно. Потом покормлю вас обедом – и до свидания. Ну, провожу до выезда. Хотя нет, Ирка и проводит, она же сегодня выходная, как пострадавшая. Да и обратно тоже – то ли ей лететь, то ли мне, старому, ногами топать. А дома соврёте, мол, машина сломалась. Ну, не мне вас учить. Выкрутитесь!
А на ваше спасибо наше пожалуйста. Ладно, скажу прямо. Вот твой, значит, допрос с пристрастием я выдюжил потому только, что повели вы себя как люди. Сами, значит, задавили, дак сами же и спасли. И героями себя не числите. Недаром Ирка-то в вас сразу души светлые под хламом всяким углядела. У них, у ангелов, на это дело глаз намётанный, почитай, врождённое чувство.
А вот и Маша. Что, пора? Ну ясно, по одному. Давайте вперёд, кто смелый!
* * *
Наш УАЗик резво катил по глухой лесной дороге. На заднем сидении, между мной и Михалычем, сидела Ирочка. Мы предлагали ей сесть впереди, но она отказалась.
Сказать по правде, на душе у меня было муторно. И я уже знал, почему.
УАЗ быстро съедал и без того недлинную дорогу. Ещё пара километров, и мы расстанемся.
Доктор Маша (я уже называл её только так) немного виновато объяснила нам, что, к сожалению, дорогу сюда мы все разом забудем, как только покинем лес. Психоблокада, или как там. Мы не обижались. Надо так надо.
Михалыч выглядел бодрее других. Он оказался в наибольшем выигрыше – доктор Маша играючи расправилась с его застарелым полиартритом и кучей других болячек. Но почему-то и он не выказывал особой радости.
Ирочка сидела притихшая, глядя в пол. Очень жаль, мне так хочется ещё хоть раз посмотреть в эти её удивительные глаза.
Она тут же подняла глаза и прямо взглянула на меня. Глаза в глаза. И нет у меня сил оторваться.
– А это правда, что кукушки никогда не строят гнёзд? – вдруг спросила она.
– Правда… – растерянно ответил я.
Ирочка перевела взгляд вперёд. Перед нами была та самая лужа-ловушка. Лёгкое движение бровью – и мы снова едем по мокрому асфальту.
– Вот и дед Иваныч мне то же твердит, – снова заговорила Ирочка. – А я не верю. Ведь не могут они все бросать своих птенцов? Ведь когда-то они вили собственные гнёзда? Это они потом так испортились. В процессе эволюции.
Мы в недоумении. При чём тут кукушки?
– А у людей тоже есть такие места, куда они подкидывают своих детей. Называются интернаты.
Мы все подавленно молчим. Что тут говорить?
УАЗ ползёт теперь, как черепаха по минному полю. Что-то не похоже на Эдика.
– Мама с папой часто спорят. Папа утверждает, что ещё далеко не всё потеряно, и не из таких положений выбирались. А мама говорит – необратимый процесс. Когда не хотят детей. Закон Элу-Лао, исключения неизвестны. Тем более для разумных. Надёжно, как ядерная война.
Теперь в пол не глядит только Эдик. Вынужден следить за дорогой.
– Дед Иваныч говорит проще. «Кто встал на путь кукушки – назад не вертается» – она вдруг коротко рассмеялась. – Он очень умный, дед, только, как любит повторять Коля-Хруст, «косит под лесоруба». Партизаном был, партизаном и остался.
Впереди показалось бревно-шлагбаум. Вновь лёгкое движение бровью – бревно с треском встаёт торчмя. Путь открыт.
– С мамой трудно спорить. Она специалист. А у папы нет аргументов.
УАЗ тормозит у развилки. Теперь и Эдик может позволить себе смотреть в пол. Так и есть – смотрит.
– Недавно мама заявила, что останется здесь, даже когда базу ликвидируют. Папа уточнил: если ликвидируют, и мама повторила – когда. Ввиду полной бесперспективности.
Наш славный экипаж молчит, как задушенный.
– А вот Иого говорит – сопротивление бесполезным не бывает.
Пауза.
– Я не верю, – вновь заговорила Ирочка. – Не может не быть исключений для такого закона. А мама говорит мне: попробуй, найди гнездо кукушки.
Она посмотрела на меня, и я зачем-то торопливо полез наружу, выпуская её.
Она выскользнула из машины удивительно легко, и крылья ей ничуть не мешали.
Вслед за мной на дорогу как-то неуклюже – наверное, по контрасту с Ирочкой – вылезли остальные члены нашего славного экипажа. Постояли, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Ладно, – вновь подала голос наша провожатая, – как говорят, долгие проводы – лишние слёзы. Спасибо вам за всё. Дорогу найдёте?
Слова эти разрушили немую сцену. Нестройно пробормотав слова прощания, наш славный экипаж вновь занял свои места, согласно штатному расписанию.
– Рома, давай! – Михалыч высунулся из полуоткрытой дверцы.
– Езжайте!
Михалыч понял. Захлопнул дверцу, и видно было, как что-то вполголоса сказал Эдику. Мотор завёлся, УАЗ плавно покатился, отъехал метров на полсотни и встал.
Я вновь смотрел на Ирочку. Сияние глаз. И лёгкое прикосновение губ – чуть щекотное, будто пёрышком. Как забудешь?
– А зачем забывать?
Улыбка грустная, и в огромных, всепонимающих глазах тоже плавает грусть. Как она не похожа сейчас на ту, утреннюю, смешливо фыркающую над стаканом молока. Уже не Ирочка – оперативный сотрудник Иолла, межзвёздный агент.
Она уже стояла рядом, и я вдруг почему-то встал на колени. Теперь её глаза были как раз напротив моих.
– Правда, так удобнее, – улыбнулась Ирочка. Мою шею обвили горячие ручки с недетски твёрдыми, настойчивыми пальцами. Сияющие глаза заняли всё моё поле зрения, и я ощутил на своих губах горячий, чуть не до крови, поцелуй. Ничего похожего на пёрышко.
– Извини, не вышло, – вновь улыбнулась она.
А я небритый, колючий. Вот интересно, возможны ли межпланетные браки? Господи, что за чушь лезет в голову, ведь она всё слышит!
Ну и пусть слышит. Ответь! Ответь же!
Она улыбается чуть виновато.
– Но ты-то веришь, что я найду гнездо кукушки?
Верю ли я? Да! Да! Ты найдёшь, я знаю!
– Спасибо…
Вновь поцелуй – долгий, тягучий. Как ей это удаётся? Ведь у неё такие маленькие губки!
Она смеётся. Отходит от меня. Шаг, второй, третий. Вот уже целых шесть шагов.
– Ты хотел видеть, как это делается. Смотри!
Она поворачивается ко мне спиной. С лёгким шелестом распахиваются огромные крылья. По перьям пробегает волна света, всё изображение вдруг начинает будто кипеть, пузыриться. Ещё миг, и вместо Ирочки дрожит знойное марево. Затем мощный вздох, меня обдаёт ветром – всё. Пусто.
– Прощай… – шепчу я.
– До свидания! – доносится с высоты.
До свидания? Ну конечно, до свидания! Какой я всё-таки олух! До свидания!
– Рома!... – Михалыч снова открыл дверцу.
Я повернулся и побежал. Дома меня ждала куча дел, и ещё придётся разбираться с начальством на предмет прогула.
Но я твёрдо знаю одно – наплевать мне на все психоблокады.
Я тоже найду своё гнездо кукушки.
Глава 2
Первый круг рая
Ночь на дворе. Тёплая июльская ночь. Таких роскошных ночей в нашей средней полосе – раз-два и обчёлся.
Я сидел у настежь распахнутого окна и глядел на переливающуюся огнями ночную Москву. Свет включать не хотелось.
Вот уже полтора месяца, как я вернулся с той рыбалки. Всё уладилось, круговерть повседневных дел завихрила и понесла. Но ночами всё всплывало.
Сияющая, затягивающая бездна глаз. И лёгкое прикосновение маленьких губ. Как пёрышком.
Нет, не так. Твёрдые, настойчивые пальчики. И поцелуй – чуть не до крови.
До свидания…
Первое время я пробовал бороться. Хватит! Мир вокруг прекрасен и удивителен, лето на дворе, девушки в сарафанах и мини-юбках. Надо жить, вот что.
Но каждую ночь повторялось одно и то же. Сияющая, затягивающая бездна лазурных глаз. И лёгкий, как пёрышко, поцелуй. И твёрдые, настойчивые пальчики.
Я пробовал разозлиться. Колдунья, воспользовавшаяся своей способностью к гипнозу, сгубила добра молодца на корню. Инопланетный агент, вот она кто. Умный, натасканный агент. Безжалостный и беспощадный.
И понимал уже всю тщету своих жалких усилий. Перед глазами стояла тоненькая девчонка, даже ещё не подросток. Только с крыльями.
Злобный инопланетный агент, смешливо фыркающий поверх стакана с молоком. Катающаяся верхом на старом леснике, покуда оба не валятся от хохота. И потемневшие от незаслуженной обиды глаза, закушенная нижняя губка: «Да как вы все могли такое подумать!!!»
Июль уже перевалил за середину, когда я понял – моё дело дрянь. Я ещё как-то справлялся со своими служебными обязанностями, но дома всё валилось из рук. Я уже не помышлял о плотских удовольствиях. Может быть, будь я человеком семейным, или даже имей я постоянную добрую подругу, я бы выкарабкался. Но я в свои двадцать пять был человеком одиноким – так сложилось. И шансов вылезти у меня не было.