Люк аппарата открывается, по пандусу прямо в нашу комнату важно шествует зеленый человечек в ярко-синем комбинезоне, за ним циклопической глыбой высится биоробот Иван. На лице биоробота вежливая улыбка, которую немного портят выпирающие изо рта острые стальные иглы ядовитых клыков.
«Ты хотел нас о чем-то спросить? Я с удовольствием тебе отвечу. Все равно ты никому не расскажешь»
«Нет. Ты не сможешь»
«Почему? Да, вы выиграли ту партию, проклятые пернатые твари. Партию, но не игру»
«Вы проиграете и следующую. Вы будете проигрывать раз за разом, потому что вы мертвецы, не желающие признавать свою смерть. Вы ничего не сумеете, потому что вам, в сущности, ничего не надо»
У зеленого человечка нет мимических мышц, и его лицо по-прежнему бесстрастно, но я ощущаю, что он улыбается. И уже совершенно открыто-насмешливо ухмыляется Иван.
«Нет, биоморф, ты не прав. Мы очень хорошо умеем убивать. Уж это-то мы сумеем. И твоя самочка тоже умрет»
Он медленно поднимает руку, и в гибких пальцах сиреневым металлом отливает рубчатый цилиндр плазменного разрядника. Я не могу пошевелиться.
«Не судят только победителей. Проигравший всегда платит. На этот раз проигравший – ты»
Ослепительная вспышка пронзает меня, и в довершение кошмара биоробот Иван взрывается со страшным грохотом…
– … Проснись, проснись же!
Ирочкины огромные глаза прямо передо мной. Я судорожно хватаю ее, стискиваю в объятиях.
– Мне снился сон…
– Ты называешь это сном? Я же все видела, Рома. Если такие сны будут сниться тебе часто…
Я ощущаю, как она расстроена.
– Видимо, даже самая крепкая человеческая психика имеет предел прочности. И мамы здесь нет, вот беда… Как же ты будешь работать в службе внешней безопасности?
На улице грохочет ночная гроза, молнии разрывают мрак ослепительными вспышками. Ливень хлещет по прозрачным полосам жалюзи, опустившимся откуда-то сверху, отрезав наше жилище от буйства стихии.
– Я знаю, что делать. Я бабушке пожалуюсь, вот что.
* * *
– … Хочешь орешков?
Тонкие руки моей жены так и порхают над столом, и я любуюсь ею. Призрачные лучи Великой звезды пронизывают ее, кажется, насквозь, и она вся светится – вспыхивают крохотными золотыми искорками кончики пушистых ресниц, золотом сияют кудрявые волосы, и настоящей радугой сверкают белоснежные крылья. Мой ангел. Моя Ирочка. Да, да, конечно, само собой, ее настоящее имя – Летящая под дождем, но я так привык к ее земному имени, что наедине она для меня только Ирочка, и никак иначе.
Она розовеет от удовольствия – чувствует мое любование – озорно сверкает лазурными глазищами.
– Тебе необходимо как следует подкрепиться, мой бывший хищник. Я крепко на тебя рассчитываю. Во всех смыслах.
Ночная гроза освежила воздух, смыв банное тепло. И приснившийся мне ночной кошмар кажется теперь далеким и нереальным. Да был ли он?
Мы завтракаем на самом краю северной комнаты, ничем не огороженной. Более того, даже боковые стены втянулись куда-то внутрь, так что мы сидим теперь как бы на огромном балконе, метра на три выступающем за край башни. Отличное место – можно увидеть одновременно закат Великой звезды и восход солнца. Цветы в высоких вазонах светятся, радужно переливаются в предутреннем сумраке. Потолок тоже светится пепельным ночным светом, не нарушающим очарования колдовской ночи. Великая звезда стоит низко, на глазах опускаясь к далекому горизонту, готовясь уступить место настоящему солнцу. Да, солнцу, хотя оно, разумеется, называется иначе. Ну и что? Для здешнего мира эта звезда и есть солнце – светило, дающее этому миру свет, тепло и жизнь. Чего еще? Ведь и мама – это мама, как бы ее ни называли на разных языках.
«Непривычно спать урывками»
«Ничего, привыкнешь. Когда я попала на Землю, я тоже поначалу не могла привыкнуть к вашим бесконечным ночам. А уж зимой…»
«А у нас ведь бывают еще и полярные ночи, немного севернее»
«Вот именно. Знаешь, когда за окнами завывает снежная буря… Мне казалось порой, что ожили наши древние сказки про Мир Холодного Мрака»
«Интересно, как такие сказки могли возникнуть на вашей распаренной планете? У вас тут и снега-то нигде не бывает»
«Все же иногда бывает, ночами очень высоко в горах, там растут высокогорные черные леса, устойчивые к холоду. Возможно, эти легенды пошли оттуда. А вообще-то точно никто не знает, ведь этим сказкам тысячи лет»
Низенький столик завален снедью. Фрукты, орехи, съедобные стручки и прочая зелень непривычного вида. Впрочем, присутствуют еще яйца, причем двух видов – Ирочка заказала-таки. Когда успела? Одни мелкие, размером с вишню – их едят сырыми. Второе яйцо, размером со страусиное, покоится в вазе – верхушка срезана, торчит ложка. Всмятку сварено, понятно.
– Не нравится? До чего же ты капризен, радость моя! Извини, но о расчлененных трупах животных тебе придется позабыть, так что привыкай.
Я снова вздыхаю. Нет, все понятно, и я не в претензии. И между прочим, мясо, даже вареное, ужасно отвратительно на вкус. А уж жареное или копченое… Да, в этом я убедился на собственном опыте – еще тогда, на Земле, вскоре после перевоплощения, я попробовал съесть кусочек сервелата, и меня чуть не стошнило. Да, мама Маша была права – ангелу мясо противопоказано. Но не так-то просто отвыкнуть, когда за плечами у тебя тысячи поколений хищных предков.
Ирочка смеется, гладит меня по лицу. Видит мои страдания, телепатка.
– Бедняжка, как тебе тяжко. Ну возьми розовый гриб, он питательный, не хуже мяса. Попробуй, тебе понравится. Или вот, – она протягивает мне крупный фиолетовый плод, напоминающий помидор.
Я беру его, надкусываю. Терпкий сладковато-маслянистый вкус, в середине «помидора» длинная черная косточка. Ничего, есть можно.
Я наблюдаю, как Ирочкины пальчики щелкают четырехгранные местные орешки, вылущивая их из некоего подобия нашего земного ячменного колоса, только увеличенного до неприличных размеров. Да, все тут другое. Я снова обвожу взглядом убранство комнаты – ничего лишнего, только на стенах висят разные красивые штуковины, да пол покрыт мягким пушистым ковром, способным менять цвет. Сейчас он бледно-розовый, под цвет утренней зари, которую мы сейчас встречаем.
Я снова встречаю Ирочкин взгляд, в глубине которого таится смех.
«Ты прав. Спать на полу вредно, от этого снятся кошмары. Нам срочно нужен диван»
«Разве в Раю есть диваны?»
«Нет, так будут. Предоставь это дело мне»
* * *
Вот это да-а!
Нет, я по натуре человек довольно-таки ироничный, устойчивый к сантиментам типа «сю-сю». Но это… Нет, здешний восход – это что-то.
На Земле рассвет зреет неторопливо, незаметно для глаза. И я подсознательно приготовился к чему-то подобному.
Великая звезда еще не опустилась за горизонт, а на востоке небо уже стремительно светлело, наливалось огнем, и вот уже полнеба занимает алое зарево невиданного вселенского пожара, давя призрачный колдовской свет ночного светила. Вдруг в том месте, где вот-вот должно было взойти солнце, вспыхнула радуга. Еще, еще! Концентрические радуги нанизывались одна на другую, и вдруг огненный шар, раздутый толщей влажной атмосферы, торжествующе всплыл над горизонтом, на глазах теряя первозданную красноту, наливаясь ослепительным жаром, заливая весь мир потоками золотого горячего света. Небо почти мгновенно приобрело яркую голубизну.
«Здорово! Нет, это просто здорово!»
«Нравится?»
«Да. Вот это уже определенно да, без всяких размышлений. Знаешь, я понял…»
«Что именно?»
«Понял, почему вы именно такие. На этой планете разумные существа просто обязаны были стать ангелами. Видя каждый день такую красоту, невозможно быть злобной кровожадной тварью. Чтобы стать ею, необходимо жить в смрадных продымленных пещерах или бетонных джунглях»
Моя жена прижимается ко мне.
«Ты все понимаешь. Ты же совсем все понимаешь! Какая я счастливая!»
Я нахожу ее губы…
Порыв ветра, сильный толчок, и на голову мне с размаху опускается Нечаянная радость. Ну это уже свинство!
«Не сердись на него, он еще маленький и глупый» – Ирочка осторожно отцепляет зверька от моих волос. – «Когда он подрастет, я научу его так не делать»
Да? Хорошо бы… Очень хотелось бы сберечь шейные позвонки…
«Зверь прав, и я присоединяю к нему свой голос. Солнце уже высоко. Наступает время второго завтрака»
Ирочка смеется.
– Нет, ты действительно рассчитываешь на ежедневное четырехразовое питание? Или вообще пятиразовое? Первый и второй завтрак, ленч и файв-о-клок? И все в течении четырех часов?
Все верно – в языке ангелов есть три соответствующих слова-понятия: «завтрак», «ужин» и «перекус на лету», он же «беспорядочное питание». И никаких файв-о-клоков.
* * *
Стены сияют розовым перламутром, и розовым светится потолок, и только ковер на полу белоснежный, с плавающими в глубине размытыми разноцветными огоньками. Длинный низенький стол, сильно напоминающий среднеазиатский дастархан, уставлен блюдами и корзинками, полными всевозможных фруктов – я раз семь летал за ними в близлежащий лесок и возвращался, пыхтя от натуги, с полными авоськами. Ирочка хозяйничала дома, настраивая визуальный образ стен, пола и потолка, затем по ее требованию «домовой» извлек откуда-то из недр кухни вот этот раскладной стол, посуду… Хорошая хозяйка всегда всю подобную черную работу делает сама, не напрягая своего мужа. Мне осталась лишь самая умственная работа – переноска тяжестей, вот этих самых фруктов.
Да, сегодня у нас большой визит Ирочкиных родственников. Великий визит, если учесть присутствие прабабушки и прадедушки. Я уже начал привыкать, что тут все великое. Великая цивилизация, Великая звезда, Великий спящий…
– Великая скромность, – смеется моя супруга. Подслушала мои мысли, телепатка…
– Слушай, как мне обращаться к твоим?..
Ирочка пожимает плечами.
– Как обычно, по именам. Мою прабабушку зовут (певучее слово) Ночная тайна. А прадедушку Летящий поперек, – она вдруг фыркает. – Знаешь, уж кому-кому, а ему это имя очень подходит!
– А твою бабушку? Которая в аэропорту…
– Это была пристань для пароходов, разве ты не заметил?
– Не придирайся, я оговорился. Ляпнул, по обыкновению.
– Нечеткость фраз отражает нечеткость мышления, мой милый. В службе, куда ты идешь работать, тебя быстро отучат ляпать. Жалко, честно говоря, – она прижимается ко мне .– Я уже привыкла…
Да уж. Я как-то забыл, что меня берут в местную НКВД.
Ирочка отстраняется, и я даже чувствую некий пробежавший по телу холодок…
– Слушай, что я тебе скажу. Если ты не хочешь сразу же сильно обидеть своих новых коллег, никогда не называй службу внешней безопасности подобными словами. В земном отделе, куда тебя пригласили, очень хорошо знают, что такое НКВД и гестапо.
– Ладно, учту, – я полон раскаяния, и Ирочка смягчается.
– Ладно, мой хороший. Ты спросил, как зовут мою бабушку? Ее зовут Летящая под дождем. Иолла, короче.
– Не понял.
Она смеется.
– Чего ты не понял? Ты полагал, что в целом мире Иолла я одна?
Я несколько секунд размышляю.
– Возможно, твое имя носят и другие. Я даже догадываюсь, что тебя назвали так в честь бабушки – такое и у людей не редкость. Но то, что в целом мире ты такая одна, бесспорно.
Ее глаза близко-близко.
– Наверное, ты прав, мой любимый ангел. Да и какая я теперь уже Иолла? Я давно уже твоя Ирочка…
Долгий, тягучий поцелуй.
* * *
Нет, все-таки лучше пусть была бы человеческая гулянка. Там что – гармонь пополам, сапоги всмятку, морда вдребезги. Все просто. А тут… Вот, пожалуйста, все смеются. И подумать лишнего нельзя. Трудно мне, понятно?
«А никто и не обещал тебе, что будет легко. Все, что я тебе обещала, мой милый – мы всегда будем вместе»
«Этого достаточно. А все остальное – мелкие детали»
– Позволь дать тебе совет, Победивший бурю, – Ирочкина бабушка Иолла говорит вслух, то есть поет и щебечет, – Ты все время стесняешься своих мыслей. Не надо. Я лично не увидела еще ничего отвратительного в твоих мыслях и чувствах. Думаю, все со мной согласятся.
– Да он нормальный парень, – это Ирочкин братец Федя-Фью, он сегодня присутствует со своей супругой. – Кто сказал, что все люди – кровожадные дикари? Ничего похожего. У него ни сабли с пулеметом, ни каменного топора.
Между прочим, так себе шуточка, еще похуже моих. Но все смеются. Я давно заметил, что все ангелы смеются весьма охотно. Веселый народ.
Братец Федя наклоняется ко мне, щурит глаз.
«Ну, если быть совсем уж точным, есть у тебя в голове кое-какие глупости, от которых не мешало бы избавиться. Но главное – это твоя любовь. Я рад за тебя и за Иоллу. А все остальное – дело времени»
«Спасибо… шурин»
– Иолла, – вдруг вслух говорит прадедушка, – спой, пожалуйста.
За столом становится тихо. Иолл здесь сейчас две, но я понимаю – просьба обращена к моей жене. Она пару секунд думает. Встряхнула кудряшками, рассмеялась.
– Тебе отказать не могу, прадед.
Она неожиданно становится очень серьезной. Молчит несколько секунд, и вдруг…
До этого я только раз слыхал, как поют ангелы. Да, это было тогда…
…Пламя костра, разложенного прямо на густом травяном ковре во дворе старого скита. Взвивающийся, нечеловеческий мотив Поминальной песни.
«Тебе лучше уйти, Рома» – Ирочка не прекращает пения, говоря со мной. Она смотрит на меня прямо, в огромных глазах, кажущихся сейчас темными, мерцают отблески костра. Я растерянно смотрю на нее. В чем я провинился?
«Тебе лучше уйти, человек» – я вздрагиваю. Они все смотрят на меня, и в глазах пляшет огонь. – «Ты ни в чем не виноват. Но сейчас – уходи!»…
Нет, сейчас ничего похожего. Песня льется потоком, широко и привольно. Да, я знаю, что ангелы в состоянии сделать тембр голоса практически любым – так совершенен их голосовой аппарат, это не примитивные голосовые связки обезьяны, слегка доработанные эволюцией. Но это все теория, сухая и бесполезная. Разве можно описать такое?..
А песня уже сменилась, и тембр голоса другой. Словно наяву я вижу восход солнца – кольцевые радуги, нанизывающиеся одна на другую, и огненный шар, торжествующе всплывающий над миром, наливающийся ослепительным золотым жаром. Сопутствующий видеоряд, еще один фокус телепатии. Я хорошо понимаю слова, но сейчас они не имеют значения – я завороженно слушаю, как поет моя жена, и тело наполняется радостным восторгом ожидания. Песня Восхода, ей уже больше тысячи лет…
А песня уже взвивается, взлетает ввысь, и я будто ощущаю свист ветра, бьющего в лицо, и упругую силу, вздымающую меня ввысь. Песня Восходящего Потока, стремительная и радостная, как сам полет.
И снова пение Ирочки меняет окраску, а голос – тембр. Снова песня льется широко, привольно. Мне даже слышатся голоса многочисленных обитателей здешнего леса, шум ветра в густых кронах деревьев. Песня Джунглей…
Новая песня. Плавно, медленно струится она, и я будто наяву вижу сгущающиеся прямо из воздуха полупрозрачные полотнища тумана в свете Великой звезды. Песня Ночного Тумана, одна из их лучших колыбельных, чувствую-ощущаю-понимаю я. Как я все это понимаю? Потом, потом…
Новая песня, и я уже почти физически ощущаю хлещущие в лицо, по разгоряченному телу и по крыльям струи яростного ливня. Крылья отяжелели, тысячи водяных нитей тянут вниз… Быстрее, надо просто лететь быстрее!
Как называется песня? И я тут же улавливаю чей-то ответ.
«Летящая под дождем»
Ирочка вдруг резко обрывает песню.
– Все, родственнички мои. Устала.
Они сидят еще пару секунд молча.
– Сестренка, ты молодец… – это ее брат. – И почему ты не пошла в певицы? У тебя же талант, а ты его зарыла…
– Поду-умаешь! – к Ирочке уже вернулась ее обычная насмешливость. – Зато я откопала такое сокровище, алмаз бесценный! – она прижимается ко мне, накрывает мою спину развернутым крылом, без тени смущения. – В нем было почти семьдесят тысяч доллей, пока мама его не обтесала!