– Плохо дело? – спросил ари.
Рик кивнул.
Ари наклонился и стал рассматривать пол пещеры.
«Чего это он?» – удивился Рик.
Гость поворошил пальцами россыпь мелких камней, выбрал парочку, предварительно подбросив каждый на ладони, и пошел в глубь пещеры. Там достал из рюкзачка носки и запихнул в каждый по камню. Совершив это странное деяние, ари взял носки возле резинок, покрутил ими в воздухе.
«Это он кистень сделал! – догадался Рик. – Ловко!»
– Держи. – Ари протянул носок Рику.
– У меня нож, – сказал Рик.
– С ножом надо подбираться вплотную, – возразил ари. – Не всегда получается.
Рик взял носок.
– Бей в висок! – посоветовал ари. – Или в ухо. В затылок не цель – соскользнет.
– Ладно, – сказал Рик и прислонился к стене.
Так они просидели до поздних сумерек. Перед тем как покинуть пещеру, упаковали содержимое карманов и сумок. Попрыгали, проверяя, не звенит ли что. Ари делал это не хуже Рика, и вахмистр в очередной раз задумался над тем, кого послала ему судьба. После думать стало некогда – предстояло действовать. Диспозицию и план они обсудили перед выходом. Внизу, в долине, горели костры, они преграждали дорогу к спасительному лесу. Спускаться по осыпи было безумием. Стоит камню покатиться из-под ноги – и противник тут как тут. По корням сосны они взобрались наверх, прошли вдоль обрыва (часового здесь уже не было) и спустились по знакомой Рику тропинке. Затаились за кустом, осматриваясь. Костров впереди полыхало пять – каждый в сотне шагов от другого. Возле каждого трое или двое врагов, а возможно, и никого. Очхи могли схитрить: разжечь костры для привлечения внимания, оставив поддерживать огонь пару солдат, а остальными силами ждать беглецов на вероятных путях отхода. Рик, например, так бы и сделал. Он не стал бы зажигать огонь вовсе – пользы от него никакой. Дозорного пламя ослепляет, в то время как его самого из темноты видно замечательно. Очхи костры зажгли: здесь, на чужой территории, им страшно. Этим надо воспользоваться.
Рик подал знак ари. Тот достал припасенный камень и что есть сил швырнул его в сторону осыпи. Руки у ари были длинные, силы хватало – камень улетел далеко и упал, как гром в ночной тиши. Затем покатился вниз, стуча и подпрыгивая.
Долина отреагировала мгновенно. Сразу несколько теней метнулись на звук, послышались крики. Рик воспользовался смятением, неслышно скользнул к ближайшему костру и бросил в пламя горсть патронов. Трюк придумал ари, он же предложил его исполнить, но Рик запретил. Одежда у ари была недостаточно темной, а его странные ботинки (ари назвал их кроссовками) – и вовсе светлые. Риск был велик – у костра мог кто-то остаться, но в этот раз рискнуть стоило. Рику повезло – никто не встретился. Едва он вернулся к кусту, как взорвался первый патрон.
Выстрел в ночи, особенно нежданный, – это всегда страшно. Если твои нервы напряжены, если ты ждешь нападения врага, то удержаться от ответной стрельбы невозможно. Ибо кажется, что враг рядом и метит именно в тебя. Долина озарилась вспышками ответных выстрелов, разом выдав расположение сил очхи. Высоко над головами беглецов пропела шальная пуля, затем вторая… В костре грохнул очередной патрон, и стрельба, начавшая стихать, возобновилась. Рик и ари выбрались из-за куста и заскользили в обход фронта противника. Таиться более не стоило. Выстрелы притупляют слух стрелка, вспышки его ослепляют. Опасаться, что беглецов разглядят или расслышат, не приходилось.
Они беспрепятственно миновали линию костров и побежали, почти не таясь. Ари двигался справа от Рика – шагах в десяти, вахмистр едва различал его силуэт. Странные ботинки ари, в отличие от сапог Рика, ступали почти неслышно. Темная гребенка леса вырастала на глазах и скоро заняла полнеба. Рик собрался облегченно вздохнуть, но тут впереди отчетливо клацнул металл.
– Стой! Кто идет?
Рик замер.
Попались глупо! Сообразить, что очхи выставят часового у леса, следовало раньше. Он думал, у Союза не найдется храбрых солдат маячить у опушки, но такой нашелся. Своих командиров очхи боятся больше, чем веев.
– Стой! Стрелять буду! – крикнул солдат, и Рик рухнул на землю.
Вспышка выстрела ослепила его, над головой прожужжала картечь. Затвор «скорпиона» смачно клацнул, выбросив гильзу, и дослал в ствол новый патрон.
«Все!» – подумал Рик.
При вспышке выстрела очхи разглядел его. Во второй раз не промахнется. Ответить Рик не успеет – ружье за спиной.
«Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешного!» – подумал Рик, закрывая глаза.
Впереди раздался глухой удар, затем шум падающего тела.
– Рик! – послышался знакомый голос. – Это Илья! Ты живой?
– Да! – ответил Рик, вскакивая.
Когда он подбежал, Илья снимал с недвижимого очхи патронташ и штык-нож. Получалось это у него на удивление споро.
– Держи! – Илья сунул Рику «скорпион».
Хотя обстановка совершенно к этому не располагала, Рик едва не задохнулся от радости.
– Чем ты его? – спросил, глядя на труп.
– Этим! – Илья показал самодельный кистень и вытряхнул из него камень. После чего сунул носок в карман. – У тебя сохранился?
Рик достал самодельный кистень. С ним Илья проделал ту же процедуру.
– Запасная пара! – пояснил. – Другой нет.
«Труп» у их ног замычал и пошевелился.
– Добью! – сказал Рик, доставая нож.
– Брось! – остановил Илья. – Не опасен. Надо спешить!
– Теперь не догонят! – возразил Рик, но нож спрятал.
* * *
– Все? – спросил Ливенцов, закрывая блокнот.
– Так точно! – доложил Рик.
– Вспомнишь еще что, сообщи.
– Слушаюсь, господин есаул!
– Да не тянись ты, вахмистр, – сказал Ливенцов. – Не в строю. Где поместим гостя?
– Если не возражаете, – Рик облизал губы, – у меня.
– Понравился?
Рик кивнул.
– Приятный человек, – согласился есаул. – Забирай! Но с одним условием, – Ливенцов поднял палец, – будешь приглядывать. Внимательно! Что говорит, как себя ведет, чем интересуется.
– Вы думаете?..
– Думать – моя обязанность, вахмистр! Приказ ясен?
– Так точно! – щелкнул каблуками Рик.
Ливенцов позвонил в колокольчик.
– Пригласи задержанного! – велел заглянувшему вестовому.
Появившийся вскоре Илья положил на стол начальника листок бумаги.
– Вы немногословны, – заметил Ливенцов, пробежав глазами текст.
– Отвык писать от руки, – сказал Илья. – Тем более карандашом.
– Попросили бы перо…
– Его я сроду не держал. В кино видел, но, как этим пишут, не представляю. Если б клавиатура…
– Ладно, – сказал Ливенцов. – На сегодня достаточно. Отдыхайте.
Когда вахмистр с ари ушли, есаул снял трубку телефона.
– Петроград! – бросил в микрофон.
Дождавшись ответа телефониста, Ливенцов продиктовал номер и стал ждать.
– У аппарата! – раздалось в наушнике.
– Здравия желаю, господин подполковник! – отчеканил есаул.
– Это ты, Гордей? – На другом конце зевнули. – Не надоело еще? Может, по стойке «смирно» стоишь?
– В соответствии с уставом внутренней службы, – сказал Ливенцов, улыбаясь в усы, – подчиненный приветствует начальника пожеланием ему здравия и обращается по титулу, а за неимением такового – по званию…
– Брось! – прервали на другом конце провода. – Устав я читал. Что у тебя?
– Проходчик.
– Объявился! – Голос подполковника зазвенел радостью. – Иван Павлович?
– Другой.
– Вот как… – Собеседник мгновение помолчал. – Что с Ненашевым?
– Умер, если верить заявлению нового.
– А этот кто?
– Дальний родственник и наследник.
– Он посвящен в дело?
– Нет.
– Как он обнаружил проход?
– Утверждает, что случайно.
– Гм! – сказал собеседник.
– Вот и я так думаю! – сказал Ливенцов.
– Как он оказался у тебя?
– Тертышкин привел.
– Рик? – изумился собеседник. – Почему он? Мы же условились: за проходчиком его не посылать!
– Я не питал надежды увидеть Ненашева – год скоро, как сгинул. Когда в последний раз прощались, выглядел плохо. Тертышкин – лучший дозорный в отряде, а Союз в последнее время зашевелился. Вот я и подумал…
– Не верь после этого в судьбу… – вздохнул подполковник. – Вдруг это не случайность?
– Хочу заметить, Яков Сильвестрович, – голос Ливенцова стал строгим, – всякий сговор с вахмистром я исключаю!
– Я тоже, – успокоил подполковник. – Я о другом. Как они встретились?
– Вахмистр заметил незнакомца в долине. Там почему-то оказался и полувзвод Союза, который перехватил проходчика. Он, однако, сумел отбиться, после чего сбежал с помощью вахмистра. Они спрятались от погони в пещере, дождались ночи. Очхи выставили заслон, но они сумели прорваться и к полудню добрались до станицы. Убили или ранили нескольких очхи, принесли трофейное оружие.
– Красота! Тертышкин романов, часом, не пишет?
– Не замечал. Вахмистру я верю.
– А проходчику?
– Ну… – замялся Ливенцов.
– Так! – отозвался собеседник. – Поподробнее!
– Он молод, образован, хорошо развит физически. Со слов Тертышкина, великолепно владеет оружием и знает приемы рукопашного боя. Вахмистр считает, что обязан ему жизнью.
– Что говорит сам проходчик?
– Утверждает, что служил в Российской армии – в общей сложности семь лет. Принимал участие в боевых действиях. Вышел в отставку в чине прапорщика, получив диплом юриста.
– Логично. Что тебя смущает?
– Как изволили заметить, слишком красиво. Ранее в долине не замечалось так много очхи. А тут как по заказу! К тому же, как утверждает вахмистр, они явно кого-то ждали.
– Что еще?
– Он мне нравится.
– Ага! – сказал подполковник.
– Вызывает симпатию, ему хочется верить.
– Засланец из Союза?
– Очень может быть.
– Как выглядит?
– Чистокровный ари.
– Проверить нетрудно. Подключим ИСА.
– Когда вас ждать?
– Утром.
– Успеете?
– У меня, да будет тебе известно, личный поезд. Не видел?
– Нет.
– Именным указом выделили. Приеду, похвастаюсь. Как сын?
– Приедешь, похвастаюсь!
– Ты все о своем?
– У меня третий, между прочим! Где твои?
– Кто в трезвом уме и памяти выйдет замуж за начальника Корпуса жандармов? Мы же изгои! Разве сумасшедшая какая. В связи с чем вопрос: зачем мне сумасшедшая?
– Не увиливай! – сказал есаул.
– От тебя увильнешь! Засланца где поместил?
– Тертышкин присматривает.
– Ну и славно! Пусть думает, что ему поверили. Расслабится… До встречи, Гордей!
– Жду! – сказал есаул и повесил трубку.
После чего вновь перечитал записи в блокноте и объяснение засланца. Отложив их в сторону, взял со стола темно-красную книжицу, пролистал.
– Князев Илья Степанович, – прочел вполголоса и вздохнул: – Красивое имя! Кто, интересно, придумал?
5
Станица выглядела прянично-сказочной. Аккуратные, срубленные в чистый угол дома, ухоженные дворы, подсыпанные гравием улицы с кюветами по обеим сторонам; но главное – сады! Они окружали каждый дом. Яблони и вишни, раскинув ветви, тянули их через заборы, будто приглашая любоваться. Сады цвели: пышно и торжественно. Бело-розовая кипень окружала дома, те стояли, будто в сугробах, и сугробы эти пахли нежно и зазывающе. Мне вдруг отчаянно захотелось жить в этом месте: выходить с рассветом из дому, улыбаться проснувшемуся солнцу и идти по росе навстречу жизни.
Рик остановился у крайнего дома и отворил калитку. Мы не успели сделать и десятка шагов, как из дома вылетело и повисло на шее вахмистра визжащее существо. Рик существо обнял, чмокнул в щеку и поставил на землю.
– Где ты был? – затараторило существо. – Еще вчера ждала! Не знала, что думать!
– Ула! – сказал Рик укоризненно. – Я не один.
Существо умолкло и уставилось на меня. Теперь я смог его разглядеть. Это была девчонка, совсем еще юная, с круглым миловидным лицом. В ее чертах сквозило сходство с Риком: такие же серые глаза, вздернутый нос и упрямый подбородок. Уши девушки были скрыты под волосами, но я не сомневался, что они такие же, как у вахмистра. Девчонка смотрела на меня, не отрываясь, и я замер, не зная, что предпринять.
– Моя сестра Ула, – поспешил на выручку Рик. – А это Илья, он погостит у нас.
– Здравствуйте! – сказал я.
Она не ответила, все так же буравя меня взглядом.
– Ула! – окликнул Рик.
Она нехотя повернулась.
– Дай нам поесть и затопи баню!
Ула кивнула и побежала в дом. Мы составили ружья к стене, умылись и пошли в дом. Стол к нашему приходу успели накрыть: густой борщ дымился в глиняных мисках, хлеб, нарезанный толстыми ломтями, высился горкой. Рик перекрестился на икону в углу, я повторил, и мы сели на лавку. Деревянные ложки лежали у мисок, мы, не сговариваясь, набросились на еду. В последний раз перекусить нам довелось в пещере, и было это вчера. Борщ был чудо как хорош: наваристый, щедро заправленный сметаной и обжигающе острый. Миски опустели мгновенно. На смену явилась каша. Гречневая крупа упрела в печи, для нее не пожалели масла – каша так и таяла во рту. Ула, подав миски, отошла к печи и продолжила меня разглядывать. Рик это заметил.
– Ула! – сказал он сердито. – Мы не в церкви, а Илья не икона! Как там баня?
Она фыркнула:
– Топится! – и выбежала.
Запив кашу холодным молоком, мы вышли во двор. Рик достал кисет. Я курю редко – под настроение, сейчас как раз был такой случай. Рик насыпал в папиросную бумажку резаный табак, свернул и, дав мне лизнуть край, заклеил самокрутку. Мы сели на лавочку у крыльца и закурили, пуская в воздух белесый дым. Когда огонек обжег пальцы, я бросил самокрутку в ящик с песком, как раз для того и предназначенный, и встал.
– Ружья почистить! – напомнил Рик.
Возиться с грязным железом было лень, но Рика обижать не хотелось – меня накормили. Рик принес ветошь и ружейное масло, я вздохнул и взялся за дело. Рик действовал сноровисто, у меня получалось хуже – отвык. Пока я занимался одним ружьем, Рик справился с двумя. Причем, как я заметил, трофей он чистил с особой любовью. Это казалось странным. Ничего особенного в ружье не было – обычный гладкоствол. От знакомых мне систем он отличался наличием крепления для штыка. Зачем штык помповику, я не представлял, но спрашивать не рискнул. Не знаешь чужих порядков, помалкивай – целее будешь.
Прибежавшая Ула унесла ружья в дом. Обратно появилась с полотенцами и чистым бельем.
– Для вас белья нет, – сказала мне виновато. – У Рика размер другой.
– Не беда, – откликнулся я и полез в рюкзачок.
В штабе его перетряхнули, но вещи не тронули. Оставили даже ружье, велев, правда, разрядить. Запасные трусы оказались на месте, как и освобожденные от камней носки. Камни носкам не понравились – один разорвался, второй был в пятнах.
– Я постираю. – Ула забрала носки. – И заштопаю.
Я пожал плечами: в кроссовках можно и на босу ногу; женщины, к примеру, так и ходят. Мы с Риком направились в глубь сада, где над крышей баньки дымилась труба. Баня не протопилась, но ждать мы не стали. В парной было тепло, вода в котле согрелась – чего еще? Печь-каменка и железный котел здесь были такими же, как в бане у деда. В этом мире все было похожим: дома, одежда, речь; только выглядело все как в историческом фильме. С одной поправкой: фильм сняли в Голливуде по сценарию выходца из Айовы. Режиссер, естественно, вырос в Айдахо. Два глубоких знатока России объединились, чтобы сотворить сей шедевр. В их представлении именно так жили русские. Строили дома, топили бани, шили мундиры и платья до пят. Из картины выпадали только имена. В американском фильме Рика звали бы Иван, а фамилия у него была бы Чехов. Улу величали бы Наташей, и роль ее доверили бы молодой Кински, потому что, по мнению режиссера, у этой немки славянское лицо…
Мы посидели на полке до обильного пота, потом взяли деревянные шайки. Нашлись мыло и мочало, в предбанник мы выбрались розовые и чистые до скрипа кожи. Пока мы плескались, одежду мою почистили, кроссовки оттерли от грязи. Не приходилось сомневаться – работа Улы. Сестра у Рика оказалась замечательной.
Эта мысль нашла подтверждение в доме. Стол снова накрыли. На этот раз его украшала бутылка с прозрачной жидкостью, два стакана и тарелка с нарезанным салом.
– После бани укради, но выпей! – подмигнул мне Рик. – Генералиссимус Суворов заповедал.