Принято выделять монархическую и республиканскую формы правления, монархию и республику (греч. μοναρχία – «единовластие», лат. res publica – «общее дело»). Монархии обычно делят на абсолютные и ограниченные, а последние на «дуалистические» и парламентские. Республики – на парламентские, президентские и смешанные, т. е. президентско-парламентские и парламентско-президентские.
Разница между монархией и республикой как будто совершенно очевидна. Монархия предполагает принадлежность верховной власти наследственному (наследующему по закону, по обычаю или по воле предшественника) правителю или правящему роду и отбираемому из него правителю. А в республике власть принадлежит некоему коллективу, который может охватывать как крайне узкий круг лиц, так и все взрослое дееспособное население (всю нацию). Этот коллектив осуществляет власть непосредственно или передает ее осуществление в тех или иных пределах и объемах своим представителям – выборным правителям и др. Такой коллектив уместно называть электоральным (электоратом). Также иногда указывают, что при монархическом правлении источником власти провозглашается Бог или боги, а поэтому монархи либо объявляются избранниками Бога или воплощениями богов, проводниками божественной воли, либо сами обожествляются. В то время как при республиканском правлении источником власти выступает соответствующий коллектив.
Однако такое разграничение при обращении к опыту государственного строительства, хоть исторического, хоть современного, оказывается относительно условным.
Во-первых, были и есть выборные монархии. Достаточно вспомнить Византийскую империю[11], Священную Римскую империю и Речь Посполитую. Из современных следует упомянуть Малайзию. Известны и многочисленные прецеденты выборов правителей в монархиях, не относившихся к выборным – в случаях пресечения династий и т. п. У нас выборными царями были Борис Годунов, Василий Шуйский и Михаил Федорович. Выборность обычно влечет обязательства и ответственность перед электоратами (пусть даже монархи не считаются их представителями), хотя бы и теоретически, а значит, исключает принадлежность монарху всей верховной власти, исключает собственно единовластие.[12]
Во-вторых, в порядке вещей ограничение власти монархов со стороны выборных (и невыборных) представительных органов, признание последними прав на престол, санкционирование вступления на престол или легальное свержение монархов. Речь идет не только о современных ограниченных монархиях, но и об исторических феодальных и сословно-представительных монархиях (на Руси были удельно-вечевые и самодержавно-соборная монархии). В более ранние эпохи власть монархов ограничивалась и народными собраниями. Нельзя забывать и о роли религиозных организаций и духовенства, часто ограничивавших светских правителей и порой даже конкурировавших с ними (папство в средневековые времена).
В-третьих, наследственное правление может быть установлено в республике. Во Франции наследственная императорская власть вводилась дважды: один раз по решению представительного органа (в 1804 г. Сенат вверил государство консулу Наполеону Бонапарту), другой раз посредством референдума (в 1852 г. большинство французов проголосовало за восстановление императорской власти, и президент Луи-Наполеон Бонапарт был провозглашен императором). В основанном в 1867 г. Северогерманском Союзе конституционно предусматривалось наследственное президентство королей Пруссии. Это не мешало объявлять Союз республикой. Здесь также нужно напомнить о случаях референдумного «подтверждения» монархического правления, «республиканского переучреждения» монархии (в Норвегии в 1905 г., в Люксембурге в 1919 г., в Бельгии в 1950 г.) Сейчас есть государства, в которых источником и носителем власти конституционно провозглашаются нации и одновременно во власти сохраняются монархи, правильнее сказать «носители монархических титулов». Я имею в виду Бельгию, Испанию, Швецию, Японию и др. Иными словами, элементы республики и монархии легко сочетаемы.
В-четвертых, многие века Бога или богов и электоральные коллективы, в том числе общины, сословия, нации, не противопоставляли друг другу. В Ирландии и многих мусульманских республиках и сейчас на конституционном уровне провозглашается верховенство божественной воли над волями наций. Кроме того, опыт церковно-государственного строительства породил не только специфические монархии (Святой престол, княжества-епископства), но и специфические республики (православная монашеская республика Святая Гора Афон, католические монашеско-рыцарские ордена).
Примечания
1
24 октября 1648 г. в Мюнстере и Оснабрюке были подписаны мирные договоры, поставившие точку в Тридцатилетней войне, в которую были вовлечены, кроме прочих, Священная Римская империя, ее субъекты (Бавария, Саксония и пр.), Швеция, Франция, Дания, Испания. Принято считать, что с Вестфальского мира также начинается история суверенитета как правового института. Международную систему, основанную на суверенном равенстве называют «вестфальской». Хотя в действительности те договоры в первую очередь отражали интересы победителей – Франции и Швеции, которые территориально приросли за счет Империи. От нее также были окончательно отторгнуты Швейцария и северонидерландские провинции. Субъекты Империи существенно расширили свою самостоятельность, но были связаны обязательством не заключать договоры, входящие в противоречие с императорскими интересами и т. д.
Вообще история становления института суверенитета – это цепочка сложных и довольно противоречивых исторических событий, включающая не только Тридцатилетнюю войну и Вестфальский мир, но и многовековую централизацию европейских государств, включая Русь, сопряженную с борьбой с универсалистскими проектами императоров и римских пап (и борьбу этих проектов), Реформацию и религиозные войны, а затем Французскую революцию, революционные и наполеоновские войны, Венский конгресс и т. д.
2
По Шмитту, государство может приостанавливать действие права в силу своего права на самосохранение. Правопорядок – производен от порядка, а порядок определяется властью суверена. Сущность суверенитета состоит в монополии политических решений. Суверен не нуждается в праве на создание нового правопорядка. Он устанавливает порядок, он создает и гарантирует ситуацию в целом, в ее тотальности. Лучше всего это демонстрируется при чрезвычайном положении. Шмитт резонно замечал, что если юриспруденция и политология не в состоянии адекватно объяснить чрезвычайную ситуацию, то они тем более не в состоянии объяснить большее – динамику политической и правовой ситуации в государстве в целом.
3
Соответствующее положение закреплено в Конституции России – в ч. 1 ст. 3.
4
В «шмиттовской» чрезвычайной ситуации правитель или правители объективно обязаны при необходимости выйти за рамки действующего правопорядка ради сохранения государства-суверена. «Законничество» (следование нормам, уже неэффективным и неприменимым) будет не просто неуместным, но прямо преступным.
5
Конечно, понятие суверенитета было известно не всегда. Как и собственно понятие государства. В аграрную эпоху государство зачастую непосредственно персонифицировал правитель (правители). Подчас государство рассматривалось как личная собственность правителя, и он распоряжался им соответственно. Точнее, то, что мы сейчас определяем как государство, рассматривалось как личная собственность.
Правители, имевшие соответствующий ресурс, так или иначе претендовали на независимость, самостоятельность, верховенство. Например, в средневековой Европе помимо империи (каролингской, а затем Священной Римской) были королевства, частично или полностью от нее независимые. Во Франции при Филиппе IV Красивом (1285 – 1314 гг.) даже был сформулирован принцип rex in regno suo imperator est («король есть император в своем королевстве»).
6
В международном праве различается официальное признание де-юре, выражающееся в первую очередь в установлении дипломатических отношений (обмене дипломатическими представительствами и пр.), признание де-факто, как правило не влекущее установление дипломатических отношений, реализуемое путем участия признаваемых субъектов в международных конференциях, многосторонних договорах, международных организациях и признание ad hoc – временное или разовое признание.
7
Показательно, что в процессе против бывшего президента Югославии и Сербии Слободана Милошевича в Международном уголовном трибунале по бывшей Югославии обвинение опиралось на «Конвенцию Монтевидео», доказывая государственный статус Хорватии в октябре 1991 г. – мае 1992 г., т. е. между вступление в силу Декларации о независимости бывшей югославской республики и ее принятием в ООН. Таким образом обосновывался международный характер югославо-хорватского конфликта. Судьи согласились с обвинением. Между тем Хорватия самопровозгласилась в нарушение Устава ООН, фиксирующего принцип территориальной целостности государств. Другое дело, что это беззаконие было легитимировано решением о ее принятии в Организацию. В любом случае до мая 1992 г. Хорватия формально не являлась государством.
8
Тезис о том, что членство в ООН является «квалифицирующим» признаком формального государства находит свое подтверждение применительно к Израилю, который состоит в Организации при том, что не признается большинством арабских и мусульманских государств.
9
Провал референдумов по утверждению Евроконституции (в Нидерландах и Франции в 2005 г.) и Лиссабонского договора (в Ирландии в 2008 г.) привел к консервации «промежуточного» статуса ЕС.
10
Это бы усложнило, «утяжелило» описания правления, не добавив ничего по сути.
11
В Византии не было нормативного порядка престолонаследия. Не было даже сколь-либо внятной доктрины преемственности. Теоретически считалось, что император (с VII в. василевс) избирается знатью, духовенством, армией, народом и может быть избран любой, кто этого достоин. На практике императоры сами нередко назначали своих преемников, используя в том числе институт соправления. Т. е. после смерти правителя вопрос о преемстве не вставал в принципе: один правитель умер, но жив другой. Назначение соправителей и наследников могло оформляться избирательной процедурой, точнее процедурой утверждения или даже одобрения выбора, сделанного императором. Подобной процедурой мог обставляться и захват власти.
12
Карл I/V из дома Габсбургов, один из самых могущественных правителей в истории Запада, объединивший под своей рукой Арагон, Кастилию, Неаполь, Германию, при коронации императором Священной Римской империи в 1520 г. услышал от курфюрстов: «Помни, что этот трон дан тебе не по праву рождения и не по наследству, а волей князей Германии».