Руки хватают канистру. Вонь дизельного топлива заглушает запах крови. Струя заливает разбитое лицо, шею, волосы. На тело кидают горящую зажигалку. Огонь вспыхивает мгновенно. Фиолетовое пламя, которое тут же становится красным. И вдруг человек выпрямляется: это ящерица. Огромная ящерица, чья острая пасть торчит из-под капюшона, а когтистые лапы – из-под рукавов джеллабы…
Лионель Касдан проснулся с бешено колотящимся сердцем. Он все еще чувствовал запах пылающего полотна, а вместе с ним – кошмарный смрад обугленной плоти и паленых волос. Ему понадобилось несколько минут, чтобы понять: треск пламени – не что иное, как телефонный звонок.
– Алло?
– Это я.
Воркующий голос патологоанатома Рикардо Мендеса:
– Я тебя разбудил?
– Ага. – Он взглянул на часы: четверть девятого. – И правильно сделал.
– По статистике, старики спят на четыре часа дольше, чем мужчины среднего возраста.
– Отвянь.
– Ты не в духе – это тоже типично для стариков. Ладно. Я собираюсь на боковую. Всю ночь возился с твоим чилийцем. Хочешь узнать наше заключение?
Касдан приподнялся на локте. Страх таял в его крови.
– Короче, – продолжал Мендес, – я подтверждаю то, что говорил тебе вчера. Остановка сердца, вызванная резкой болью, причиненной острием, введенным в оба ушных отверстия. Главная новость – это его исходное состояние.
– Что ты называешь исходным состоянием?
– У клиента были проблемы с сердцем. Оно носит характерные следы инфаркта. Сердечная мышца красноватая, испещрена полосками. Детали я опускаю. Мотор у него уже останавливался. Несколько раз.
– И о чем это говорит?
– Обычно подобное состояние сердца свидетельствует об излишествах: курево, выпивка, жратва… Но артерии у твоего Гетца – как у юнца. Ни малейших следов злоупотреблений.
– Следовательно?
– Я склоняюсь к предположению, что речь идет о коротких остановках сердца, о спазмах коронарных сосудов, вызванных сильным стрессом. Невыносимым страхом. Мучительной болью.
Касдан потер лицо. Он снова способен мыслить трезво. Кошмар с запахом паленой свинины рассеялся.
– Гетц побывал в лапах чилийской хунты. Его пытали.
– Это могло бы объяснить рубцы на сердце. И кое-что еще.
– Что?
– Шрамы. На члене, туловище, руках и ногах. Но особенно на члене. Над ним мне еще придется потрудиться. Рассмотреть шрамы под микроскопом, чтобы точно определить их возраст. И подумать, чем их нанесли.
Касдан молчал. Он вспомнил о причине смерти Гетца: боли. Между мученическим прошлым и обстоятельствами его гибели существовала связь. Чилийские палачи вернулись, чтобы казнить его?
– И последнее, – продолжал Мендес. – Твой подопечный перенес операцию по поводу спинномозговой грыжи. Был установлен протез французского производства. По марке и серийному номеру я могу выяснить, где сделана операция.
– Зачем?
– Чтобы убедиться, что клиент приехал во Францию под тем же именем. – Мендес раскатисто засмеялся. – С этими иммигрантами надо держать ухо востро!
– Ты что-то говорил об исследовании слухового органа в больнице Мондора.
– Ответ пока не получен.
– А твой эксперт из больницы Труссо?
– Ей я еще не дозвонился. Надеюсь, тебе не взбредет в голову завалиться туда, с твоей-то зверской рожей? Это ведь детская больница, там полно глухих детишек, им и Рождество не в радость.
Касдан повесил трубку и потянулся в постели. Ему вспоминались фрагменты сна. Он читал книги о мире сновидений, в том числе Фрейда. Имел общее представление о механизмах сна. Сгущение. Замещение. Символизация. За этими бессвязными сценами всегда кроется сексуальное желание. Что же прячется за зверской расправой, которая снится ему уже не первый десяток лет? Армянин потряс головой. В его-то возрасте! Кого он пытается обмануть, принимая кошмарное воспоминание за обычный страшный сон. Он поплелся в ванную. Вот уже три года, как он жил в бывших служебных комнатушках под самой крышей дома на углу улицы Сент-Амбруаз и бульвара Вольтера. Первую комнату он купил здесь в 1997-м, для сына. Позже, в 2000-х годах, ему предложили еще три, соседние. Он приобрел и их, отремонтировал и привел в порядок, надеясь сдать внаем и получить прибавку к пенсии.
Но судьба распорядилась иначе. Умерла жена, Нарине. Сын уехал. И в квартире на площади Балар, где прошли последние двадцать лет жизни, он остался один. Тогда он предпочел перевернуть страницу и перебраться в эти смежные комнатушки, еще пахнувшие свежей краской. Что еще нужно одинокому человеку, если, конечно, он не против постоянно ходить через комнаты. И еще скошенные потолки. Стоило Касдану пересечь некую боковую линию, как ему приходилось склонять голову. Половину времени он проводил в согбенном положении, что, по его мнению, прекрасно передавало унизительность жизни на пенсии.
Стоя под душем, он размышлял о расследовании. Обычно по утрам он держался раз и навсегда заведенного распорядка. Подъем. Поездка в Венсенский лес. Бег трусцой. Зарядка. Возвращение домой. Завтрак. До одиннадцати – просмотр газет. Потом, до двенадцати, бумаги, Интернет, почта. Обед. Во второй половине дня он занимался «делами» всевозможных армянских ассоциаций, которые сам на себя и взвалил. И которые никому не были нужны. Даже ему самому. Наконец, в четыре часа он, с «Парископом» в кармане, брел в Латинский квартал в поисках доброго старого фильма. Ему случалось добираться до самой Синематеки, крупнейшего в мире киноархива, который зачем-то перевели на окраину, в Берси.
Выйдя из ванной, он посмотрелся в зеркало. Шапка коротких седоватых волос только подчеркивала резкие черты, никак не желавшие расплываться. Глубокие морщины, словно прорисованные ножом. Огромный носище, настоящая скала, от которой вниз спускаются горькие складки. И посреди этого сурового пейзажа – единственное исключение, серые глаза, похожие на озерца. Оазисы его пустыни Тенере.
Он вернулся в спальню. Оделся. Зашел на кухню и принял утренний коктейль. Капсулу депакота-500 и таблетку семплекса-10. За сорок лет лечения ему никогда по-настоящему не хотелось узнать, как действуют лекарства, которые он поглощает. Но одно он понял: депакот – нормотимик, регулятор настроения. Семплекс – антидепрессант нового поколения. Вместе они таинственным образом позволяли ему держаться на плаву.
В свои шестьдесят три года Касдан наслаждался относительным покоем. В области психиатрии он испытал все. Депрессии. Галлюцинации. Бредовые состояния. И чем только не лечился. Превратился в ходячий медицинский справочник Видаль. Тералит и анафранил в семидесятые годы. Депамид и прозак в восьмидесятые. Не считая нейролептиков, которые он глотал горстями во время обострений циклотимии. Тех периодов, которые еще называют острым психозом. В течение десятилетий препараты совершенствовались, их действие становилось более точным. Без побочных эффектов. И это вовсе не было роскошью.
Он приготовил себе кофе. По старинке. Смолол зерна. Сварил в капельной кофеварке с фильтром. От капсульных машин он отказался после того, как в выдержанном в теплых тонах бутике улыбающиеся продавщицы предложили ему получить членскую карту, заполнив анкету с вопросами о его интимных пристрастиях. Тогда он ответил, что хочет просто пить хороший кофе, а не вступать в секту. Он на дух не переносил общество потребления, помешавшееся на рекламных акциях и бонусных картах. Общество шкурное, мелочное и трусливое, в котором вершиной риска считается смотреть, как твой лучший друг закуривает сигарету, а величайшим счастьем – делать рождественские покупки, расплачиваясь одними подарочными купонами. Он улыбнулся. Сказать по правде, он уже мало что переносил. Мендес верно подметил: быть не в духе – «типично для стариков».
С чашкой кофе Касдан уселся за письменный стол и развернул документ, которым хотел заняться в первую очередь. Расписание, составленное Гетцем для своего дружка. Надев очки, он прочитал список. Органист работал как проклятый. Кроме армянского собора он сотрудничал с еще тремя парижскими храмами: с Нотр-Дам-дю-Розер на улице Реймон-Лоссеран в Четырнадцатом округе, Нотр-Дам-де-Лоретт на улице Флешье в Девятом округе, церковью Святого Фомы Аквинского на одноименной площади в Седьмом округе. Касдан выделил маркером их координаты. Чтобы успокоить своего любовника, Гетц заботливо пометил имена всех ризничих и капелланов, к которым следовало обращаться в экстренных случаях. Касдану оставалось только засесть за телефон, а потом обойти церкви.
Кроме того, музыкант давал частные уроки фортепиано по всему Парижу. Касдан поморщился. Придется наведаться в каждую семью. Нет, хватит и простого звонка. Но нельзя исключать ни одной возможности. Даже интимной связи с учеником, убийства из ревности или мести разгневанных родителей.
Он снова сложил список. Сунул его в карман джинсов. Прежде чем начать обход, ему предстояло обзвонить много народу. Начал он с Пюиферра из службы криминалистического учета.
– Ничего новенького насчет нашего органиста?
– Нет. Все «пальчики» на галерее принадлежат жертве. Ничего другого не нашли. А единственная сенсация тебе уже известна: отпечаток «конверса». – Он замолчал, листая свой рапорт. – Ах да… вот еще кое-что. На галерее обнаружены фрагменты дерева. Мелкие осколки, щепки.
– Порода дерева?
– Пока не могу сказать. Я отправил их в Лион, в лабораторию. По-моему, это частицы органа. Должно быть, Гетц цеплялся за него во время драки.
Касдан представил себе место преступления. Корпус с трубами. Клавиатуру. Пюиферра ошибается. Поверхности нетронуты. Ни царапины. Дерево не оттуда.
– Ты отправил рапорт?
– Сейчас отправляю.
– По электронке?
– Мейлом и почтой.
Выходит, от его форы ничего не осталось. Теперь Верну вызовет в комиссариат всех мальчишек в кроссовках. Добьется ли он большего, чем Касдан? Нет. Зато поймет, что тот уже попытал счастья, и наорет на него по телефону.
– Ты мне позвонишь, когда получишь результаты?
– А то. Мне сегодня ночью такой анекдот рассказали. В общем, Супермен встречает на крыше небоскреба Чудо-женщину, и…
– Я уже слышал. Перезвони мне.
Касдан набрал номер ЦОСТП – Центральной операционной службы технической поддержки. Там работает с десяток парней, которые ставят на прослушку квартиры подозреваемых. У них больше общего с бригадой, устанавливающей кабельную связь, чем с отделом высоких технологий. Расположена ЦОСТП в городишке Шене семьдесят восьмого департамента.
Касдану ответил один из старых знакомых, Николя Лонго:
– Чего тебе, старичок?
– Узнать насчет прослушки. Вильгельм Гетц. Пятнадцать-семнадцать по улице Газан, Четырнадцатый округ.
– А в чем дело?
– Мужика пришили. Я нашел в квартире вашу игрушку, установленную над занавесками.
– Первый раз слышу.
– Похоже на вашу контору. Звукосниматель прямо над карнизом.
– Зачем ты суешься в эти дела?
– Его нашли мертвым в моем приходе, в армянском храме.
– Он армянин?
– Нет, чилиец. Наличие жучка доказывает, что он был объектом наблюдения. Я хочу знать, в связи с чем. И какой судья дал санкцию на прослушку.
– А ты сам на кого работаешь?
– Я уже пять лет на пенсии.
– Так я и думал.
– Ты сможешь проверить?
– Поговорю с ребятами. Но если речь идет о чилийце, я бы на твоем месте скорее обратился в контрразведку. Или в Главную военную разведку.
Лонго прав. Вполне вероятно, что это дело рук МИДа. Хуже не придумаешь: служа в полиции, Касдан не раз пересекался с ними, и всегда в атмосфере соперничества, если не враждебности. От них он никакой информации не получит.
Он набрал еще один номер. Старинного приятеля, который перешел в отдел розыска беглых подозреваемых. Прежде Ложье-Рюстен работал в наркоотделе. Все звали его Рюстином.
Касдан дозвонился ему на мобильный. Узнав его голос, полицейский расхохотался:
– Как ловится рыбка, пенсионер?
– Я как раз насчет нее и звоню. Крупной рыбы.
– Только не говори, что еще не наигрался в сыщика.
– Один вопрос. Ваш отдел работает в обоих направлениях?
– Ты о чем?
– Вы разыскиваете и французов, сбежавших за границу, и иностранцев, скрывающихся во Франции?
– Ну, у нас есть договоренности с другими европейскими полициями.
– У тебя есть сведения о военных преступниках?
– Скорее наш конек – бандиты, серийные убийцы, педофилы.
– Ты не мог бы взглянуть?
– А кто тебе, собственно, нужен?
– Чилийцы. Пособники режима Пиночета. Парни, на чей арест выписана санкция, а они окопались во Франции.
– Чили малость далековато от Шенгенской зоны. Даже не знаю, существует ли у нас с ними договоренность о юридической взаимопомощи.
– Их, вероятно, разыскивает не чилийское правосудие. Ордер может исходить из другой страны. Из Испании, Великобритании, Франции. Жалобы поступают из стран, чьи граждане пропали в Чили. Многие из жертв были выходцами из Европы. Потому-то Пиночета и прихватили в Лондоне. Ордер о задержании подписали в Мадриде.
– Спасибо за лекцию, старик, но, по правде говоря, все куда сложнее. Потому что твои парни остаются чилийцами. И чтобы их преследовать, нам нужен договор с Чили, а не со страной, подающей жалобу. Дошло?
– Но проверить-то ты можешь!
– Имена у тебя есть?
– Нет.
– Описания?
– Какое там.
– Думаешь, мне больше заняться нечем, как только за призраками гоняться?
– Вчера был убит чилиец. Политический беженец. Он якобы собирался выступить свидетелем против своих палачей. Все, о чем я тебя прошу, – взглянуть, есть ли в списках хоть кто-нибудь из этих мерзавцев.
– Забавно, что ты спрашиваешь меня о Чили.
– Почему?
– Меньше часа назад один из наших сотрудников получил запрос, касающийся как раз этой страны. Одну минуту.
Касдан терпеливо ждал. Рюстин заговорил снова:
– Запрос поступил от Эрика Верну, первое подразделение судебной полиции. Знаешь такого?
– Он дышит мне в затылок. Полицейский, которому официально поручено это дело. Перезвони мне как можно скорее.
– Я потолкую с коллегой. Вместе мы добудем информацию сегодня же.
– Можно мне получить ее раньше Верну?
– Не зарывайся, Касдан.
Он отключился. Имя легавого из судебной полиции указывало на два факта. Во-первых, дело осталось у капитана. Во-вторых, легавый в бомбере не отказался от версии о политическом следе.
Армянин встал и натянул куртку. Прежде чем обходить церкви, надо пополнить знания.
11
«Личное дело Пиночета».
«Золото диктатур».
«Недостижимая авторитарная демократия».
«Пиночет против испанского правосудия».
«Двадцать лет безнаказанности».
«Кондор»: теневой заговор»…
В книжном Чили со своими политическими потрясениями занимал целых три полки. Две из них были отведены Пиночету и его диктатуре. Касдан выбрал самые интересные книги, спрыгнул с приставной лесенки и направился к лестнице, ведущей на первый этаж.
Он находился в подвале своего любимого книжного магазина «Арматтан» на улице Эколь, 16. Магазин специализировался на африканской тематике и казался выстроенным из книг, ровным слоем покрывавших его стены. Книжные перегородки были так высоки, что каждому покупателю предоставлялась приставная лестница, чтобы добраться до нужных полок.
Касдан заплатил в кассе кругленькую сумму и с грустью вспомнил счастливые времена, когда служебные расходы ему возмещала полиция. Выйдя на улицу, он жадно втянул воздух. Книжный располагался в самом конце улицы Эколь. Здешние здания словно замыкали Латинский квартал, открывая другие районы: улицу Монж, ведущую куда-то вверх, магазин фортепиано «Амм», выступающий вперед, как форштевень пакетбота, последние артхаусные кинозалы…