В итоге выиграет Верховная Жрица. Деймон знал это. Осталось очень немного Краев, на которые еще не пала тень разложения. Аскави лег под Хейлль много веков назад. Демлан остался единственным Краем в восточной части Королевства, который из последних сил боролся с разросшимся влиянием Верховной Жрицы и пока оставался свободным. И на западе еще сохранилась жалкая горстка незначительных стран, избежавших западни.
Еще сто лет, двести от силы – и Доротея достигнет своей цели. Тень Хейлля накроет все Королевство, и она станет единственной Верховной Жрицей, единовластной правительницей Террилля, который некогда называли Королевством Света.
Деймон магией уничтожил сигарету и застегнул рубашку. Ему еще нужно ублажить Мариссу, дочь Марис, прежде чем наконец можно будет отправиться спать.
Он не прошел и нескольких шагов, как почувствовал прикосновение чужого разума, требующего уделить ему внимание. Деймон отвернулся от дома и последовал за мысленным зовом. Он уже знал, кого сейчас увидит, – не узнать этот специфический запах спутанных мыслей и несвязных образов было просто невозможно.
Только вот что она здесь делает?
Подергивание прекратилось, когда Деймон достиг небольшого леса в дальнем конце садов.
– Терса? – тихо позвал мужчина.
Кусты неподалеку зашуршали, и в его запястье вцепилась костлявая рука.
– Сюда, – прошептала Терса, таща его за собой по тропинке. – Паутина слишком хрупка и непрочна…
– Терса… – Деймону почти удалось увернуться от низко висящей ветки, но она все-таки хлестнула его по лицу и зацепилась за рукав. – Терса…
– Тише, мальчик, – сурово оборвала его женщина, таща Деймона за собой.
Тогда он сосредоточился на том, чтобы избегать веток и не спотыкаться о корни деревьев. Стиснув зубы, мужчина заставил себя не обращать внимания на потрепанное, изорванное платье, едва прикрывавшее ее костлявое тело. По всей видимости, Терса голодала. Дитя Искаженного Королевства, она обезумела, видя мир через призму серой, призрачной завесы, через осколки того, чем когда-то была. Опыт подсказывал, что, когда Терса сосредоточивалась на плетении своих видений, бесполезно напоминать ей о столь приземленных вещах, как еда, одежда или теплая постель.
Они достигли небольшой опушки, где плоская каменная плита покоилась на двух других, установленных вертикально. Деймон на мгновение задумался о том, было ли это творением природы, или же Терса устроила здесь небольшой алтарь.
Плита оказалась пустой, если не считать деревянной рамы, удерживавшей спутанную паутину Черной Вдовы. Деймон, почувствовав себя весьма неуютно, потер запястья и приготовился ждать.
– Смотри, – приказала Терса. Она щелкнула ногтем большого пальца левой руки по ногтю указательного, и над тем показался острый кончик. Затем Терса уколола средний палец на правой руке и капнула кровью на каждую из четырех основных нитей, удерживавших паутину на раме. Кровь проворно побежала сверху вниз и снизу вверх. Когда капли встретились в середине, шелковые нити паутины засияли.
Перед рамой появился дымчатый вихрь и превратился в хрустальную чашу.
Она была совсем простой. Большинство мужчин назвали бы ее невзрачной. Деймон же счел, что чаша весьма красива, элегантна и гармонична. Но его притягивало к самодельному алтарю ее содержимое.
Черная клубящаяся дымка, прорезаемая молниями, вмещала силу и мощь, которые раздражали все нервные окончания, волной прокатывались по позвоночнику и в поисках освобождения разжигали огонь в паху. Перед Деймоном предстала расплавленная сила в чистом виде, разрушительная и дикая, настолько опасная, что разум не мог осознать этого… и он стремился к ней всем своим существом.
– Смотри! – повторила Терса, указывая на край чаши.
От края сосуда к основанию бежала трещина не шире волоса. По мере того как Деймон не отрываясь смотрел на хрустальную чашу, раскол углубился, стал заметнее.
Дымка в кубке начала кружиться. Тонкий свившийся стебель силы скользнул сквозь хрусталь к ножке чаши.
Она слишком хрупкая, подумал Деймон, глядя, как сосуд покрывается трещинами. Хрусталь не мог удержать такую силу.
И только тогда он пригляделся внимательнее.
Трещины появлялись снаружи и проникали внутрь, а не шли изнутри. Получается, чаше и силе, содержащейся в ней, угрожало что-то извне.
Деймон невольно содрогнулся, наблюдая за тем, как сила капля за каплей утекает в основание сосуда. Это определенно было видение. Он не мог изменить его. Однако все его существо разрывалось на части от желания сделать хоть что-то, обернуть чашу своей собственной силой, защитить ее, сохранить.
Деймон, не удержавшись, потянулся к чаше.
Она разлетелась на части, едва он успел прикоснуться к гладким бокам, осыпав самодельный алтарь острыми осколками хрусталя.
Терса подняла то, что осталось от чаши. Слабая дымка по-прежнему кружилась на дне сосуда с неровными, изломанными краями. Большая ее часть была заключена в основании.
Предсказательница грустно взглянула на Деймона:
– Внутреннюю паутину можно порвать, не разбив чашу. Можно разбить чашу, не порвав внутреннюю паутину. Они не могут коснуться внутренней паутины, но чаша…
Деймон облизнул пересохшие губы. Он не мог подавить дрожь.
– Я знаю, что внутренняя паутина – это еще одно название нашей Сущности, Сердца, которое может открыть или закрыть источники внутренней силы. Но я не знаю, что представляет собой чаша.
Ее рука дрогнула.
– Терса – это разбитая чаша.
Деймон закрыл глаза. Разбитая чаша. Разбитый разум. Она говорит о своем безумии.
– Дай руку, – велела Терса.
Потрясенный увиденным, Деймон повиновался беспрекословно, протянув женщине левую руку.
Терса схватила ее, притянула к себе и полоснула по запястью острыми, изрезанными краями чаши.
Деймон зажал рану другой рукой и, пораженный, молча уставился на предсказательницу.
– Чтобы ты никогда не забыл эту ночь, – пояснила Терса дрожащим голосом. – Этот шрам останется навсегда.
Деймон перевязал рану платком.
– А почему этот шрам так важен?
– Я уже сказала. Чтобы ты не забыл. – Женщина обрезала нити спутанной паутины разбитой чашей. Когда порвалась последняя, и сосуд, и сплетенная Терсой сеть исчезли. – Я не знаю, случится ли это наверняка или только может произойти. Многие нити в этой паутине остались для меня невидимыми. Пусть Тьма наделит тебя храбростью, если она тебе понадобится – когда она тебе понадобится.
– Храбростью сделать что?
Но женщина уже шла прочь.
– Терса!
Та обернулась, посмотрела на Деймона, произнесла три слова и исчезла.
У Деймона подогнулись колени. Он повалился на землю, хватая ртом воздух и содрогаясь от страха, тисками сжавшего внутренности.
Каким образом одно связано с другим? Никак. Никак! Он ведь будет там – надежная опора, защитник…
Но где именно?
Деймон заставил себя дышать ровно и спокойно. Это главный вопрос. Где.
Уж точно не при дворе Марис.
Деймон вернулся в дом только поздним утром, измученный и грязный. Запястье болело, немилосердно гудела голова. Он едва добрался до террасы, когда дочь Марис, Марисса, выбежала из зимнего сада и встала перед ним, уперев руки в бока и уставившись на мужчину взглядом, выражавшим нечто среднее между раздражением и похотью.
– Ты же должен был прийти вчера в мою комнату, но не сделал этого! Где ты был? Ты весь грязный! – Она качнула плечиком, глядя на Деймона из-под пушистых ресниц. – Ты очень непослушный. Придется тебе зайти в мою комнату и объясниться.
Деймон протиснулся мимо нее:
– Я устал и иду спать.
– Ты сделаешь, как я велела! – Марисса грубо схватила его между ног.
Деймон стиснул ее запястье так быстро и с такой силой, что девушка оказалась на коленях, всхлипывая от боли, еще не успев сообразить, что произошло. Он продолжал сжимать ее руку до тех пор, пока кости не затрещали. Тогда Деймон одарил Мариссу холодной, презрительной усмешкой:
– Я не «непослушный». Непослушными бывают только маленькие мальчики. – С этими словами он оттолкнул Мариссу и перешагнул через ее распростершееся на каменных плитах тело. – А если ты еще хоть раз посмеешь так прикоснуться ко мне, я оторву тебе руки.
Он шел по коридорам к своей комнате скользящей походкой хищника, зная, что слуги поспешно шарахаются от него, а в воздухе разливается запах жестокости.
Ему было все равно. Деймон вошел в комнату, сорвал с себя одежду, опустился на постель и уставился в потолок невидящим взглядом, не решаясь закрыть глаза, потому что каждый раз, когда осмеливался сделать это, он видел разбившуюся хрустальную чашу.
Три слова. Она наконец пришла.
3. Ад
Когда-то он был Соблазнителем, Палачом, Верховным Жрецом Песочных Часов, Князем Тьмы, Повелителем Ада.
Когда-то он был консортом Кассандры, великой Королевы, Черной Вдовы, носившей Черный Камень, последней Ведьмы, ходившей по Королевствам.
Когда-то он был единственным в истории Крови Верховным Князем, носившим Черный Камень, которого боялись – из-за природной жестокости и силы, которой он обладал.
Когда-то он был единственным мужчиной, принадлежащим к Черным Вдовам.
Когда-то он правил Краем Демлан в Королевстве Террилль и одноименной территорией в Кэйлеере, Королевстве Теней. Он был единственным мужчиной, который, стоя у власти, был не обязан отвечать перед Королевой за свои действия, и, не считая Ведьмы, единственным человеком Крови, в чьем ведении находились одновременно два Края в двух Королевствах.
Когда-то он был женат на Гекате, Жрице Черных Вдов, аристократке, происходившей из одного из Ста Семейств Хейлля.
Когда-то у него было двое сыновей, Мефис и Пейтон. Он играл с ними, рассказывал сказки, читал книги вслух, лечил ободранные колени, обучал мальчиков Ремеслу и Закону Крови, делился с ними своей любовью к этой земле, а также к музыке, искусству и литературе, приучал их брать все, что могли предложить Королевства, – для того, чтобы учиться, а не воевать. Он научил их танцевать на балах во славу Ведьмы. Словом, он научил их быть Кровью.
Но все это было очень, очень давно.
Сэйтан, Повелитель Ада, неподвижно сидел у огня, укрыв ноги пледом и переворачивая страницы книги, навевавшей смертную скуку. Он то и дело отпивал из бокала глоток ярбараха – кровавого вина, не испытывая ни малейшего удовольствия от его вкуса или прокатывающегося по желудку тепла.
За последние десять лет он превратился в спокойного, тихого инвалида, никогда не покидавшего своего личного кабинета, расположенного глубоко под Залом. Более пятидесяти тысяч лет Сэйтан был правителем и защитником этого Королевства, вотчины людей Крови, которые сохранили слишком много сил для того, чтобы возвращаться во Тьму после того, как их тела умерли.
Он устал и состарился, и одиночество, всю жизнь гнездившееся в его душе, внезапно стало слишком тяжелой ношей. Сэйтану больше не хотелось быть Хранителем, одним из живых мертвецов. Ему больше не хотелось вести эту полужизнь, которую избрала жалкая горстка людей Крови, чтобы растянуть свое существование до невообразимых пределов. Он мечтал о покое, хотел тихо вернуться во Тьму и угаснуть там…
Единственное, что удерживало его от поиска освобождения, – это обещание, данное Кассандре.
Сэйтан сцепил перед собой тонкие пальцы с длинными ногтями, покрашенными в черный цвет, и устремил взгляд своих золотистых глаз на портрет, висящий на дальней стене между книжными шкафами.
Она заставила своего консорта пообещать стать Хранителем, чтобы эта растянутая до безграничности полужизнь позволила ему ходить среди живых, когда родится дочь. Не дщерь его плоти, но дитя души. Дочь, которую она видела в спутанной паутине.
Сэйтан дал это обещание, потому что слова Кассандры заставили его нервы натянуться, как снасти в шторм. Такой была цена, за которую она согласилась помочь ему стать Черной Вдовой, ибо Тьма пела ему те песни, которые не слышал ни один другой мужчина Крови.
Сэйтан сдержал слово. Но дочь так и не появилась.
Настойчивый стук в дверь кабинета наконец вывел его из размышлений.
– Входите, – произнес он. Некогда глубокий и сильный голос теперь превратился в усталый шепот, стал лишь бледной тенью того, чем был когда-то.
Мефис Са-Дьябло вошел и молча замер возле кресла, в котором сидел его отец.
– Что тебе нужно, Мефис? – спросил Сэйтан старшего сына, обратившегося в мертвого демона в той далекой войне между Терриллем и Кэйлеером.
Мефис ответил не сразу:
– Происходит нечто странное.
Взгляд Сэйтана вновь замер на языках пламени в камине.
– Этим может заняться кто-то другой, если, конечно, найдутся желающие. Пусть твоя мать во всем разберется. Геката всегда мечтала о власти без моего вмешательства.
– Нет, – обеспокоенно возразил Мефис.
Сэйтан пристально посмотрел на сына и обнаружил, что не может сделать еще один глоток.
– Что-то с твоими… братьями? – наконец спросил он, не в силах скрыть боль, которую причинил этот вопрос. Нужно быть настоящим самодовольным глупцом, чтобы решиться сплести заклинание, на время вернувшее его семени жизнь. Сэйтан не находил в себе сил, чтобы сожалеть о рождении Деймона и Люцивара, но все эти века терзался, слушая рассказы о том, что с ними сделали.
Мефис покачал головой и перевел взгляд на каминную полку из темно-красного мрамора.
– Что-то случилось на острове килдру дьятэ.
Сэйтан содрогнулся. Он никогда и ничего не боялся здесь, в Аду, но всегда испытывал острый приступ отчаяния при одной мысли о килдру дьятэ, мертвых демонах-детях. В Аду погибшие навсегда сохраняли тот образ, который носили в последний час своей жизни. Его холодное, усыпанное пеплом Королевство никогда не было особенно гостеприимным местом, но на тех детей было просто страшно смотреть. Видеть, что с ними сделали чьи-то руки, было невыносимо, поскольку полученные ими раны не исцелялись и не изменялись. Это слишком даже для него. Дети жили на отдельном острове, не желая вступать в какой-либо контакт с взрослыми. Сэйтан никогда не вторгался в замкнутый мир килдру дьятэ, и только Чар, их избранный лидер, приходил периодически сюда, унося с собой книги, игры и прочие развлечения, способные занять юные умы и помочь преодолеть безжалостные годы жалкого существования.
– Килдру дьятэ могут и сами о себе позаботиться, – наконец отозвался Сэйтан, поправляя плед. – Ты прекрасно знаешь об этом.
– Да, но… периодически на протяжении последних нескольких недель там появляется кто-то чужой. Ненадолго, конечно, но я почувствовал это присутствие. То же самое ощутил Протвар, пролетая над островом.
– Оставьте их в покое, – отрезал Сэйтан, чей голос вновь напитался силой от вспыхнувшего гнева. – Возможно, они нашли осиротевшего щенка Гончей.
Мефис сделал глубокий вдох.
– Геката уже успела поругаться с Чаром по этому поводу. Вот почему дети прячутся от всех, кто приближается к острову. Если бы мать обладала достаточной властью, чтобы…
Прежде чем Сэйтан успел ответить на резкий и громкий стук в дверь, она распахнулась. Андульвар Яслана, некогда бывший эйрианским Верховным Князем, вошел в кабинет. Его внук, Протвар, шел следом, осторожно неся большой шар, накрытый черной материей.
– Тебе следует кое на что взглянуть, Са-Дьябло, – произнес Андульвар. – Протвар принес это с острова килдру дьятэ.
Сэйтан изобразил на лице вежливый интерес. В молодости он и Андульвар каким-то непостижимым образом сумели стать друзьями и вместе служили при нескольких дворах. Даже Геката не смогла разрушать эту дружбу, когда, сияя от ликования, вынашивала ребенка, отцом которого был не Сэйтан, а Андульвар. Даже это не заставило ее мужа отвернуться от единственного человека, которого он называл своим другом, – в конце концов, как можно винить несчастного, угодившего в сети интриг его коварной супруги? – зато положило конец их слишком бурному браку.