– Ну что ты там замолчал? – нетерпеливо спросила Ксюша. – Что мне делать?
– Ложиться спать, – быстро ответил Воронцов.
– Ты не собираешься ничего предпринимать? – удивилась она.
– А ты хочешь прямо сейчас бежать делать перевод? – съязвил он.
– Н-нет, конечно… – В голосе Ксении звучало сомнение. – Но как же… презентация? И остальное?..
– Вот и приезжай завтра к Наташе. И начинайте все готовить. Может, это просто розыгрыш.
Он знал, что это не так. Нужно обладать очень специфическим чувством юмора, чтобы шутить подобным образом на фоне двух убийств (или, по крайней мере, одного). Такое просто не может быть случайностью.
Очарование так чудесно начавшегося вечера было полностью разрушено. Да и кофе уже возымел свое действие – глаза у Натальи начали слипаться.
– Пойду, пожалуй. – Она поднялась.
– Да, да, – рассеяно кивнул Владимир.
От обиды едва не брызнули слезы. Вот, уже и не смотрит на меня даже.
Она развернулась…
Но тут Володя подхватил ее на руки, и все Наташины обиды испарились.
Он отнес ее в спальню, раздел и уложил в постель. Присел рядом, нежно поцеловал, прошептал несколько слов – Наташа уже почти не слышала, что именно он ей говорит, только чувствовала теплоту и любовь, звучавшие в его голосе.
Глава 4
Преданья старины глубокой
Ксюша прибыла в десять утра. Это потрясающе! Раньше, бывало, ее до полудня из кровати не вытащишь.
А Наталья еще нежилась в постели.
– Нечего разлеживаться! – скомандовала Ксения, подходя к окну.
Шторы со свистом разлетелись в стороны. Комнату залил яркий солнечный свет.
Наташа попыталась сделать вид, что не слышит, и попробовала натянуть на голову одеяло, но горничная уже вносила поднос.
– Это я распорядилась, – прокомментировала Ксюша, решительно завладевая им и пристраивая на край кровати. – Сама еще не завтракала.
Она схватила пышную аппетитную булочку и хищно вонзила в нее зубы.
– Я тут уже кое-что придумала, пока ехала. Давай скорей обсудим.
Пришлось подчиниться неизбежному.
– Ну, выкладывай свои идеи, – вздохнула Наталья, отпивая сок.
– Мой новый коттеджный поселок, – пафосно заявила Ксения, – как две капли воды напоминает тихую и спокойную немецкую деревеньку, с ее аккуратными домиками, прямыми дорожками и приветливыми жителями. Поэтому презентация должна проходить в атмосфере национального сельского праздника. Надо полностью воссоздать антураж бауэрской Германии. Тирольские напевы…
– Тироль в Австрии, – напомнила Наталья.
– Тогда баварские, – не смутилась Ксения и продолжала прожектировать: – Ароматы свежевыпеченных булочек… вот как эта…
– Она французская, – уточнила Наташа.
– Этого все равно никто не поймет, – ни секунды не задумываясь, отмахнулась подруга, все так же витая в стране своих фантазий: – Пиво, конечно, с сосисками, гороховый суп… Жители городка в национальных костюмах и все такое… Потом для детей обязательно Домик Санта-Клауса, Кондитерская, а для взрослых – Плотник, Кузнец, Садовник. А в конце каждый гость посадит свое дерево.
Наталья улыбнулась. Счастливое свойство Ксюши жить только настоящим моментом, полностью отдаваясь своей сиюминутной прихоти, было феноменальным. Ничто не напоминало о том, что произошло нынешней ночью, будто и не было той эсэмэски, ничто не омрачало радужного приподнятого настроения. Картины грядущего веселого праздника полностью заслонили пугающие перспективы столкновения с неведомыми вымогателями.
Но нет!
– В замок мы, конечно, не попадем, – голос Ксюши утратил звенящий оптимизм. – Но зато во время пресс-конференции обязательно расскажем о нем. И о том, что с меня требуют взятку. Я даже думаю, не начать ли пресс-релиз с этого заявления. «Взятка в тридцать миллионов решает судьбу нового инвестпроекта». Как думаешь?
Наталья с сомнением посмотрела на подругу.
Сенсация необходима массовым и популярным изданиям, особенно бульварным. Но крупные серьезные газеты, журналы деловых кругов и бизнес-пресса все же предпочитают, прежде всего, точную и достоверную информацию.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – Ксюша заметила ее взгляд, но истолковала его по-своему, – но думаю, что я все-таки права. Во-первых, у меня серьезный проект, он имеет общественное значение, во-вторых, публичность, открытость и прозрачность – гарантия того, что от меня отстанут. Вот это как раз главное, о чем я думала сегодня всю ночь.
Вот как, оказывается! Не спала, а думала. Наталья еще раз пристально посмотрела на повзрослевшую подругу:
«Да, Ксения теперь совсем другая. Еще совсем недавно – и года не прошло – беспечная стрекозка, занятая только собой и своими необременительными стрекозьими заботами. Милая, беспечная, безответственная, безалаберная… Но вот появился долгожданный сын, и как все переменилось! Ксюша Хомутова стала совсем иной – серьезной, рассудительной, деловой. Видимо, дядя Миша все это давно увидел, потому и полюбил ее…
И даже выглядит Ксюша иначе. Была просто красивая куколка, а теперь личность – голова гордо поднята, взгляд сосредоточенный, умный… Напоминает пленительных и жизнерадостных итальянок эпохи Возрождения… И я даже знаю, кого именно!»
Наталья стремительно вскочила, в прозрачном, вызывающе коротком пеньюаре, босиком бросилась в кабинет, торопливо, роняя на пол драгоценные раритетные издания, начала рыться на книжных полках.
Есть!
Она побежала назад, схватила вскочившую и растерянно моргающую Ксению за руку, подтащила к кровати, почти силком усадила рядом с собой.
– Смотри! – торопливо листая объемный альбом «Итальянский портрет эпохи Возрождения», взволнованно протараторила она, ткнув пальцем в портрет неизвестной дамы. – Смотри, Ксю, вот на кого ты сейчас похожа!
– Кто это? – Ксения с нескрываемым интересом посмотрела на профиль гордой златовласой красавицы.
– Предположительно, Има Давероне.
– Впервые слышу, – с искренним сожалением сообщила Ксюша.
– О, это удивительная женщина! – ответила Наташа. – Она была любовницей Бальтазара Коссы, папы римского. Его в истории знают как Иоанна Двадцать третьего…
– Любовницей? И только-то, – разочарованно протянула Ксю, теряя интерес.
– Ты не понимаешь, потому что ничего о ней не знаешь. Этот папа, верней, антипапа…
– Ладно, – прервала ее Ксения, – ты пока приводи себя в порядок, одевайся. А я пойду вниз, в Интернете посмотрю, что это за папа такой.
Она быстро вышла, а Наталья еще несколько минут сидела без движения, удивленно приоткрыв рот. Ксюша за компьютером! Ведет поиск в Интернете!
Неужели материнство творит с женщинами такие чудеса?
* * *
Через час свежая и благоухающая Наташа вошла в кабинет.
Заниматься на тренажерах после завтрака она, конечно, уже не стала, но сделала несколько энергичных дыхательных упражнений, приняла контрастный душ и сейчас была полна сил и готова к активным действиям.
– Неаполитанец Бальтазар Косса – один из пап эпохи упадка, – менторским тоном сообщила Ксения, не отрываясь от компа. – Сначала он был пиратом в Средиземном море, после этого изучал право в Болонье. А потом принял духовный сан, и первый раз возведен в 1402 году в кардиналы-диаконы. Это вроде премьер-министра при папе римском. Отвечал за финансы, очень успешно, кстати, и вел военные кампании – с переменным успехом. А с 1410 по 1415 год сам был папой. Иоанном XXIII.
– А ты прочитала, что в прошлом веке был еще один папа Иоанн XXIII?
– Верно, – кивнула Ксюша, и, как примерная ученица, озвучила только что обретенные знания: – Личность этого Коссы была настолько одиозна, что после него больше пятисот лет ни один папа не принимал имени Иоанн, хотя до того оно было самое популярное среди римских понтификов. В 1958 году кардинал… э-э-э… – она взглянула на монитор, – Ронкалли[1], избранный на папский престол, принял опять имя Иоанн XXIII, подчеркнув тем самым, что Бальтазар Косса никогда не был не только папой, но и антипапой[2], то есть просто не существовал. В общем, дай-ка мне еще раз посмотреть этот портрет.
Наташа протянула подруге альбом, присела рядом с ней на ручку кресла. Ксюша деловито полистала толстый фолиант, нашла нужную страницу.
– Неизвестный художник, – прочитала она. – Если он неизвестный, значит, и не особенно талантливый?
– Вовсе нет! Просто не всегда удается установить автора, особенно раннего, когда работы часто даже не подписывали. Некоторые считают автором этого портрета Доменико Венециано[3], другие – Паоло Уччелло[4]. Я тоже думаю, что автор – именно Уччелло. Он и реалист, но и не против некоторой сказочности и декоративности, понимаешь? На этом портрете все так и выглядит правдиво и в то же время слегка приукрашено. Заметила? Во времена Раннего Ренессанса большинство художников работали все-таки по-другому. Здесь пространства вроде как еще и нет, но все вполне телесно, реально и даже не без эмоций. Видишь, легкий румянец, игру светотени? В Италии того времени так еще никто не писал, лицо обычно изображали одним цветом. А какой четкий профиль, твердый взгляд, гордо поднятый подбородок. Сразу ясно, что характер у этой дамы ух какой решительный! При этом не такая она простая, вон как загадочно смотрит на кого-то, кого мы с тобой на картине не видим, а художник подразумевает. Тогда, кстати, чаще были распространены парные портреты, а тут второго персонажа вроде и нет, но он в то же время и присутствует…
– А вот, взгляни на соседний портрет, – тонкий Ксюшин пальчик скользнул на соседнюю страницу. – Это, похоже, пара. И работа того же мастера, Уччелло. И связь изображений, по-моему, явно ощущается. Если это так, то мужской портрет, несомненно, – Косса.
– Видишь ли, в парном портрете должны совпадать размеры, а тут этого нет. Даже материалы разные – холст и дерево. И смотреть они должны друг на друга. Хотя… Вполне допускаю, что так и было задумано, но что-то помешало.
– Но тут говорится, что портреты написаны в 1430–1435 годах, а Коссы уже не было в живых, я только что прочитала: умер в тысяча четыреста девятнадцатом. Значит, не он, – разочарованно вздохнула Ксюша.
– Скорее всего, это посмертные портреты, – ободрила ее Наталья. – У итальянцев такое часто бывало. То есть эти портреты, возможно, восходят к каким-то более ранним изображениям. Вот почему так вышло, что размеры, материалы и даже разворот не совпадают. Оба портрета могли входить в более обширную фамильную галерею, которая, возможно, состояла из портретов нескольких поколений рода Косса.
– Но у Коссы не было наследников, он же давал обет безбрачия!
– Ой, знаешь, делать детей обеты не особо мешали, – усмехнулась Наталья. – На самом деле, времена тогда были очень даже раскрепощенные. И вот, читай, – она ткнула в монитор: – «Има с детьми…»
Несколько минут Наталья сама пристально смотрела на экран, изучая текст.
Неужели?
– Ксю, ну-ка подвинься! – Она решительно вытолкала подругу из кресла, устроилась в нем сама и начала быстро щелкать клавишами. – Где же это? Где?
– Ты о чем?
– Подожди!
Где же эта папка с их фотографиями из Германии? Когда торопишься, никогда ничего не оказывается вовремя под рукой! Ага, вот она. Ох, как долго искать. Тут же около семидесяти замков и дворцов! Остатки крепостных стен, уникальные ворота и башни, величественные дома городской знати. Сооружения, пережившие столетия, напоминающие об изменчивой истории, могущественных императорах, королях, поэтах и мыслителях, рыцарях-разбойниках… Вот! Вот он!
– Смотри, Ксюха. Не узнаешь? Это же твой загадочный особнячок. Вернее, оригинал!
Ксюша недоуменно смотрела на фотографию.
– Не понимаю, при чем тут…
– Посмотри внимательней, – нетерпеливо перебила ее Наталья, приложила руку к фотографии, закрывая часть сооружений. – Ну? Теперь понятно?
– Вот так клюква! – только и смогла выдохнуть Ксюша, медленно опускаясь на подлокотник кресла.
* * *
– Гейдельбергский замок! Под Москвой! Это что-то! – произнесла, наконец, Ксюша.
Но Наталья не слушала:
– Как я могла не узнать! – сокрушенно сказала она. – Этот пейзаж весь мир знает! Старый мост через Неккар на первом плане и весь такой из себя импозантный Гейдельбергский замок, который хоть и находится позади, как бы в лесу, но поважнее выглядит, чем весь Старый город и река. Обалденные руины! В Германии самые крутые, точно?
– Я там не была, – словно оправдываясь, вздохнула Ксения, – ты же знаешь, мы с Мишей больше во Франции время проводили. Там тоже замки… Хотя этот, конечно, просто чудо.
– В том-то и дело, что не просто чудо! – возразила Наталья: – Это не просто руины. У них такая история – закачаешься!
– Расскажи! – нетерпеливо потребовала Ксюша, в точности как маленькая девочка в ожидании интересной сказки.
– Хорошо, слушай, – снисходительно кивнула Наталья, которой не терпелось блеснуть интеллектом. Память у нее была отличная, а поездка в Германию, да еще такая романтическая, состоялась совсем недавно, так что ей не пришлось напрягаться, чтобы вспомнить даже мелкие подробности. – У этого замка довольно бурная история. Это заметно и по внешнему виду зданий, из которых он состоит. Ты ж понимаешь, что их не за один день построили, а в разные эпохи. Вообще, про Гейдельбергский замок впервые написано в документах первой четверти тринадцатого столетия. Только там было про один замок. А сто лет спустя – уже про целых два – верхний и нижний.
– Наш который?
– Историки думают, что сначала построили верхний, а современный Гейдельбергский замок – это нижний, его начали строить где-то в конце тринадцатого или в начале четырнадцатого века, – пояснила Наташа и стала рассказывать дальше: – В тринадцатом веке была построена крепость, чтобы дороги охранять в долине реки Неккар, а еще переправы. Ну, потом понадобилось сделать крепость понадежнее, и в пятнадцатом веке вокруг нее еще построили стену с четырьмя круглыми башнями, массивными такими. Получилось круто, но не особо эстетично. Поэтому в шестнадцатом и семнадцатом веках имперские князья решили пофанатазировать от души и построили дворцы в стиле ренессанс. Тогда крепость превратилась в прекрасный замок, там даже парк появился.
– Всего лишь парк? – презрительно фыркнула Ксения.
– Всего лишь?! – возмутилась Наталья. – Да он один из самых крутых в Европе, чтоб ты знала! Молчи и слушай. В семнадцатом веке всю эту красоту изрядно подпортили, к сожалению. Во время Тридцатилетней войны[5] и войны за Пфальцское наследство[6] французские войска несколько раз нападали на Гейдельбергский замок, трижды захватывали, так что от него в итоге одни развалины оставались. Но его каждый раз после этого по новой восстанавливали и перестраивали. А в восемнадцатом веке курфюрст Пфальца и хозяин замка, католик, захотел получить здание протестантской церкви в Старом городе. Хотел сделать ее своим придворным храмом, но у него ничего не вышло. В общем, пришлось ему перебраться в Мангейм[7]. И когда этот курфюрст убирался из Гейдельберга, то со злости пожелал жителям города, чтобы здешние улицы «поросли травой».
– Это и решало судьбу замка?
– Нет. Окончательно там все решилось в 1764 году. Новый курфюрст Пфальца собирался временно перенести свою резиденцию обратно. В замке сделали ремонт, но прямо накануне переезда в него попала молния. Полыхнуло знатно… Курфюрст решил, что это плохой знак, и оставил все как есть. Вот так замок и стал практически ничейным. Жители города использовали его как каменоломню. С тех пор он так и лежит в руинах.
– Почему? – удивилась Ксения.
– Сначала просто не было денег на ремонт, а потом долго судили-рядили, но решили оставить замок в полуразрушенном виде, восстановили только одно здание, остальные развалины просто законсервировали.
– Но ведь на фото совсем иначе! Замок не выглядит заброшенным.
– Верно. Замок постепенно разрушался, но развалины оказались такими красивыми, что туда стали ездить художники и поэты. И среди них – французский граф Шарль де Гремберг. Он с детства отлично рисовал, изучал и копировал старых мастеров, и в 1810 году де Гремберг приехал в Карлсруэ, изучать граверное мастерство. Потом он отправился в долину Неккара, чтобы сделать эскизы для картин, которые собирался написать во время дальнейшего обучения живописи в Париже. Однако во Францию граф так и не вернулся.