Покопавшись в сумочке, она извлекла из нее рисунок Сэма в попытке сменить тему разговора.
– Я только что вспомнила, – произнесла она, протягивая Себастьяну лист бумаги предательски подрагивающей рукой. – Кто-то из… детей нарисовал это для тебя.
Себастьян аккуратно расправил бумагу и внимательно посмотрел на картинку, явно нарисованную детской рукой.
– Очень… мило, – наконец сказал он и посмотрел на Кэсси. – Так, значит, у этого ребенка нет родителей?
Около секунды Кэсси смотрела на него с оторопелым видом:
– А-а… Да… Он…
– Мальчик?
– Да.
– И сирота. – Себастьян взглянул на картинку. Его брови сошлись вместе, когда он вперил в нее острый взгляд. – Сколько ему лет?
Кэсси показалось, что взгляд Себастьяна проник ей в душу.
– Ему пять или около того, – пробормотала она, отводя глаза в сторону.
– Такой кроха и уже один в этом мире, – с искренним сочувствием в голосе произнес Себастьян. – Ты что-нибудь о нем знаешь? Откуда он? Кто были его родители?
Кэсси никак не ожидала, что, отдав рисунок Сэма, она выкопает себе новую яму, в которую проваливалась все глубже с каждым новым вопросом Себастьяна.
– Кэсси?
Она убрала с лица прядь волос. Сердце гулко билось у нее в груди.
– Я не знаю всех подробностей о жизни каждого ребенка.
Себастьян аккуратно положил картинку на полку.
– Я очень тронут тем, что одинокий малыш потратил время, чтобы нарисовать это специально для меня, – сказал он. – Мне тяжело представить, каково приходится маленькому мальчику, которому не к кому обратиться за советом или помощью.
«Именно так», – молча согласилась Кэсси.
– Я бы хотел познакомиться с этим ребенком, – неожиданно сказал Себастьян. – Хочу лично выразить ему свою благодарность.
Кэсси посмотрела на него в молчаливом ужасе. Рот у нее несколько раз открылся и закрылся, как у рыбы, выброшенной на берег.
– Я не уверена, что это можно организовать, – наконец промямлила она.
Себастьян вскинул брови:
– Не вижу никаких причин, почему это нельзя устроить. В конце концов, я вхожу в совет попечителей детского дома от королевской семьи. По-моему, будет правильно, если я окажу детскому дому не только финансовую поддержку, но и моральную.
– Да, но, оказав внимание только одному ребенку, ты обидишь остальных, – сказала Кэсси, радуясь про себя, что нашла правдоподобную отговорку. – Твоего внимания жаждет не только этот мальчик. Ты сделаешь только хуже для других, если окажешь предпочтение кому-то одному.
Себастьян не отводил взгляда от ее лица.
– А если я приглашу всех детей на какой-нибудь детский праздник во дворец? – предложил он. – Тогда никто из них не почувствует, что его обделили вниманием.
– Э-э… я… – снова начала заикаться Кэсси.
– Должен признаться, что вчера я уже поговорил на эту тему с моим секретарем.
– Ты думаешь, что это такая уж хорошая мысль? – наконец выдавила она из себя. – Дети не привыкли к роскоши дворца. К тому же этот запутанный протокол, который не сразу может выучить даже взрослый…
– Таковы были порядки, установленные моим отцом, – спокойно сказал Себастьян. – В общем, нам есть что обсудить за ланчем, – подытожил он, отодвигая для нее стул. – Садись.
– Спасибо, – искренне поблагодарила его Кэсси, не доверяя своим ногам.
Она смотрела, как он садится напротив, а затем почувствовала, как его ноги задели ее. Кэсси сделала быстрый неровный вдох и убрала ноги под свой стул.
Себастьян позвонил в колокольчик, и спустя несколько секунд помощник вкатил тележку, уставленную несколькими блюдами, водой со льдом и бутылкой охлажденного белого вина.
Кэсси сидела как на иголках, пока помощник открывал бутылку и раскладывал еду по тарелкам.
– Не желаете вина, мисс Кириакис?
– Нет, спасибо. Я выпью воды.
– Спасибо, Стефанос, – поблагодарил своего помощника Себастьян, когда тот налил ему вина, а Кэсси воды. – Утвердили дату на проведение того мероприятия, которое мы вчера обсуждали?
– Да, ваше высочество. – Стефанос положил на стол листок бумаги. – Внесены изменения в ваш ежедневник.
Себастьян кинул быстрый взгляд на листок и засунул его в нагрудный карман рубашки.
– Ты отлично справился, – похвалил он своего помощника.
Стефанос поклонился и вышел. Себастьян взял бокал вина, повертел его в руках и поднял взгляд на Кэсси.
– Ты больше не пьешь вино? – поинтересовался он.
Кэсси смотрела на маленькие капли на хрустале и думала, что она больше никогда не сможет смотреть на алкогольные напитки, не испытывая при этом стыда. Под действием алкоголя она совершала в прошлом такие поступки, которые ни за что бы не совершила трезвой. Например, не встречалась бы с людьми, среди которых оказался Себастьян. Она всегда становилась душой компании после нескольких бокалов спиртного – много смеялась, шутила, по мере того как с каждым новым бокалом ее личные проблемы становились все менее существенными. Ради этого она даже мирилась с головной болью, мучившей ее на следующее утро.
– Тюрьма отучила меня от алкоголя, – на удивление спокойно сказала она. – Я уже давно не пью.
– Рад это слышать. Я тоже пью меньше, чем в молодости. Похоже, мы оба повзрослели, верно? Мне достаточно бокала вина за ланчем или ужином.
– С кем из нашей прошлой компании ты видишься? – спросила Кэсси, когда они принялись за восхитительный греческий салат.
– Из той своры шалопаев? – переспросил Себастьян с тенью прежней бесшабашной улыбки.
Кэсси кивнула, вспоминая бездельников, с кем она водила знакомство шесть лет назад.
– Да, иногда я с ними вижусь по делам, – сказал Себастьян и улыбнулся. – За исключением разве что Одессы Цулис. Слышал, что она вышла замуж за какого-то техасского миллиардера.
Кэсси почувствовала, как ее губ коснулась слабая улыбка.
– Насколько я помню, она всегда хотела подцепить богатого мужа.
– Да, – с легким смехом согласился Себастьян. – С ней было весело и интересно. Мне она нравилась. Она, что называется, из тех, у кого душа на распашку.
– В отличие от меня.
Кэсси сама не знала, что побудило ее так сказать.
Она отвела глаза в сторону, избегая неожиданно ставшего острым и пронзительным взгляда Себастьяна.
– Расскажи мне об этом, Кэсси, – с мягкой настойчивостью в голосе сказал Себастьян. – Расскажи мне, что произошло в ту ночь.
Кэсси смотрела в свою тарелку. Почему Себастьян продолжает ворошить прошлое? К чему сожалеть о том, чего уже не вернуть? Она ничего не может изменить – вот что главное.
– Я бы предпочла об этом не говорить, – сказала она и положила вилку.
– Вы спорили или это что-то другое? – продолжал настаивать Себастьян.
– Что-то другое, – скривила губы Кэсси. – Я попросила тебя оставить этот разговор, Себастьян. Все уже в прошлом. Не хочу ничего вспоминать.
– Должно быть, ты испытала колоссальный стресс, когда тебя упекли в камеру, – словно не слыша ее, сказал Себастьян.
– Не помню, чтобы я видела тебя среди желающих оказать мне хотя бы моральную поддержку, – презрительно бросила Кэсси.
Лицо Себастьяна потемнело.
– А ты бы приняла ее? Ты же сама велела мне больше никогда не напоминать тебе о своем существовании! После того как ты… прекратила наш роман, я несколько месяцев провел за границей. Честно говоря, я понятия не имел о том, что произошло, а так как никто из моей семьи не знал о нашей связи, мне никто не счел нужным ничего сообщить. Когда я вернулся, отец уже велел Лиззи вычеркнуть тебя из списка ее подруг и на всякий случай от правил учиться в Париж, не дав ей даже опомниться.
– Но, вернувшись, ты позволил мне гнить в тюрьме, – с горечью заметила Кэсси.
– Ошибаешься, – с нажимом произнес Себастьян. – Кэсси, почему ты не хочешь взглянуть на ту ситуацию моими глазами?
Кэсси встала из-за стола, с такой силой отодвинув стул, что вино из его бокала вылилось на безупречно белую скатерть.
– Почему же? Я отлично вижу ситуацию и твоими глазами, – саркастически заметила она. – Несколько месяцев назад я была одной из безымянных, упрятанных в тюрьму личностей. Некто из твоего прошлого, о ком ты даже не осмеливался думать, не говоря уже о том, чтобы выступить на защиту этого человека. Теперь ты обнаруживаешь, что я работаю – в смысле отбываю наказание – в детском доме. И ты вдруг вспомнил, что входишь в совет его попечителей, поэтому и решил оказать ему помощь, по ходу дела надеясь умилостивить меня, чтобы я молчала о нашей тайной связи. Ведь главное для тебя – не запятнать свою репутацию!
– Мне плевать на мою репутацию! – прорычал Себастьян, и глаза его полыхнули темным огнем гнева. – Меня волнует только моя семья. Я обязан поступать так, как ожидают от будущего короля.
– Так вот почему мы обедаем там, где нас никто не может видеть, да? – усмехнулась Кэсси. – Чтобы не запятнать честь семьи…
Морщины не сходили со лба Себастьяна.
– Я думал о твоей безопасности. Я говорил тебе вчера: очень многие считают, что ты должна была получить пожизненный срок.
– Именно такое же впечатление создалось и у меня, – сказала Кэсси, близкая к тому, чтобы расплакаться. Впервые за все эти годы. – Ты думаешь, я могу об этом забыть? Или кто-нибудь когда-нибудь забудет, что я убила своего отца? Я вижу, как люди на меня смотрят. Завидев меня, некоторые даже демонстративно переходят на другую сторону улицы. Не надо мне ни о чем напоминать – я уже и так достаточно наказана. Вообще ничего не говори.
Себастьян встал и подошел к ней, но Кэсси шагнула назад, поднимая руку, останавливая его.
– Пожалуйста… – Еще немного – и она начнет его умолять. Кэсси ненавидела себя за это. – Дай мне минутку. Пожалуйста.
Себастьян сжал руки в кулаки, чтобы не коснуться ее. Ему хотелось бы успокоить Кэсси, сказать, что теперь, когда она на свободе, все постепенно наладится. И еще он мог бы сказать ей, как сильно был потрясен, узнав о смерти ее отца и предъявленном ей обвинении. Он не мог поверить, что Кэс, которую он знал, могла совершить убийство. С другой стороны, он также не знал, что любимая женщина способна на хладнокровное предательство, о котором она сообщила ему за день до смерти ее отца. Тогда, покинув его спальню, она прямехонько отправилась в постель к одному из своих многочисленных любовников! У Себастьяна до сих пор сводило живот при мысли об этом. Она оказалась не той девушкой, в которую он влюбился. Позже он понял, что ту девушку придумал себе сам. Он был влюбленным слепцом и потому не разглядел ее сущности.
Кассандра Кириакис пять лет провела в тюрьме, а последние одиннадцать месяцев выполняла принудительные работы – такой опыт изменит любого человека, и хорошо, если в лучшую сторону. В любом случае дни, когда она могла проматывать деньги своего отца, канули в прошлое. Особняк был продан, а вырученные деньги поделены между отдаленными родственниками.
Фактически Кэсси осталась и без дома, и без средств к существованию.
Глава 4
Взяв себя в руки, Кэсси снова села за стол, словно ничего не произошло. – Помнится, ты говорил, что хочешь обсудить со мной за ланчем что-то связанное с детским домом, – холодно напомнила она, с намеком взглянув на часы. Себастьян также сел за стол:
– Ты включаешься и выключаешься как лампочка, Кэсси, по своему желанию, верно?
Она отстраненно взглянула на него и промолчала.
– Проклятие, Кэсси! Хотя бы раз в жизни покажи, что ничто человеческое тебе не чуждо! – взорвался Себастьян. – Ты никого не подпускаешь к себе ближе определенной дистанции.
Кэсси с силой сжала кулаки и сверкнула на него взглядом:
– Что ты хочешь, чтобы я сделала, Себастьян? Рыдать, заломив руки, причитать, стенать? Тебе станет легче от этого? Чтобы ты мог считать меня неврастеничкой, в которую я превратилась под грузом вины, особой, не способной начать жить заново?
Себастьян испытующе взглянул ей в лицо, на миг задержавшись на твердо сжатых губах.
– Честно сказать, я не знаю, что мне от тебя нужно, Кэсси, – грубовато ответил он. – Хотел тебя еще раз увидеть. Убедиться, что с тобой все в порядке. – Он негромко выдохнул и добавил: – Думаю, хотел увидеть, изменилась ли ты.
Кэсси вскинула брови:
– Ну и каков вердикт?
– Сложно сказать, – сказал Себастьян. – Внешне ты как будто не особо изменилась, но что-то подсказывает мне, что изменения произошли. Внутри.
– Люди, в обязанности которым вменялось исправление моего бунтарского характера, будут рады это слышать, – невесело пошутила Кэсси.
Себастьян не отпускал ее взгляд:
– Но ты по-прежнему себе не нравишься, а, Кэсси?
– Я вполне довольна тем, кем я являюсь, – заявила она. – Как и у большинства людей, у меня есть недостатки, но совершенных людей не бывает.
– И какие у тебя недостатки?
Кэсси стала покусывать нижнюю губу.
– Мне не нравятся мои ноги, – выпалила она первое, что ей пришло в голову. – У меня ужасно некрасивые ноги.
Рот Себастьяна изогнулся в слабой улыбке.
– Напротив, моя дорогая. У тебя красивые ноги.
– Размер моей ноги мог бы быть и поменьше. Я бы хотела изящные ножки, как у моей матери. Я однажды нашла пару ее туфель, которые мне с трудом налезли на большой палец. Она была прекрасно сложена, элегантна и очень красива.
– Однажды я видел пару ее фотографий в офисе твоего отца, – сказал Себастьян. – Она и впрямь была очень мила, но ты совершенная ее копия.
Кэсси взяла бокал с водой и поднесла к губам:
– Я иногда думаю, стали бы мы подругами?.. Я хочу сказать – если бы она была жива…
– Не сомневаюсь, что между вами сложились бы близкие отношения. Ничто не сравнится с материнской любовью. Отцовская любовь тоже важна, но все-таки это другое. Отец держал нас в железном кулаке. А мама учила нас уважать других людей.
– Должно быть, она тяжело переживает смерть твоего отца, – сказала Кэсси. – Извини, что не выразила своих соболезнований раньше.
– Тебе не стоит об этом волноваться. Да, это стало для нее сильным шоком, тем более что отец умер в день ее шестидесятилетия.
– Да, я слышала об этом. – Кэсси подняла глаза на Себастьяна: – С ним случился сердечный приступ?
Себастьян сдержанно кивнул:
– Всю свою жизнь я жил с сознанием, что после его смерти стану королем. В результате я, можно сказать, сросся с чувством этого долга. Но все произошло так внезапно и так быстро…
– Да, я понимаю, – мягко сказала Кэсси.
– Но хватит пока об этом, – с улыбкой сказал Себастьян, но улыбка не коснулась его глаз. – Я хотел поговорить с тобой о детском доме. Неужели для детей-сирот не нашлось другого места, как рядом с тюрьмой?
– Пока с этим не возникало никаких проблем. К тому же в тюрьме созданы условия для женщин с малолетними детьми.
Лоб Себастьяна прорезала морщина.
– Ты хочешь сказать, что в тюрьме находятся дети, чьи матери отбывают наказание?
Кэсси не отвела взгляда в сторону:
– Да. Но это только до тех пор, пока ребенку не исполнится три года. После этого ребенка отдают в какую-нибудь семью, пока мать не закончит отбывать свой срок.
– Но разве тюрьма – место для таких ребятишек? – засомневался Себастьян.
– Любой ребенок, где бы он ни находился, чувствует себя лучше, когда с ним рядом мать. Ребенок ведь не совершал никакого преступления. Почему он не имеет права находиться с мамой?
– Именно в такой ситуации оказался мальчик, который нарисовал для меня картинку?
Кэсси опустила глаза и снова потянулась к бокалу с водой.
– Я же сказала, что не знаю подробностей жизни каждого ребенка, но вполне возможно, что его отняли у матери и не нашлось никакой семьи, которая захотела бы его временно усыновить. И нередки случаи, когда родственники отказываются от таких детей, хотя бы потому, что сами бедны.
За столом наступила звенящая тишина – так, по крайней мере, казалось Кэсси. Сердце так громко колотилось у нее в груди, что она чувствовала пульсацию крови в подушечках пальцев, сжимавших бокал.
– Мне не нравится мысль, что малыши живут под одной крышей с преступницами, – заметил Себастьян. – Вряд ли подобное допустимо в мужской тюрьме.
– Почти девяносто процентов женщин осуждены за мелкие и средней тяжести преступления. В основном это наркоманки. Как правило, это несчастные женщины, жертвы тяжелого детства или детского насилия, которое они пытаются забыть разными способами.
– Ты близко знала таких женщин? – явно заинтересовавшись этой темой, спросил Себастьян.
– Невозможно с ними не познакомиться, находясь в таком ограниченном пространстве, – сказала Кэсси, думая о женщинах, с которыми подружилась, включая Ангелику. – Утрата собственного достоинства больно бьет по человеку, не говоря уже о потери свободы. Как только мой срок подойдет к концу, я уеду из Аристо.