Андрей Андреевич с шумом отодвинул кресло и встал из-за стола. Его сердце билось, как в ту пору, когда он был мальчишкой-лейтенантом. Эмоции переполняли. Пройдя кабинет по диагонали, решил позвонить домой и вернулся к столу.
– Здравствуй, родная. Нет, ничего экстраординарного, просто служба. Буду задерживаться, позвоню позже. Ну, все, целую.
Для чего он это сделал, генерал не смог ответить даже себе самому. Но что сделано, то сделано. Он провел рукой по коротко стриженным волосам и толкнул дверь, ведущую в комнату отдыха. Следовало переодеться перед встречей…
Отдельный кабинет в ресторане «Прага», их любимом месте, Журавлев заказал заранее. Перед генералом стояла бутылка дорогого французского вина и ваза с фруктами, на уголке стола лежала пышная алая роза, а он, убеленный сединами государственный муж с грузом прожитых лет за плечами, ощущал себя молоденьким лейтенантом. Как будто не было прошедших – скорее, пролетевших – сорока с лишним лет… Сердце вновь учащенно забилось, ладони увлажнились.
– Здравствуй, Андрей.
Как ни ожидал он этой встречи, произошла она неожиданно. Возле стола стояла высокая, худая женщина, как всегда, со вкусом одетая. На ней был элегантный костюм, сочетавший черный и красный цвета, на голове каким-то чудом удерживалась миниатюрная круглая шляпка с вуалью, прикрывающей верхнюю часть лица. Но внутреннее состояние выдавали руки, теребившие ручки лакированной сумочки.
– Здравствуй, Эля, – Журавлев порывисто встал и протянул женщине розу.
И тут же напряжение прошедших нескольких часов бесследно исчезло – сердце успокоилось, дыхание восстановилось. Тот чарующий образ любимой, который генерал хранил все это время в памяти, стерся моментально. Время сделало свое дело – перед ним стояла пожилая женщина, которую можно было сравнить разве что с розой из гербария. Но показать свое разочарование он не мог (не так воспитан российский офицер).
– Прошу, – Андрей Андреевич галантно отодвинул стул, приглашая Элеонору присесть. Указывая на бутылку с французским вином, извиняющимся тоном произнес: – «Черного доктора» у них не оказалось, пришлось заказать «Пинофран».
– «Черный доктор»… как же давно это было… – Элеонора Максимовна подняла вуаль и грустно улыбнулась; ее темные глаза, обрамленные черными кругами, подернулись от воспоминаний поволокой. – Это вино у меня ассоциируется с Сочи, маленьким домиком на берегу моря, запахом цветущих магнолий… молодостью.
– Да, – сдержанно ответил генерал, – я помню. Мы пили вино под жареную барабульку, а по ночам закусывали фруктами из хозяйского сада.
Журавлев замолчал, взял бутылку и на треть наполнил бокалы рубиновым напитком.
Неловкая пауза затянулась, и Элеонора Максимовна решила разрядить обстановку:
– Андрей, мы с тобой расстались внезапно и не по твоей вине.
– Да чего уж там вспоминать, – генерал-полковник поднял бокал, пригубил, вино обладало оригинальным терпковатым вкусом.
– Нет, нужно вспомнить. Тогда я поступила с тобой подло, за это теперь, наверное, и расплачиваюсь.
– То есть?
– Ты помнишь, как мы познакомились?
– Да, в Художественном музее.
– Так вот, эта встреча не была случайной.
– Ты о чем говоришь?
– Мой супруг, Семен Яковлевич Веретенников, был старше меня на двадцать один год. Во время Великой Отечественной войны он был офицером по особым поручениям у секретаря Ленинградского обкома партии Андрея Александровича Жданова и всю блокаду провел рядом с ним. После войны окончил Военно-дипломатическую академию, работал в Европе, Индии, Австралии. Его первая супруга, Варвара, из Ленинграда не эвакуировалась, осталась с ним. В результате пережитое – голод, холод, лишения – подорвало ее здоровье, окончательно встать на ноги она так и не смогла, умерла в пятьдесят восьмом…
– Конечно, это очень интересно, но зачем мне знать историю твоей семьи, Эля? – попытался остановить излияния женщины Журавлев, но та выставила перед собой ладонь и упрямо склонила голову.
– Нет, Андрей, ты должен услышать все до конца, чтобы понять, что произошло. В шестьдесят втором меня познакомили с Веретенниковым, через год мы поженились. Прожили пять лет, но детей не было, по этому поводу Семен Яковлевич сильно переживал. Мы вместе обследовались в Центральной кремлевской больнице, я была полностью здоровой, а вот Веретенников… – Женщина замолчала, потом схватила бокал и, будто мучимая жаждой, совсем не в аристократическом порыве осушила его. – В сорок втором году Семен ехал по Дороге жизни и попал под артобстрел. Машина провалилась под лед, мужу и водителю чудом удалось спастись. И, как выяснилось позже, эта ледяная купель не прошла даром… Лечиться было бесполезно. Об искусственном оплодотворении в то время никто не знал, поэтому после долгих разговоров и мучительных терзаний мы решили, что я должна забеременеть от другого мужчины.
Уставившись на женщину округлившимися глазами, Журавлев машинально выпил до дна, казалось, даже не заметив этого, и вновь до краев наполнил оба бокала.
– Боевой товарищ Семена, тогда уже генерал-майор КГБ, отнесся к просьбе мужа предоставить список молодых офицеров армии и безопасности с пониманием. Мой выбор пал на тебя, Андрей. Ты был красив, образован, любил живопись…
Женщина взяла бокал за тонкую ножку, на этот раз едва смочив губы.
– Мы действительно познакомились в Художественном музее, если помнишь, ты мне долго рассказывал о творчестве своего любимого художника Ильи Репина. А потом завертелся наш дикий, безумный роман, который длился почти полгода…
– Без трех дней четыре месяца, – глухо произнес Журавлев, резким движением отодвинув бокал.
– Да, ты прав, четыре месяца, – эхом вторила ему женщина. – Когда мы вернулись из Сочи, врач определил три недели беременности.
– Моя миссия была выполнена. Как говорится, мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
– Я родилась и выросла в семье потомственных интеллигентов, и для нас слово «долг» – не пустой звук. И не важно, долг родине или семье. По-другому поступить я не могла, за что теперь и расплачиваюсь.
Женщина подняла глаза и посмотрела на генерала полным муки взглядом, слезы блестели, как осколки бриллиантов. Но лицо Журавлева оставалось непроницаемым, как посмертная маска.
Элеонора Максимовна открыла сумочку и достала кружевной батистовый платочек, прижала к глазам, вновь пригубила вино.
– У нас родился сын, назвали его Романом. Когда он поступил в МГИМО, Семен Яковлевич скончался от обширного инфаркта. Но остались его друзья, коллеги, подчиненные и, как только Рома окончил институт, помогли ему с дальнейшей карьерой – он работал на Дальнем Востоке, потом в Бельгии, теперь в МИДе на руководящей должности.
Женщина вновь открыла сумочку, достала тонкую пачку цветных снимков и по одной стала протягивать генералу. С фотографий жизнерадостно смотрел ухоженный пухлощекий подросток, потом заметно подросший, модно одетый юноша, потом молодой человек с девушкой на фоне Эйфелевой башни…
Андрей Андреевич просматривал снимки с каменным лицом, складывая в аккуратную стопочку.
– А это мое счастье и моя радость…
Голос Веретенниковой дрогнул, горло сжал нервный спазм. С фотографии на Журавлева смотрел высокий парень. Чем-то неуловимо он был похож на сына Элеоноры, только внешне тот выглядел слишком уж мягким, в этом же, наоборот, чувствовались жесткость и воля.
– Внук? Тоже дипломат?
– Да. Андрей. Его родители по заграницам разъезжали, а я занималась воспитанием мальчика. Постаралась вырастить из него настоящего мужчину. Когда Андрей окончил школу и встал вопрос, куда идти учиться, он твердо решил поступать в Институт разведки, но я сумела настоять, чтобы он, как и его отец, поступил в МГИМО. По его окончании он работал в Каире…
Элеонора Максимовна прервала свою речь на полуслове, внезапно схватилась за сердце, судорожно раскрывая рот, будто ей не хватало воздуха.
– Эля, что с тобой?! Официант! – От неожиданности генерал-полковник вскочил, с грохотом упал стул. Но женщина его остановила:
– Не надо, все уже прошло.
– Да что случилось, Эля?
Только сейчас до Журавлева дошло услышанное. Ступор от предательства любимой женщины вдруг отступил, и все наконец встало на свои места. Сына звали Романом, внука – Андреем. Андреем… Возможно, это было совпадением, но генерал хотел думать, что мальчишку назвали в его честь. «Пацан хотел поступать в Институт разведки, простым совпадением это быть не может».
– Эля, соберись и расскажи, что случилось, – насупился Андрей Андреевич.
Чутье профессионала подсказало, случилось что-то страшное. Рука рефлекторно обхватила бокал с вином. Он выпил любимый напиток английской королевы, как обычную воду.
– Андрей выехал из посольства в аэропорт – он должен был встретить свою невесту, – и все, пропал. Машину обнаружили в пригороде Каира, больше никаких следов. Полиция и служба безопасности разводят руками, даже Рома по своим каналам ничего не смог прояснить. Я в полном отчаянии… – Элеоноре Максимовне изменила выдержка, и женщина глухо зарыдала, уткнувшись лицом в ладони. – Одна моя старинная подруга, жена того самого знакомого генерала из КГБ – теперь уже покойного, – знала о тебе и сказала, что ты занимаешь высокий пост в военной разведке. Андрей, если моего мальчика не найдут, мне незачем жить.
– Я уже давно не в военной разведке, – тихо произнес Журавлев, но, увидев, что Элеонора в отчаянии судорожно сжала руки, поспешно добавил: – Но имею определенные связи среди соответствующих служб и своего тезку обязательно найду. Пустобрехом я никогда не был, как сказал, так и будет…
Возвращаясь домой на служебной машине, Андрей Андреевич ненадолго погрузился в размышления, потом решительно достал мобильный телефон – средство связи для его личного пользования.
Войдя в базу, Журавлев отыскал фамилию «Донцов» и нажал кнопку вызова, через несколько секунд ему ответил бодрый голос:
– Донцов на проводе.
– Добрый вечер, полковник, это Журавлев. Помнишь такого?
– Так точно, здравия желаю, товарищ генерал-полковник, – по-военному откликнулся старший опер ГУБОПа Олег Донцов.
– Это хорошо, что вспомнил. Нужно встретиться.
– Где и когда?
– Завтра, запоминай адрес…
Глава 2
Солнце закатилось за линию горизонта, и последние уходящие лучи окрасили перистые облака на небосводе пестрыми цветами, придавая им сходство с хвостом бойцового петуха. День подходил к своему завершению.
Спортивный «Опель Кадет» бирюзового цвета с перламутровым оттенком на мгновение остановился перед полосатым шлагбаумом, закрывающим въезд в подземный гараж. Молодой араб в синей униформе охранника, едва заметив подъезжающий автомобиль, поспешно нажал кнопку подъемного устройства.
«Опель» заскользил по серпантину дороги на самый нижний уровень. Парковочную площадку заливал холодный белый свет множества люминесцентных ламп, большая часть этой подземной галереи была занята автомобилями вернувшихся домой жильцов.
Встав на свободное место, машина мигнула фарами. Из салона, опустив на асфальт стройные ноги, выбралась молодая высокая женщина. С заднего сиденья она подхватила небольшой портфель и походкой манекенщицы продефилировала к лифту. Вышла из кабины на девятнадцатом этаже и своим ключом открыла дверь, покрытую темно-вишневым лаком.
Просторная квартира, оформленная в стиле хай-тек, принадлежала коммерческому директору крупной туристической фирмы «Глобус-Тур» Зульфие Мехли.
Заперев двери, она небрежно бросила портфель на диванчик в холле, сняла плащ, размотала цветастый хиджаб. Взмах головы – и по спине заструились вьющиеся черные волосы.
В спальне Алена – а звали ее именно так – сбросила одежду и нагишом прошла в ванную, где почти час нежилась в теплой воде, наслаждаясь ароматом пышной пены. Нежно-персикового цвета стены, матовые светильники, рассеивающие неяркий свет, тишина и покой – что еще нужно человеку в конце длинного, выматывающего и насыщенного событиями дня? Накопившаяся за день усталость постепенно уходила, уступая место умиротворению и расслабленности. После контрастного душа девушка ощутила прилив сил. Она набросила на влажное тело легкий халат, соорудила на голове чалму и пристально вгляделась в зеркало на полстены.
«Как же давно это было», – горько улыбнулась своему отражению Зульфия и медленно прошла в гостиную, обставленную элегантной мебелью, с задернутыми тяжелыми портьерами на окнах – молодая хозяйка предпочитала в своем жилище полумрак. Пробежав взглядом по бутылкам в баре, остановила свой выбор на французском сухом вине «Романе-Конти». На треть наполнила бокал, уселась на диван и, подогнув по себя ноги, включила телевизор. Немного пощелкав кнопками пульта дистанционного управления, нашла музыкальный канал.
Пригубив, Зульфия прикрыла веки, наслаждаясь изысканным букетом вина.
«Штирлиц в день Советской армии ел печеный картофель и пил водку, вспоминая родные березки», – с невольной улыбкой подумала она. Русские березки, трескучий мороз и снежные, метровой высоты сугробы мало трогали Мехли – по сути, России она толком не знала. Родилась в военном городке на базе в Ливии – отец, специалист по электронной разведке, командовал станцией радиоперехвата; потом были базы в Йемене и Сирии. До достижения пятнадцати лет она жила под жарким восточным солнцем среди брутальных, но веселых головорезов из спецназа. Подруг не было вовсе, поэтому едва ли не с ползунков Алена проводила все свободное время то на стрельбище, то в спортгородке и общалась, соответственно, с теми, кто там тренировался. Вот и выросла отчаянной, бесстрашной, даже немного грубоватой – настоящий сорвиголова в юбке. Знания давались ей довольно легко. Уже в пятнадцать лет, когда развалился Советский Союз и их семья вернулась в Россию, девочка экстерном сдала экзамены за десятый выпускной класс. Мечтала стать кинозвездой, блистать на экранах телевизоров и лучезарно улыбаться с афиш, поэтому решила поступать в ГИТИС. Но ее судьбу решили другие люди…
Жарким летним днем Алена в праздничном настроении шла сдавать документы в приемную комиссию. Вдруг рядом, взвизгнув тормозами, остановилась черная «тридцать первая» «Волга» с тонированными стеклами. Распахнулась дверца, и из машины буквально вывалился широкоплечий «бультерьер» в строгом костюме и с непроницаемым лицом. Продемонстрировав девушке «краснокожее» удостоверение с золоченым орлом, пробасил:
– Гражданка Воронцова, вы проедете с нами.
Алена была девушкой умной, привыкшей к дисциплине, поэтому не стала качать права, не уточнила, какая спецслужба заинтересовалась ее скромной особой, а послушно забралась на заднее сиденье «Волги».
Через сорок минут она утопала в глубоком кресле в просторном кабинете в особняке, наверняка помнящем коронацию последнего русского императора. Ее собеседником оказался немолодой мужчина с добрым лицом.
– Здравствуйте, Алена Игоревна, меня зовут Леонид Ильич, – он церемонно представился.
«Как Брежнева», – машинально подумала девушка, вспомнив генсека, о котором слышала в детстве.
– Извините, что мы столь бесцеремонным образом вмешались в ваши планы, но это сделано не из самодурства, а исключительно в интересах государства. – Леонид Ильич неожиданно перешел на арабский язык. Только сейчас Воронцова обратила внимание на глаза собеседника – ничего не выражающие, на радушно улыбающемся лице они казались инородными, как будто принадлежали другому человеку.