Между прочим, в оригинале Пью и его молодчики во время погрома слово «карта» вообще не употребляют, звучит, и то лишь раз, «Flint’s fist», дословно «рука Флинта», т. е. «бумаги Флинта», написанные именно его рукой. Но и это единственное упоминание выдумал Хокинс.
Шайка Пью не искала карту в «Адмирале Бенбоу». Пью о ней просто-напросто не знал.
Попробуем доказать этот тезис, как и в случае с Черным Псом, «от противного». Предположим, что Джим прав: Пью действует заодно с Сильвером и действительно охотится за картой. Как в таком случае понимать эпизод с черной меткой?
В четыре часа пополудни Пью приходит в трактир, вручает метку Билли Бонсу и тут же уходит. На метке написано: «Даем тебе срок до десяти вечера».
А зачем Бонсу дают такой большой срок – шесть часов? Чтобы он успел собраться и сбежать? Происходи дело летом, такой вопрос не стоял бы, – достаточно установить наблюдение за трактиром и Бонс не скроется.
Но на дворе январь, «Адмирал Бенбоу» расположен на отшибе, следить за ним можно, только находясь под открытым небом. Шесть часов на холоде ни один наблюдатель не выдержит – надо организовывать их смену, и горячую пищу для сменившихся, и место, где люди будут дожидаться заступления на пост… Короче говоря, надо организовать караульную службу в полном объеме.
Зачем такие хлопоты? Пусть, дескать, Бонс помучается, целых шесть часов ломая голову: отдать карту или нет?
Чтобы взвесить все «за» и «против», часа вполне хватит.
Хуже того, Бонс мог ведь и не покидать трактир. Он мог послать кого-то за помощью и за шесть часов дождаться ее. Следить за каждым, покидавшим в эти шесть часов трактир, – не побежит ли тот к таможенникам или к судье Ливси? Нереально.
Но допустим, что шесть часов – срок, отражающий какие-то неведомые нам пиратские обычаи. Никак нельзя было давать меньше… Так ведь бандиты сами тот срок не выдержали, явились, когда не было еще и семи. Причем сначала пришел слепой Пью в одиночестве, как бы на разведку. Никудышный из слепого разведчик, но Пью потащился-таки. И, понятное дело, много не разведал. Что дверь заперта, убедился, но не более того.
Вскоре слепой возвращается вместе со всей шайкой. Но почему среди них нет Сильвера, если и он в деле? Почему он доверил важнейшие поиски слепому, который не заметит карту, даже если она будет валяться под ногами? И его подчиненным, бестолковым и нерадивым? Те отыскали мешочек с золотом в сундуке – и считают, что дело сделано, вечер пропал не зря, можно отправляться пропивать добычу, на карту им уже наплевать… Как умный и расчетливый Сильвер мог понадеяться на таких бездарных исполнителей?
Бандиты обнаруживают: дверь не заперта, Билли Бонс мертв, сундук его вскрыт, карта исчезла. И что же они делают? Они громят «Адмирал Бенбоу» – под предлогом поиска хозяев дома, умыкнувших карту. Хотя дверь, совсем недавно запертая, а теперь открытая, могла бы навести на кое-какие мысли… Но не навела.
Искали бандиты старательно. Даже часы со стены сорвали. Не иначе как подозревали, что Хокинс и его мать засели в часах на манер кукушки. Но никого не нашли, потому что Хокинсы прятались не в трактире, – неподалеку, под мостиком.
Этот мостик – крайне загадочная конструкция. Через что он перекинут? Через ручей, речушку, канаву? Через арык? Через противотанковый ров? Ни до, ни после Хокинс никаких ручьев и канав вблизи дома не упоминает.
Допустим, ручей был настолько примелькавшейся деталью пейзажа, что Хокинс его уже не замечает и упоминать не считает нужным. Но тогда и мостик рядом с трактиром ему прекрасно известен. Но Джим словно бы видит его впервые: «По счастью, мы проходили мимо какого-то мостика…»
Что значит «какого-то»? Там что, вся дорога – сплошные мостики и Джим их вечно путает?
Под мостиком Хокинс не сидел. Придумал этот эпизод, чтобы объяснить, каким образом он умудрился подслушать разговоры бандитов Пью. Чтобы приписать им поиски карты в качестве главной цели визита…
А они карту не искали. Они просто громили трактир. Это и была главная цель.
Чуть позже Хокинс сам признает: «Мне сразу стало ясно, что мы разорены». А почему ему стало ясно? Он упоминает про часы, сорванные со стены, возможно, механизм их поврежден, – однако не на часах же основывалось благосостояние Хокинсов. Да и профессию часовщика никто не отменял. Какие еще убытки могут проистекать из поиска карты? Всё перевернуто вверх дном? Прибраться, и дело с концом. Разбита посуда? Убыток, конечно, но не разорение… Иначе первая же пьяная драка с битьем посуды пустила бы на дно семейный бизнес Хокинсов.
Чтобы весьма серьезно ударить по карману Хокинсов, достаточно было спуститься в винный погреб и пробить днища у бочек со спиртным. А заодно перебить бутылки. Но зачем тратить на это время, если ищешь карту и только ее? Никто ведь не будет прятать ценные бумаги в бочонок с пивом. Или в бутыль с ромом.
Вариант номер два: пришельцы уничтожили товар, Хокинсу не принадлежавший, но за который он нес полную ответственность. Контрабанду, проще говоря. Свои товары, конечно же, шайка Пью уничтожать не стала бы, но наверняка не только их люггер пользовался услугами Киттовой Дыры и «Адмирала Бенбоу».
Однако целенаправленно уничтожать товар (рубить, например, тесаками рулоны контрабандной материи) и искать карту – несколько разные занятия. Совместить их трудно, надо выбирать главное…
Если бы бандиты искали карту, Хокинс и его мать понесли бы убытки, но не были бы разорены. Значит, карта тут ни при чем, поиски карты Хокинс выдумал…
А шайка Пью просто громила трактир. Сводила счеты. Продолжала начатое Черным Псом – учила недобросовестных партнеров, как надо вести дела, а как не надо.
Билли Бонс, уверенный, что весь мир мечтает добраться до его ненаглядной карты, неверно истолковал значение черной метки. На самом деле черная метка, присланная ему, означала одно: убирайся отсюда до десяти вечера! Ведь в предыдущем эпизоде с участием Черного Пса экс-штурман выступил (в результате собственной ошибки) в качестве защитника Хокинсов. Мог и в тот вечер испортить всё веселье – тесаком владел виртуозно, да и две пары пистолетов из сундука Бонса нельзя сбрасывать со счетов – четыре выстрела, неожиданно сделанные из укрытия, могли серьезно изменить расклад сил.
Можно предположить, что Хокинс кое о чем умолчал, описывая второй приход Пью. Слепец не просто подергал запертую дверь и ушел. Какой смысл? Проверить, заперта ли дверь (коли уж этот вопрос так волновал бандитов), можно было послать любого из подчиненных Пью, более молодого и к тому же зрячего.
Но Пью поковылял сам. И что-то он говорил под запертой дверью, с чем-то громко обращался к Бонсу – с чем-то таким, что Билли никак не смог бы оставить без ответа. Но Бонс не ответил по уважительной причине недавней смерти.
Пью, вернувшись, дает команду своим головорезам: приступаем, Бонса там уже нет, ни к чему выжидать до десяти вечера…
И начинается погром.
* * *
Но зачем Трелони взорвал стабильную ситуацию и нарушил сложившуюся систему, всех устраивавшую? Зачем стал требовать резкого увеличения своей доли? Что за странный приступ жадности? Какая муха укусила сквайра?
Ответы на эти вопросы – в следующей главе.
Глава седьмая. Тайная жизнь доктора Ливси
Дальнейшее исследование невозможно, если не упомянуть коротко об историческом фоне событий, описанных в мемуаре Хокинса.
Зима 1746 года – крайне напряженный период в истории Великобритании.
Идет война, жестокая война сразу на нескольких фронтах, раскиданных по всему миру.
Английская армия воюет в Европе – и неудачно. В мае 1745 года в битве при Фонтенуа, упомянутой доктором Ливси, французы разбили англо-ганноверско-голландскую армию герцога Кумберлендского.
Война идет в Индии – и там дела тоже оборачиваются плохо. Французы подступают к Мадрасу, к тогдашней столице британских владений в Индии, город откупается от нашествия за огромную сумму в два миллиона. Затем французы нарушают соглашение и все-таки захватывают Мадрас.
Война идет на Северо-Американском континенте, воюют не только англичане с французами, но и племена индейцев, поддерживающие тех и других. На этом театре военных действий победа в общем и целом клонится на сторону англичан, но он далеко не главный…
Война идет на всех морях и океанах, с переменным успехом, – и с регулярными флотами Франции и Испании, и с многочисленными приватирами, они же каперы.
Хуже того, война пришла и на Британские острова. Внутренняя война, гражданская. В августе 1745 года в Шотландии высадился с несколькими сподвижниками принц Карл Эдуард Стюарт, он же Молодой Претендент, он же Красавчик Чарли, – молодой и харизматичный лидер якобитов. Немедленно вспыхнуло восстание – местное население издавна поддерживало свергнутую династию Стюартов, по крови шотландцев.
Отряды горцев стекались к принцу со всех сторон и вскоре он стоял во главе настоящей армии – в сентябре занял Эдинбург, столицу Шотландии, затем разбил в сражении при Престонпэнс (Prestonpans) правительственную армию.
Других войск у короля Георга в метрополии не было, все оказались разбросаны по дальним фронтам, по разным странам и даже континентам. В конце осени принц Чарли пересек англо-шотландскую границу и двинулся в сторону Лондона.
Марш получился беспрепятственный, но отнюдь не триумфальный. Повсеместные восстания населения, на которые так рассчитывали якобиты, не вспыхивали. За тридцать лет народ притерпелся к иноземной ганноверской династии.
Рис. 5. Карл Эдуард Стюарт, он же Молодой Претендент.
Сторонников у Стюартов было много, особенно на национальных окраинах, в Ирландии, Шотландии и Уэльсе. Но только Шотландия восстала открыто. Среди влиятельных английских землевладельцев-тори тоже хватало противников короля Георга, симпатизирующих Стюартам. Но и они заняли выжидательную позицию…
Армия принца Чарли дошла до Дерби, до Лондона оставалось чуть больше сотни миль… В столице царила паника, Георг Второй обдумывал варианты бегства в родной Ганновер.
Но якобиты приостановили наступление. Не рискнули идти на Лондон без ярко выраженной народной поддержки. К тому же из Европы спешно перебрасывались войска герцога Кумберлендского…
Армия принца Чарли вернулась обратно, в Шотландию, и встала на зимние квартиры, планируя весной повторить поход. После более тщательной подготовки, разумеется. Возникло неустойчивое равновесие: военные действия зимой не велись, но война агитационная, пропагандистская вспыхнула с небывалой силой.
Эмиссары принца так и сновали между Шотландией, Ирландией, Уэльсом и районами Англии, традиционно поддерживавшими Стюартов. Уговаривали, убеждали, подкупали…
Естественно, золото для такой деятельности требовалось в больших количествах.
* * *
В наших построениях, касающихся слепого Пью и Черного Пса, до сих пор зиял провал немалых размеров. Вот какой: если Пью занимается контрабандным бизнесом, если он владелец или совладелец люггера, то почему нищенствует на дорогах? Просит милостыню почему?
А если Пью действительно нищий, если люггер ему не принадлежит, а нанят лишь для акции в «Бенбоу», то откуда у нищего побирушки деньги на аренду судна?
Ладно бы о нищете Пью говорил лишь Хокинс, склонный искажать истину, но ведь о ней вспоминает Сильвер при обстоятельствах, когда лгать смысла нет. Внешность бывает обманчива, и встречаются очень богатые нищие, но Сильвер говорил не просто о сборе милостыни как о способе заработать, – он прямо утверждал: Пью бедствовал, Пью не мог прокормиться.
Якобитский мятеж 1745–1746 годов позволяет легко и просто объяснить это противоречие.
Дело в том, что после принятия Джин-акта одним из главных объектов контрабанды стал джин, нелегально производимый в Шотландии. В густонаселенной Англии заниматься подпольным винокурением значительно труднее, а в горной Шотландии глухих укромных уголков хватало. И стояли там неприметные сараюшки, и побулькивали в них перегонные кубы, а конечный продукт вывозился морем в Англию. Многие прославленные ныне сорта шотландского джина и виски зародились там, на подпольных заводиках.
Если допустить, что Пью и Черный Пес занимались ввозом спиртного из Шотландии, якобитский мятеж мог очень сильно подорвать им коммерцию. Например, партия уже оплаченного Пью и подготовленного к отправке джина была конфискована якобитами и выпита за здоровье Карла Эдуарда Стюарта.
Пью потерял оборотный капитал, возможно даже не свой, заемный… Дела у шайки резко пошли под гору, торговый оборот упал, приходилось искать подработку на стороне, – а чем еще мог подработать слепой, кроме как сбором милостыни?
Неудивительно, что Черный Пес взбеленился и схватился за тесак, узнав о новом ударе, нанесенном их бизнесу сквайром Трелони и мистером Хокинсом-старшим. Дела и без того хуже некуда, а тут такая подстава со стороны старых партнеров…
Неудивительно, что взбеленился Пью и принял решение разгромить «Адмирал Бенбоу» – едва ли слепцу, привыкшему командовать контрабандистами, доставляло удовольствие просить гнусавым голосом милостыню во славу Господа и короля Георга…
* * *
Кстати, в связи с восстанием якобитов можно вспомнить еще один эпизод, подтверждающий правильность нашей датировки событий.
Один из матросов «Испаньолы» насвистывает песенку «Лиллибуллеро». С таким вот припевом:
А это не простая песня… «Лиллибуллеро» – оружие в политической борьбе. Сатирическая и политическая песенка, высмеивающая католическую династию Стюартов. Сочинили ее в 1686 году, а пик популярности пришелся на 1688 год, на так называемую «Славную революцию», свергнувшую короля Иакова II Стюарта с британского престола.
Затем песенка потеряла актуальность, стала забываться… В 1745–1746 годах тема борьбы со Стюартами вновь стала необычайно злободневной. Подзабытую песенку вытащили на свет божий, стряхнули пыль, подновили текст, – и пустили в дело.
В те времена не существовало радио, ТВ, Интернета, газетная публицистика находилась в зачаточном состоянии. И тем не менее информационные войны велись очень активно. Для читающей публики сочинялись и издавались отдельными брошюрами политические памфлеты, крайне популярные в восемнадцатом веке. Для граждан неграмотных выпускался пропагандистский продукт попроще, – сатирические песенки вроде «Лиллибуллеро».
Неграмотный матрос, насвистывающий «Лиллибуллеро», – отличная примета времени, еще раз убеждающая: дело происходит в 1746 году.
Но на самом деле не всё так просто… Вполне может быть, матрос насвистывал вовсе не ее. Дело в том, что об этом сообщает нам доктор Ливси – и сам, пардон за каламбур, занимается художественным свистом.
Итак, матрос свистит на берегу, вернее, в вытащенной на берег шлюпке, а доктор слышит свист с палубы «Испаньолы». До берега недалеко, треть мили по перпендикуляру, но шлюпки находятся не напротив корабля – в стороне, в устье речушки, там, где удобно причалить и высадиться.
Допустим, до шлюпок половина морской мили, то есть чуть больше девятисот метров, почти километр. Трудновато услышать, что насвистывает матрос… Тихой ночью и над спокойной водой еще можно. Но стоит день, рокочет прибой, чайки с громкими криками ловят рыбу (о чем упоминал Хокинс), в лесу на острове тоже наверняка кричат птицы, потревоженные матросами… Или у Ливси феноменальные уши-локаторы, как у летучей мыши, или доктор нам банально соврал.