Я уселась между мамой и папой, и мы тронулись в путь, благо ехать было недалеко. Конюшня находилась у Ривер-Роуд, на пологом склоне, что спускается к реке Конононка – минут пятнадцать езды.
Сидевший на заднем сиденье кузен Дэвид ржал по-лошадиному, пытаясь рассмешить Питера. Но надутый как всегда, Питер никак не хотел проникнуться общим весельем.
– Утихни, – бросил он своему отцу.
– Ты позволяешь ему так с собой разговаривать? – удивился папа. Он свято верит, что все родители должны быть строгими. (Сам-то он – редкостный добряк.)
– Твоему дяде Анжело не нравится, как ты со мной разговариваешь, – сказал Дэвид сынишке.
– Утихни, – повторил Питер.
Дэвид снова заржал.
– Знаешь, что я сделаю? Куплю конька и назову его Питер.
– Нет! – возмутился Питер.
– Почему нет? – поддразнивал его Дэвид. – Будут у меня два Питера – Питер-мальчик и Питер-конь.
– Нет! Не хочу-у! – заныл Питер.
Дэвид не унимался:
– Вот купим лошадку, и твой дядя Анжело будет ухаживать за ней бесплатно, да, Анжело?
От притворного возмущения отец аж поперхнулся. Он вырулил неповоротливый фургон на Ривер-роуд.
– Я, Дэвид, раньше на карачках выиграю скачки в Кентукки, чем стану задаром обихаживать твою клячу.
Все сочли это жутко остроумным.
Я задумчиво смотрела в лобовое стекло, пытаясь вернуть праздничное настроение, но из головы не выходил Аарон Дули. Что он себе позволяет? Он что, всерьез считал, что может завоевать меня вот так – затащив в укромный уголок и там набросившись?
У, троглодит.
Одни и те же вопросы не давали мне покоя. Неужели Аарон Дули совсем слетел с катушек? Интересно, далеко бы он зашел, не примени я свои «приемчики»?
А вдруг у меня теперь проблемы? Стоит ли считать Аарона Дули серьезной угрозой?
Огромный фургон захрустел по гравию дорожки, которая вела к конюшне. А вот и флаг – трепещет на верхушке высоченного флагштока. Красно-сине-белые полотнища украшали въездные ворота.
Народ уже подтянулся. Двое малышей в голубых комбинезончиках возились в снегу. Фотограф в сером тренче, спрятав голову в будку фотоаппарата, наводил на них объектив.
В толпе я разглядела шестерых-семерых представителей нашей родни. Они сгрудились у входа, прихлопывая руками в перчатках, чтобы те не зябли. Еще я заметила несколько учителей из средней школы, где мама работала библиотекаршей.
Отец остановил машину в конце подъездной дорожки, и мы высыпали на мороз. Толпа приветственно загалдела, на что папа отвесил легкий поклон и приподнял шляпу. Он буквально лучился гордостью и счастьем.
Наслаждайся праздником, Бет, твердила я себе. Выкинь все из головы. Хватит думать об Аароне.
И надо сказать, что во время короткой праздничной церемонии мне это вполне удавалось. Как и во время отцовской речи, в которой он благодарил всех, кто пришел, и всех, кто, не жалея сил, помогал ему, чтобы этот чудесный день состоялся.
Когда он отдельно поблагодарил мою маму, у нее на глаза навернулись слезы. Она украдкой смахнула их пальцем в перчатке, а с лица не сходила растроганная улыбка. Мама никому не хотела показывать свои чувства. Потом мы все пили шампанское и игристый сидр, провозглашая тосты за новую конюшню.
Я была готова расслабиться и наслаждаться жизнью, болтала с гостями и совершенно выбросила из головы Аарона Дули.
Пока не появился дядя Аарона, Мартин.
И тогда наш счастливый день обернулся кошмаром.
4
Я увидела Мартина Дули через несколько минут после того, как все уселись в машины и разъехались по домам. Отец остался в конторе, чтобы оформить несколько документов от мистера Клейнера из банка.
Дожидаясь, пока папа развяжется с делами, я решила побродить по конюшне. Сладкий запах сена наполнял меня радостью, и я уже представляла, как все денники вскоре будут заняты лошадьми.
Услышав перестук сапог по утоптанному снегу, я выглянула в окно и увидела, что к конюшне шествует Мартин Дули, сжимая кулаки в лиловых перчатках.
Я затаила дыхание. Он-то что здесь забыл?
Мартин Дули не отличается ни ростом, ни статью, однако впечатление производит внушительное. Это трудно объяснить: с виду-то он – ну ни кожи ни рожи. Серые птичьи глазки, нос вздернутый, губы мучнисто-бледные, да и все лицо такое же. Ему около сорока, но колючий ежик волос у него на голове абсолютно седой, отчего она напоминает мне щетку-расческу.
Я никогда не видела, чтобы он улыбался.
Папа сказал как-то, что мистер Дули очень похож на акулу. Всегда действует без оглядки. Стиснет зубы и прет напролом.
Он заказывает в Нью-Йорке дорогущие костюмы и широкие галстуки кричащих тонов, которые ему совсем не к лицу. А еще он с ног до головы поливается одеколоном, из-за чего от него постоянно лимоном пахнет.
Из окна конюшни я разглядела его длинное черное пальто с меховым воротником и начищенные до блеска черные сапоги; он топал по снегу к папиной конторе. Сперва я решила отсидеться в теплой и безопасной конюшне, но любопытство взяло свое, и я подкралась к двери, где можно было подслушивать разговор.
В двери было окошко, расписанное морозным узором. Я остановилась чуть поодаль, опасаясь, что меня заметят. Сквозь затуманенное стекло я видела размытую фигуру отца. Он быстро поднялся из-за стола.
– Мартин? Какими судьбами? – не сумел он скрыть удивления.
Мартин пересек комнату, половицы под его сапожищами жалобно поскрипывали.
– Сдается мне, что ты забыл кое-кого пригласить, Анжело, – промолвил он.
Голос у него низкий, но говорит он всегда тихо, будто сдерживаясь. Его родители приехали из Ирландии, вот он и подпускает нарочно толику ирландского акцента. Папа говорил, что он делает это специально – думает, что это придает ему обаяния.
– Слушай, я удивляюсь… – начал отец.
– А уж я-то как удивляюсь, тебе ли не знать, – перебил Мартин. – Я, Анжело, ждал благодарности, а получил предательство.
Отец растерялся.
– Предательство? Это слишком сурово сказано, Мартин. Я в жизни никого не предавал, а уж тебя тем более. Если речь о конюшне, я… я это с тобой обговаривал и…
– И мы пришли к тому, что вся твоя затея – дохлый номер, – хмыкнул Мартин. – Опрометчивость, я бы даже сказал.
Я стиснула кулаки. Мне хотелось завопить. Я затаила дыхание, чтобы не выдать себя ни звуком.
Даже через дверь я могла чувствовать повисшее в комнате напряжение. Искаженный замерзшим стеклом силуэт Мартина Дули оперся руками о стол, приближая лицо к лицу моего отца, словно бросал ему вызов.
– Анжело, неужели ты действительно считал, что я могу это допустить?
Отец с мгновение помолчал.
– Да уж придется, – отрезал он наконец. Папа умеет быть твердым, когда захочет.
– Придется, значит? – невесело усмехнулся Мартин. – Да твоя эта конюшня года не продержится. Это не прогноз. Это факт.
Отец поднялся ему навстречу, лицом к лицу.
– Я… я думаю, нам больше не о чем разговаривать, – пробормотал он. – По-моему…
Мартин Дули грянул кулаком по столу.
– Ты правда думаешь, что я позволю какому-то помощнику конюха разрушить мой бизнес?
– Я думаю, что тебе пора уйти, – проговорил отец дрожащим от гнева голосом. – Вот что я думаю. Я управлял твоими делами. Я вел твой бизнес. Я заслужил мало-мальского уважения. Я больше не мальчик на побегушках, Мартин. Тебе, наверное, нужны очки. Я не…
– А как ты объяснишь поведение своей дочери? – вдруг сменил тему Мартин.
Я охнула и отступила от двери еще на шаг. Он что, заметил меня? Я-то тут при чем?
От изумления папа только и смог вымолвить:
– Объясню?
– Аарон жалуется, что она им пренебрегает. Неужто Бет возомнила, будто она слишком хороша для свидания с Дули? – прорычал Мартин. – Ты забил ей голову всяким вздором, Анжело! Вредным вздором. Девчонка твоя ни черта не понимает. Ну да не беда. Мой племянник ей живо разъяснит, что к чему.
До этого момента отцу удавалось держать себя в руках, но тут уже и он сорвался на крик:
– Да при чем здесь Бет? С какой стати ты приплел мою дочь?! И ничего твой племянничек-лоботряс ей разъяснять не будет! Шел бы ты, Мартин! Кто тебе дал право говорить о моей дочери? Кто тебе дал право…
– Ты помощник конюха, Анжело! – рявкнул в ответ Мартин. – Помощник конюха, черт тебя подери! Ты рожден разгребать навоз! Только знаешь что? Как по мне, тебе и дерьмо убирать за моими лошадьми – много чести! Поучить бы тебя уму-разуму…
Договорить он не смог. Раздался звук удара. Ахнув, я поняла, что папа ему врезал.
Зычный рев Дули огласил всю конюшню.
Дрожащей рукой я приоткрыла дверь. Сердце колотилось так, что заболела грудь.
Мартин Дули, набычившись, потирал челюсть. Он медленно поднял слезящиеся глаза, его лицо пылало.
Отец замер за столом, по-прежнему сжимая кулак. Его грудь под расстегнутым пиджаком судорожно вздымалась.
Мартин наклонился, чтобы поднять с пола шляпу. Продолжая массировать челюсть, он сузил глаза и посмотрел на моего отца холодным, угрожающим взглядом.
– Я вернусь, помощник конюха, – промолвил он. – Ох, напрасно ты это сделал.
Это не было пустой угрозой. Два дня спустя моей семье пришлось дорого заплатить за удар по физиономии Мартина Дули.
Два дня спустя моя жизнь кончилась.
5
В тот вечер должны были привезти первых лошадей. После обеда отец собрал всех наших шестерых работников, чтобы раздать поручения.
Я была там потому, что в школе вышел из строя котел отопления и занятия отменили. У отца нашлось дело и для меня. В большом деревянном ящике лежала охапка спутанных уздечек и поводьев. Папа попросил меня достать их и распутать.
К тому времени как отец закончил собрание, я управилась только наполовину. Рабочие поспешили к своим машинам, чтобы немножко передохнуть до того, как привезут лошадей и начнется настоящая суматоха.
Черные кожаные вожжи переплелись, словно змеи. Я склонилась над ящиком, расплетая их обеими руками, как вдруг с дорожки донесся шум подъезжающего автомобиля. Удивленная, я поднялась и подошла к двери конторы.
У меня перехватило дыхание: в кабинет с грохотом вломились двое в черных пальто. Я заморгала, не веря своим глазам. Лица громил скрывали черные шерстяные маски, поверх которых были нахлобучены широкополые шляпы.
Отец в испуге поднялся из-за стола:
– Какого…
Налетчики бросились вперед и грубо схватили его за руки. Он корчился и извивался, пытаясь вырваться, но без толку.
– В чем дело? Это ограбление? Денег я здесь не держу. Вы что себе позволяете?! – Папа сумел высвободить одну руку, но человек в маске тотчас перехватил ее и с силой заломил ему за спину.
Отец закричал:
– Вы… Вы мне руку сломаете! Какого черта? Что вы делаете?
– Привет от Мартина Дули, – прохрипел один из налетчиков.
Я чуть сама не закричала, когда он хватил папу ребром ладони по затылку, наотмашь. Отец застонал, голова его мотнулась вперед. Его ботинки скребли по полу, когда бандиты поволокли его к выходу.
Я оцепенела. Я не могла дышать. Лишь стояла и смотрела, напрягшись всем телом, будто каждый мой мускул завязался узлом.
Этого не может быть. Не верю. Такое бывает только в кино, правда?
На полпути к двери папа опять застонал, и один из мужчин снова врезал ему по шее. Голова отца запрокинулась, а потом упала на грудь. Руки обессиленно легли на плечи тащивших его бандитов.
Грохот захлопнувшейся за ними двери вырвал меня из оцепенения. Я проковыляла в опустевший кабинет, хватая ртом воздух. Куда они его потащили? Что они хотят сделать? Что делать мне?
Мой взгляд упал на ключи от отцовской машины, лежавшие на краю стола. Я поняла, что придется ехать за похитителями. Я смогу ему помочь. Конечно, смогу. Я обязана. Я схватила ключи дрожащей, взмокшей от пота рукой.
С колотящимся сердцем я заковыляла к двери. Я понимала, что должна успокоиться. Меня всю трясло. Кровь стучала в голове. В ушах звучал стон, который издал отец, когда тот подонок ударил его.
«Если не успокоишься – не сможешь вести машину. Надо мыслить трезво. Надо преодолеть панику».
Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного. Полагаю, всем нам приходилось переживать страшные моменты; но такой ужасной, парализующей паники я не могла даже вообразить.
«У тебя есть твои приемчики, Бет. Помни: ты наделена особой силой».
Мысль эта приободрила меня – достаточно, чтобы я снова смогла дышать, а в голове перестало стучать так, будто она вот-вот взорвется.
Из окна кабинета я видела, как похитители швырнули папу на заднее сиденье длинного черного «седана». Закатное солнце садилось за деревьями. Длинные тени ложились на крышу автомобиля, который, взвизгнув шинами, сдал назад, круто развернулся и рванул вниз по грунтовой дороге.
Глубоко дыша и борясь с паникой, я ждала, пока они не скрылись из виду. Потом выскочила за дверь и сломя голову бросилась к нашему маленькому «форду», проваливаясь в мокрый снег. Порыв ледяного ветра бросил меня в дрожь, но в то же время привел в чувство. Я уселась за руль и с трудом попала ключом в зажигание.
– Пожалуйста, заведись. Пожалуйста, заведись, – упрашивала я машину. Среди множества недостатков проклятого драндулета была скверная привычка заводиться только с пятой-шестой попытки. Я потянула дроссель, повернула ключ в зажигании и нажала ногой на газ. Автомобиль кашлянул раз, другой, и мотор с рычанием завелся.
Я развернула машину и дала по газам. Она забуксовала, бестолково вращая колесами по скользкому насту. Годами папа твердил, что нужно обновить покрышки – эти были стерты чуть ли не до ободов. Я бешено крутила руль, пока колеса не нашли сцепление, после чего погнала автомобиль вниз по склону, полная решимости настичь бандитов, захвативших моего отца.
Я не ожидала, что движение на Ривер-Роуд окажется столь оживленным. Горожане возвращались домой с работы. Заложив слишком лихой вираж, я чуть не вписалась в зад красному «меркурию». Водитель загудел на меня клаксоном. Я убрала ногу с педали тормоза и еще раз глубоко, прерывисто вздохнула.
Ты справишься, Бет. Ты сможешь выручить своего отца.
Черный «седан» маячил впереди, отделенный от меня тремя-четырьмя машинами. Я боялась упустить его из виду. Но когда он свернул на Парк-Драйв и устремился в сторону Норт-Хиллс, я поняла, куда они едут. Мне не нужно было за ними следить.
Они держали путь к конюшне Дули.
Кабинеты, служебные помещения, сараи, конюшни, склады и прочие хозяйственные постройки смотрели фасадом друг на друга, образуя широкий квадрат. Ездовые дорожки уводили в леса улицы Страха, начинавшиеся сразу за огромным амбаром. На площади между зданиями хватало места, чтобы проводить конные прогулки и скачки.
Широкая заасфальтированная дорога, ведущая к главному зданию, была расчищена от снега. Я проехала две трети дороги – отсюда неплохо просматривалась парковка. Черный «седан» стоял под углом к стене. Приглядевшись в умирающем вечернем свете, я увидела, что салон пуст.
– Папа, куда они тебя потащили? – пробормотала я вслух.
Я выключила зажигание, решив, что здесь мою машину точно никто не заметит, и вылезла из салона, выдыхая облачка пара.
Я чуть не задохнулась, услышав крик – подумала, что отец кричит. Но это всего лишь заржала одна из лошадей в длинном ряду денников.
Я с шумом выдохнула. Усилием воли заставила сердце биться не так часто. Взгляд мой обшаривал парковку и фасад служебного здания. Кругом – ни души.
Утопая ногами в снегу, я направилась к зданию, стараясь держаться в тени деревьев, росших вдоль подъездной дороги.
Куда его потащили? Что хотят сделать с ним? А вдруг я опоздала?
Я привалилась к стене. Длинные серебристые сосульки свисали со сточного желоба у меня над головой, будто сверкающие мечи. Я двинулась вперед, по-прежнему прижимаясь спиной к стене и не отрывая глаз от главного входа.