Мы из сорок первого... Воспоминания - Дмитрий Левинский 6 стр.


Нам выдали кирзовые сапоги взамен ботинок и краг, но у меня размер обуви 43,5, и я, не сумев подобрать сапоги, остался в крагах.

В короткие перекуры грелись махоркой, приплясыванием, шуточной борьбой. При этом я отрабатывал на ребятах приемы борьбы вольного стиля, вызывая их «телячий восторг» и неподдельное восхищение. Эти приемы я сам постиг только недавно в Ленинграде, о «каратэ» и «джиу-джитсу» мы тогда не знали. А греться было необходимо. Местные старожилы говаривали, что такой суровой зимы на Украине давно не было, в Одессе даже лиманы замерзли. Очень стыли ноги в ботинках, которые «по уши» забивались снегом и льдом. Но мы больше переживали за тех из нас, кто уже уехал на север, отчетливо сознавая, каково в такой мороз на фронте.

Часто можно было слышать:

– Хотя бы насморк схватить, да пару дней на кухне отогреться… – Но ни одна хвороба к нам не приставала.

Когда в поле приходили полевые кухни – был праздник на час. Пока мы разделывались с первым блюдом, второе – пшенная каша в крышке котелка – превращалась в лед. Съесть кашу уже было невозможно. Мы в ранце приносили ее в казарму и перед отбоем расправлялись с ней.

У нас были обычные плоские котелки тех лет с крышками. В один котелок мы получали суп на двоих, во второй – чай на двоих, а в каждую из двух крышек – по порции второго. Так мы с Геной Травниковым весь 1940 год и хлебали суп из одного котелка. Мыть котелки было нечем, обтирали их снегом, а мороз уничтожал микробов.

Стрелять приходилось много, особенно нам с Геннадием, поскольку нашим оружием был «Максим». В те дни командование патронов не жалело. Нормативы, например, такие: уничтожить двумя очередями за одну ми нуту батальонную пушку, находящуюся на расстоянии 900 метров. Макет пушки поднимали из окопа на короткое время, за которое следовало: обнаружить, когда цель появится в твоем секторе стрельбы, зарядить, установить прицел, навести, закрепить, поразить цель.

Подготовка первого и второго номеров пулеметного расчета предусматривала полную взаимозаменяемость. С нормативами мы с Геной справлялись, но у меня больше оценки «хорошо» не было: трудно бить на расстояние 900 метров – сказывался недостаток зрения, который я тщательно скрывал, желая стать полноценным солдатом. Строго говоря, если бы мы с Геннадием не выполняли нормативы стрельбы, то мигом подлежали «разжалованию»: станковый пулемет – не игрушка, а в те годы – главное оружие батальона и вся надежда стрелковых подразделений в бою, для огневой поддержки которых мы и предназначались.

Бывали и забавные моменты, когда я просил ребят:

– Свистните, когда цель появится!

А они надрываются от смеха:

– Давно стоит, сейчас уберут! – Так я успевал всадить в цель две полагающиеся очереди.

Ходили слухи, будто вышел приказ НКО брать в армию всех, у кого с очками зрение становилось нормальным. Не ведаю, может оно и так, но у меня была близорукость (0,1–0,3 диоптрий с минусом), и я служил без очков.

Наконец в казарме появилось радио, но слушать было некогда. Вторично пришлось принимать военную присягу: все документы остались в Чернигове.


Выходных дней у нас не было, но в субботу – тогда в стране были шестидневки – занятия проводились только до обеда.

Ежедневно с двенадцати до часу ночи – чистка оружия, при этом глаза от усталости слипались. Независимо оттого, проходили в этот день стрельбы или нет, оружие было на морозе более 12-ти часов. В такие минуты мы с Травниковым завидовали тем, кому было только винтовку почистить, а нам – целый пулемет. За ним мы тщательно следили, зная, что с ним придется завтра идти в бой. Пулемет не имел права подвести ни нас с Травниковым, ни нашу пулеметную роту, ни батальон…

В праздничный день, 23 февраля, вместо обычного черного хлеба получили на завтрак белый хлеб, чем остались весьма довольны.

До обеда на вещевом складе упаковывали и обшивали для отправки домой свою гражданскую одежду. После обеда состоялся митинге последующим торжественным маршем по городу с духовым оркестром.

О моих планах на будущее можно узнать из письма Ниночке от 26 февраля: «Мои планы: через два года быть дома, если не "увлекусь" службой, во-первых, и если не угробят – во-вторых…»

Так грубо успокаивал я свою любимую подругу. А дело было в том, что тогда существовала должность замполитрука роты. Знаки различия – четыре треугольничка в петлице и красная звездочка на рукаве гимнастерки. У нас его звали Васей (фамилию забыл). Он часто отсутствовал в роте, и как-то в течение месяца мне пришлось его замещать по просьбе политрука роты. Халтурить я не умел, а потому, когда Вася вернулся в роту, политрук, довольный моим усердием, пообещал направить меня в соответствующее военное училище, хотя согласия я пока не давал. Я знал, что Нина, выросшая в семье военного на артиллерийских полигонах, могла только приветствовать мое решение поступить в любое военное училище.

Из наш их командиров хорошо запомнились только двое, наверное, потому, что у них был и похожие по звучанию фамилии: Косенко и Власенко. Оба – помкомвзводы в возрасте сорока лет, мобилизованные, оторванные от семей, и мы по-человечески сочувствовали им, особенно когда сердечно провожали их в феврале на финский фронт: они могли не вернуться оттуда на «свою мать – ридну Украину».

Примечания

1

О них детально повествуют издаваемые в Петербурге горестные сборники свидетельств несчастных людей о годах репрессий с 1918 по 1980-е годы под названием «Уроки гнева и любви» (составитель и редактор – Татьяна Тигонен). В 1990–1995 годах вышло семь сборников. – Примеч. автора.

2

Возможно, имеется в виду М. М. Пурышев, преподававший также и в Ленинградском кораблестроительном институте.

3

Согласно этому закону, срок службы в армии продлен до 3 лет, во флоте, до 5 лет. В авиации и пограничных войсках – до 4 лет. Закон 1939 года отменил действовавшие до этого ограничения на призыв в армию по классовому признаку (одна ко в военные училища по-прежнему принимали только детей рабочих и крестьян). От призыва освобождались учащиеся институтов и техникумов, проходившие военную подготовку в учебных заведениях. Выпускникам техникумов присваивалось звание лейтенант, а выпускникам институтов – капитан; все они зачислялись в запас. Фактически этот Закон означал проведение скрытой мобилизации. В армию были призваны запасники младших возрастов и почти все командиры запаса.

4

Д. М. Левинский родился 31 декабря 1921 года.

5

В 1874 году вместо рекрутской обязанности, просуществовавшей почти два века, была введена всеобщая воинская обязанность. Призыву в армию подлежали все молодые мужчины, которым к 1 января исполнилось 20 лет. Призыв начинался в ноябре каждого года. От солдатской службы освобождались священники, медики и давалась отсрочка до 28 лет лицам, проходящим обучение в учебных за ведениях. Количество подлежащих призыву в те годы намного превышало потребности армии, и поэтому все, кто не подпадал под освобождение от службы, тянули жребий. Шли служить те, кому выпал жребий (примерно один из пяти). Остальные зачислялись в ополчение и подлежали призыву в военное время или при необходимости.

6

Согласно официальным данным, всего за годы войны в подразделениях армии и флота, других военизированных ведомств, а также в трудовых батальонах в промышленности перебывало 34,5 млн. чел. В то же время безвозвратные потери военнослужащих списочного состава в годы Второй мировой войны составили 8,7 млн. чел., а с учетом призванных, но не успевших принять военную присягу – 9,2 млн. чел. (Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил: Статистическое исследование/ Под общей ред. Г. Ф. Кривошеева. М., 2001. С. 247–248). Таким образом, с войны не вернулся практически каждый 4-й мобилизованный в армию гражданин.

7

Для обеспечения почтовой связью действующей армии Наркоматсвязи СССР создал систему военно-полевой почты во главе с Центральным управлением полевой связи. Народный комиссар связи СССР И. Т. Пересыпкин был назначен заместителем Наркома обороны и начальником Главного Управления связи Красной Армии по совместительству.

В декабре 1941 года в армии началось создание Управления военно-полевых почт. Органы военной связи при армиях развернули военно-полевые почтовые базы, а при штабах входящих соединений – полевые почтовые станции.

8

Щерба Лев Владимирович (1880–1944) – академик, известный языковед, основатель Фонетической лаборатории при Санкт-Петербургском университете.

9

28 сентября – с Эстонией, 5 октября – с Латвией и 10 октября – с Литвой.

10

Имеется в виду «инцидент» (артиллерийский обстрел советских войск) у дер. Майнила.

11

Маннергейм Карл Густав Эмиль (1867–1951) – барон, финский государственный и военный деятель, маршал (1933). В декабре 1918 – июле 1919 регент Финляндии, с 1939 – главнокомандующий финской армией, председатель Совета государственной обороны (с 1931). Руководил действиями финской армии во время советско-финляндской войны 1939–1940, а также в 1941–1944 в качестве союзника фашистской Германии.

В сентябре 1944 был вынужден заключить с СССР мирное соглашение на условиях советского правительства. В 1944–1946 – президент Финляндии.

12

Потери РККА за 105 дней составили 333 084 чел., в том числе убито или умерло – 65 384, пропало без вести (из них 14 043 предположительно погибли, а остальные – взяты в плен). См.: Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил: Статистическое исследование/Под общей ред. Г. Ф. Кривошеева. М, 2001. С. 195.

Назад