Вместе с тем в правовой литературе рассматриваемого периода встречались высказывания, в которых четко прослеживалась идея универсального характера кондикционного обязательства. Например, А.А. Шамшов отмечал, что в случае любого неоправданного перемещения имущества надо считаться с возможностью предъявления кондикционного иска, и «хотя в конечном счете природа правоотношения оказывается иной и предъявляется другой иск, но во всех этих ситуациях перемещение имущества является неосновательным, а обязательство по ст. 473 ГК возникает именно из неосновательного приобретения… Это свидетельствует об универсальности требований из неосновательного приобретения как черте, отличающей их от иных требований»[12].
Аналогичную характеристику нормам о неосновательном обогащении в сравнении с другими обязательственно-правовыми нормами давал В.А. Рясенцев, называя их «специальными»[13].
На дополнительный характер норм о неосновательном обогащении ко всем другим охранительным требованиям в период действия ГК 1922 г. и ГК 1964 г. указывал целый ряд ученых[14]. При этом отмечалось, что при наличии в том или ином юридическом составе как неосновательного приобретения, так и условий для предъявления иного иска предъявляется всегда последний. Считалось, что так происходит потому, что в любом другом иске понятие «неосновательности имущественного перемещения» выражено в иных, более определенных юридических категориях. Тем не менее понятия основательности и неосновательности имущественного перемещения определяли судьбу любого иска, связанного с таким перемещением, а ст. 473 ГК РСФСР 1964 г. являлась единственной статьей гражданского законодательства, где понятие «неосновательности» юридически не расшифровывалось, а применялось как таковое. Это позволило, вчастно-сти, А.А. Шамшову прийти к выводу о том, что при неосновательном перемещении имущества условием, необходимым для предъявления иска из неосновательного приобретения, является отсутствие условий для предъявления какого-либо иного иска[15].
Определение норм о неосновательном обогащении как норм, дополняющих любой из охранительных институтов, позволило даже выдвинуть предположение о возможности помещения главы о неосновательном обогащении в Общую часть обязательственного права[16]. Аналогичная идея, кстати, была высказана A.Л. Маковским в период введения в действие действующего Гражданского кодекса РФ: «Не исключено, что надлежащее место этих своеобразных обязательств – в общей части обязательственного права (разд. III ГК) или даже в общих положениях ГК (разд. II)»[17]. Заметим, что такой подход определения места норм о неосновательном обогащении имел все основания, чтобы быть реализованным на уровне закона. Так, в опубликованном в 1947 г. проекте Гражданского кодекса СССР глава о неосновательном приобретении была помещена именно в Общей части[18].
Дополнительный (субсидиарный) характер норм о неосновательном обогащении отстаивается и многими российскими учеными[19]. При этом не умаляется самостоятельность каждого из требований, сравниваемых с кондикционным. Такая позиция основывается прежде всего на нормах действующего гражданского законодательства, согласно которым: поскольку иное не установлено самим Кодексом, другими законами или иными правовыми актами и не вытекает из существа соответствующих отношений, правила о неосновательном обогащении, предусмотренные гл. 60 ГК, подлежат применению также к требованиям: 1) о возврате исполненного по недействительной сделке; 2) об истребовании имущества собственником из чужого незаконного владения;
3) одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством; 4) о возмещении вреда, в том числе причиненного недобросовестным поведением обогатившегося лица (ст. 1103 ГК РФ).
Такое соотношение кондикционного обязательства с данными гражданскими правоотношениями, по мнению A.Л. Маковского, не является идеальным решением вопроса, но вместе с тем представляется полезным, поскольку гл. 60 ГК содержит ответы на многие вопросы, не всегда получающие должного разрешения в правилах об отдельных видах этих обязательств[20]. В частности, это вопросы, касающиеся судьбы доходов, извлеченных обогатившимся лицом из полученного (сбереженного) имущества; затрат, понесенных обогатившимся лицом на содержание этого имущества; последствий ухудшения этого имущества за время его нахождения у обогатившегося лица, и ряд других не менее важных вопросов.
Основной вопрос, который возникает при исследовании положений ст. 1103 ГК РФ, сводится к следующему: на чем основана возможность субсидиарного применения положений о неосновательном обогащении к другим поименованным в данной статье требованиям?
По мнению А. Климовича, в данной ситуации речь идет исключительно о субсидиарном применении норм гл. 60 ГК РФ к указанным институтам, что делает возможным применение иска из неосновательного обогащения совместно с другими исками[21]. Субсидиарный характер гл. 60 ГК РФ выявляется при этом из буквального толкования абз. 1 ст. 1103 ГК РФ. Так, формулировку «подлежат применению также к требованиям» можно заменить тождественной формулировкой «дополнительно применяются также к требованиям».
Субсидиарность согласно данной позиции ни в коей мере не означает заменимость соответствующего требования на кондикционный иск. Напротив, считается, что при необходимости кондикция способна дополнить правовые возможности потерпевшей стороны субсидиарным притязанием, при отсутствии которого имущественная сфера последнего оказывается невосполнимо нарушенной. При этом механизм применения правил о неосновательном обогащении работает следующим образом: когда институты, указанные в ст. 1103 ГК РФ не способны восстановить нарушенное право лица, для его восстановления могут быть применены нормы гл. 60 ГК РФ[22].
Несмотря на столь единодушное в современной правовой науке толкование механизма применения норм о неосновательном обогащении к смежным институтам, характер таких норм определяется все же по-разному.
Например, Р.А. Кушхов констатирует, что нормы гл. 60 ГК РФ становятся как бы частью соответствующего института, не сохраняя исключительность самостоятельного требования, возникающего из неосновательного обогащения[23]. Такой подход, как представляется, сводит характер гл. 60 ГК РФ до обслуживающего (дополнительного) правового института, не имеющего под собой какой-либо специальной сферы, в отношении которой можно было бы применить собственно само кондикционное требование как самостоятельное.
Другие авторы, в частности А.В. Климович, определяют нормы о неосновательном обогащении как нормы, регулирующие в качестве общих положений любое неосновательное обогащение независимо от источника его возникновения. Поэтому субсидиарное применение правил гл. 60 ГК РФ, по его мнению, далеко не всегда означает применение собственно кондикционного иска: речь может идти всего лишь о применении определенных норм, обычно сопутствующих кондикционному требованию (например, о порядке определения стоимости подлежащего возврату имущества), либо вообще о применении требования, по своей природе не являющегося кондикционным[24].
В изложенной позиции прослеживается, хотя и неявно, признание за кондикционным обязательством родовых признаков по отношению ко всем остальным восстановительным средствам имущественной сферы участников гражданского оборота, где, «находясь в теснейшей генетической связи с компенсаторно-восстановительными началами цивилистики, кондикционное требование осуществляет генеральную правоохранительную функцию в системе защиты субъективных гражданских прав»[25].
Универсальный характер кондикционного обязательства и норм, регламентирующих его применение, наиболее четко прослеживается в позиции A.Л. Маковского, который еще в 1996 г. писал, что кондикционное обязательство совсем не однопорядково другим отдельным видам обязательств. Оно универсально для всех случаев, когда одно лицо приобретает (сберегает) имущество за счет другого без правового основания, и потому является родовым понятием по отношению ко всем обязательствам возвратить имущество, приобретенное (сбереженное) без достаточных оснований. Другое дело, что для каждого из этих конкретных случаев неосновательного обогащения могут быть установлены специальные правила в законе, в иных правовых актах, а для некоторых и в договоре, и эти специальные правила должны иметь преимущество перед общими нормами об обязательствах из неосновательного обогащения[26].
Заметим, что высказанная позиция не претерпела каких-либо изменений за десятилетие развития отечественной правовой науки. Так, например, Д.В. Новак в рамках своего диссертационного исследования 2006 г. приходит к выводу: «В российском праве обязательства вследствие неосновательного обогащения как родовой институт охватывают любые требования о возврате имущества, приобретенного или сбереженного одним лицом за счет другого, для которых нормы гл. 60 ГК РФ являются своеобразной общей частью… охранительные меры специального характера вытесняют кондикцию как общее средство защиты и речь идет лишь о субсидиарном применении к данным отношениям некоторых норм гл. 60 ГК РФ»[27].
Выходит, что субсидиарный (универсальный) характер норм о неосновательном обогащении, выражающийся в возможности восполнить (дополнить) любой охранительный институт, одних ученых-правоведов приводит к мысли о восполнительном характере всего института неосновательного обогащения, а других – к общеродовому началу кондикционного обязательства относительно охранительно-восстановительной сферы в гражданском праве.
Если первый подход понимания назначения гл. 60 ГК РФ вряд ли имеет право на существование, поскольку в противном случае возникает вопрос о роли таких универсальных средств защиты, как возмещение убытков и уплата неустойки, которые, помимо всего прочего, выступают еще и мерами гражданско-правовой ответственности, то второй подход должен был бы раз и навсегда решить вопрос о существе механизма защиты гражданских прав от всякого рода ущемлений имущественной сферы участников гражданского оборота и признать за всеми иными охранительно-восстановительны-ми способами защиты их видовую принадлежность к общему родовому требованию – требованию о возврате неосновательного обогащения (кондикционному требованию) со всеми вытекающими из этого последствиями.
Однако этого не произошло. За родовым характером кондикционного обязательства до сих пор скрывают все те же восполнительные характеристики с возможной постановкой вопроса: а может ли в таком случае кондикционное обязательство рассматриваться как самостоятельное.
Ю.К. Толстой относительно существа кондикционных обязательств пишет: «…занимая в системе обязательств вполне самостоятельное место, они нередко сопровождают обязательства, возникающие из иных оснований и имеющие иную юридическую природу, выступая по отношению к ним в качестве «обязательств-спутников». Не будучи акцессорными обязательствами в строгом смысле слова, они могут восполнять пробелы в защите субъективных гражданских прав, осуществляемой с помощью иных вещно-или обязательственно-правовых требований»[28].
Несмотря на то, что приведенная точка зрения не позволяет усомниться в самостоятельности кондикционного требования, все-таки суть такой самостоятельности заключается далеко не в признании за другими сравниваемыми требованиями видовой принадлежности к кондикционному, а напротив, в установлении четких границ применения как кондикционного, так и иных требований. Иначе, как отмечает М.А. Смирнова, «если под обогащением понимать любое фактическое получение либо сбережение блага, то провести разграничение с другими видами обязательств крайне затруднительно, и кондикция предстает родовой и субсидиарной категорией»[29]. М.А. Смирнова видит следующие последствия такого подхода: как при получении имущества по недействительной сделке, так и в случае незаконного владения, лицо фактически приобретает благо; потерпевший в таких случаях должен защищаться иском, который соответствует характеру отношений, а кондикционное требование оказывается вспомогательным, субсидиарным, используемым для восполнения пробелов в специальных нормах[30].
Заметим, что М.А. Смирнова, исключая признание за кондикционным обязательством качеств родового обязательства, ставит под сомнение и его субсидиарный характер. Она пишет: «Положение ст. 1103 ГК о возможности применения кондикционных норм к иным требованиям, дающее основание для вывода о вспомогательном характере института, может быть истолковано по-другому. А именно: применение правил о неосновательном обогащении к другим требованиям может рассматриваться как возможность сопровождения некоторых гражданско-правовых требований кондикционными. Иными словами, это означает их кумулятивную конкуренцию»[31]. Она пишет и о возможности альтернативной конкуренции, в частности с деликтным требованием.
На наш взгляд, такой подход не снижает актуальности общего вопроса о конкуренции кондикционного, виндикационного, деликтного и договорного требований.
Универсальность кондикционного требования не только не затрагивает самостоятельности такого требования, а, напротив, решает вопрос: какие охранительно-восстановительные требования поглощаются родовым кондикционным требованием, а в отношении каких имеет место восполнительное применение норм о неосновательном обогащении.
Представляется, что современной правовой наукой роль кондикционного обязательства в процессе восстановления нарушенного права необоснованно умаляется по сравнению с действительным характером такого обязательства, обеспечивающего полное восстановление имущественной сферы от любого посягательства извне. Институт неосновательного обогащения содержит полный набор правовых восстановительных инструментов, достаточных для защиты имущественных интересов потерпевшего, когда помимо непосредственно кондикционного требования потерпевшая сторона вправе присоединить к нему и другие требования охранительного характера (требование о возмещении доходов, уплате процентов).
Универсальность кондикционного обязательства, на наш взгляд, проявляется в многоаспектном характере категории «универсальность», когда ее содержание не ограничивается лишь возможностью субсидиарного применения норм о неосновательном обогащении к отдельным правовым институтам и признанием за кондикционным требованием общеродовых признаков, правовая регламентация которого уступает любой другой специальной регламентации видового требования о защите гражданских прав. Напротив, в ходе настоящего исследования будет показана доминирующая роль как самого кондикционного требования при защите любого безосновательного перемещения имущественного блага от потерпевшего к приобретателю, приведшего к неосновательному обогащению одного лица за счет другого, так и норм