– Да, чистую правду сказал. Только знаешь, пловец, у нас здесь не китайская ярмарка. Или бери эти, или дальше броди в своих потных валенках. Таких, как у меня, здесь не продают. Хочешь, карауль у буя – может, и тебе выпадут, но скорее Анфиска ноги отхватит, и тогда вообще без обуви жить сможешь.
Опять высунулась Ленка и прошипела:
– Если Толик проснется, он вам всем сделает!
Не обращая на нее внимания, Рыжий подытожил:
– Жору к тебе на три первые дня я приставил. Обувью обеспечил. Пайку и ты, и Обалдуй все три дня будете получать рабочую, а дальше уже по выработке. Оба завтра дровяком займетесь – там работа несложная и почти все время в воде: как раз для пловца. Если хорошо себя покажешь, там уже думать будем, куда тебя и как. А пока ты просто никто, и звать тебя никак. Усек?
Макс молча кивнул.
– Ну тогда валите отсюда. Оба. Жорик, на сегодня ты, хитроеврейская морда, проскочил: дрова без тебя останутся. Срочно разберись с пловцом, а то он совсем дикий. Нам спортсмены пригодятся – не дай ему зачахнуть. Отвечаешь за него. А завтра с утра начнете пахать как два колхозных трактора. Ну что стоите?! Бегом!
Глава 6
Жора молчал недолго – целеустремленно затащив Макса на одну из тропинок, веером разбегающихся от входа, затараторил:
– Вот ведь козлище рогатый! За паршивые шлепки на долг посадил!
– Это плохо? – насторожился Макс.
– Ну… когда как. Скажет, например, чтобы отдал креветками, – и будешь ты как дурак гонять этих креветок до полной темноты.
– Их что – трудно наловить?
– Мелких легко, да только они не нужны никому – в них есть нечего, а возни с ловлей и чисткой много. А крупные – хитрые как собаки, трудно их брать. И не забывай, что еще норму надо будет успеть выполнить. Ладно, раз пока ничего не требует, то можно забыть. Как слово скажет, так ясно станет.
– Жора, мне надо будет дождаться Леру. На дальний буй можно как-нибудь вернуться за ней? Она ведь тоже должна здесь появиться.
– И что ты там пить будешь в ожидании? Мочу? Или морскую воду? А диксы? Забудь, на дальнем буе в одиночку и дня не протянуть. Когда экспедицию посылали, с ней двенадцать водоносов шло – у каждого за спиной корзина с орехами, водой заполненными. Еще шестеро несли два плотика разборных – чтобы груз на них через воду переправлять. Туда нет троп, чтобы все время по суше или мелям шагать. Так они и продвигались, нычки по пути делая, чтобы на обратном пути выпить. Как дошли, так день провели, ночь переночевали, утром немного полазили – и назад. Когда сюда подходили, воды уже ни капли не оставалось – во рту у всех пустыня раскаленная была. К ним, правда, я прибавился, но много ведь не выпью. Ты понял? Восемнадцать человек туда шло, и всего на два дня хватило припасов. Там ни есть, ни пить нечего, а принести с собой много не получится – рюкзаков нормальных нет, а идти трудно. Так что забей.
Макс упрямо покачал головой:
– Ты не понял – я должен.
– Да понял я! Понял! Любовь у вас! Это я и раньше знал!
– Да нет… то есть да. Слушай, она плавать не умеет. Точнее, умеет, но очень плохо. Если, как я, упадет вдали от берега, то в одежде… Жор, я ее дождаться должен.
– Ты меня вообще слушаешь?! Как ты без воды собрался там ее караулить?
– Придумаю что-нибудь. Время ведь, как я понял, еще есть. Месяца два должно быть. Наверное…
– И что ты придумаешь? Забей лучше! Не факт, что она вообще прилетит: ведь не все сюда добираются. И на дальнем буе разбрасывает народ сильно – некоторые над рифами оказываются и разбиваются насмерть. Ночью тоже можно попасть – в такое время вообще ничего не увидишь. Шансов помочь ей у тебя нет. Почти нет. А если и вытащишь ее как-нибудь, то что дальше?
– Ну… вернусь сюда.
– А куда ты денешься – вода ведь только здесь. Приведешь, и что? Тебя по возрасту к простым ребятам определили, теперь твоя судьба – пахать. Ниже тебя только мелкие, но это ведь совсем дети – с них спрос другой. Тот же Рыжий возьмет и заберет твою Леру себе.
– Это как заберет?!
– А просто. Скажет, что ты за шлепки ему должен, и заберет.
– Здесь что – рабство?!
– Да не, тут правильно все. Как в летнем лагере: старшие отдельно от младших, только без вожатых и столовой. Вот и получается, что старшие живут получше. Думаешь, она возражать будет? Кто ты – и кто он! Видел Ленку эту? Белая как мел. На солнце вообще никогда не бывает – сидит в штабе днями, носа не высовывая. Там ведь хорошо – холодок, приятно. Воды полно ледяной, еды разной, лучшие вещи там, устроено все удобно. А ты будешь жить в шалаше уродском, на песке ночевать. Зачем Лерке такие женихи нужны? А когда Бизону на глаза попадется? Ему светленькие нравятся очень – вот такие, как она. Даст Ленке отставку и себе заберет, не спрашивая согласия. Даже у Рыжего не спросит – тот и пикнуть не посмеет. И никто не посмеет. Потому что здесь главнее него никого нет, а ты сейчас вообще никто. Он когда выпьет, совсем дурак становится и за слово, поперек сказанное, может так отметелить, что почки с мочой вытекут. Перед тем как меня сюда занесло, он убил одного парня только за то, что тот орех кокосовый втихомолку заточил. Кто-то стукнул, и Бизон его забил. Кулаками.
– И почему вы такое терпите?! – удивился Макс. – Вас ведь много!
– Да? И что? Ты видел Рыжего? Ему больше двадцати лет. Бизону все двадцать семь, говорят. И остальным его ребятам под столько же. Все неслабые – сплошные бугаи. Они наши солдаты. Понимаешь?
– У вас своя армия?
– Вроде того. Без них никак – если что, то они за всех отдуваются. Дерутся. С полгода назад готы появились, так наши отбились, но три покойника было. Один сразу помер, двое мучились долго – докторов ведь нет. Опять же – диксы. От них защищают. И новичков в карантине тоже они выдерживают, а это занятие очень противное. Получается, не зря они ни хрена не делают, пока все пашут: когда до горячего доходит, тогда начинается их работа. Ну и, конечно, положение у них особое из-за возраста. Будь нам по сорок, а им по сорок пять, то разницы вроде и нет, а когда тебе семнадцать, а им двадцать два, то совсем другое дело. Сила за ними приличная – самые крепкие наши ребята. Тем более что у них оружие кое-какое есть. И беспредела у них не уважают. У того типа, которого за кокос Бизон забил, и до этого косяков хватало, вот и напросился. Суда у нас нет, тюрьмы тоже нет – сразу все решают. Так что не задавай больше глупых вопросов. Тут, может, и не всегда все красиво, но иначе не получается.
Макс остановился, произнес с укором:
– Жора, из того, что ты говоришь, я одно слово из десяти понимаю.
– Да ничего – привыкнешь. Если что непонятно – переспрашивай. Только не стой на месте – нам к бородавке надо побыстрее добраться. Поблизости их давно уже вывели, так что на Пустой мыс придется переться. Их там полно.
– Пошли, но давай так: ты молчишь – я задаю вопросы. Договорились?
– Хорошо. Макс, а…
– Стоп! Мы ведь договорились!
– Ну хорошо-хорошо, – притих Жора.
– Начнем. Что за бородавка?
– Увидишь, когда придем.
– Ладно. Кто такие готы?
– Ну это другая толпа. Вроде нашей, но какие-то нерусские. К нашим буям только из России прилетают, да и то не всей – из Сибири никого пока не было. А у них, получается, или арабы сыплются, или вообще не пойми кто. Совсем отмороженные – собираются толпами и бегают по рифам. Если им попадешься, то хана – без разговоров валят. Говорят, они уже несколько поселков захватили – жителей или убивают, или в рабство определяют.
– Ладно, это понял. Местные отморозки. Получается, у них тоже вода есть?
– Конечно, есть, иначе они бы давно вымерли.
– А кто такие диксы?
– Это… Видел, Рыжий на руки твои смотрел и на глаза? И здоровьем сильно интересовался…
– Ну?
– Каждый, кто сюда попадает, почти сразу заболевает трясучкой. Это болезнь такая – руки от нее дрожат, глаза болят и краснеют. Затем начинает кружиться голова. А потом все проходит. Быстро проходит – за день обычно. Но не у всех – только у молодых самых. Взрослые после трясучки очень редко в себя приходят. Почти никогда. У них все не так – у них руки начинают дрожать все сильнее и сильнее. А потом они становятся диксами. Говорят, «дикс» – от слова «дикий». Подходит к ним такое. Уже не человек, а зверь дикий. Днем они обычно на глаза не показываются, а ночью выбираются. Если попадешься такому, то хана – они бегают очень быстро, силища у них немереная, боли не чувствуют. Рассказывают, и я этому верю, что одного копьем насквозь проткнули, а он все равно у пацана глотку вырвать успел. Из-за диксов мы на ночь собираемся за оградой и вход закрываем. Но все равно бывает разное – они ведь и днем могут встретиться. Нарываются наши иногда.
– А где диксы воду берут?
– Да кто их знает – они ведь не рассказывают. Может, им морской вообще хватает – живут на ней, как мутанты. Говорят, видели, как дикс жрал медузу, выброшенную на берег. В них ведь жидкости, наверное, много – может, так и выживают.
– Насчет воды – откуда она здесь?
– О! Это вопрос хороший! Я давно ждал, когда ты его задашь!
– Ну так не тяни.
– Макс, да на него нет ответа.
– Не понял?
– Ты когда сюда шел, случайно не видел труб больших, что из воды выглядывают? В один ряд торчат – будто зубчики на расческе.
– Видел.
– А сам буй видел?
– Не только видел – я даже посидел на нем немножко.
– А эту хреновину, на грушу обрезанную похожую, что мы штабом называем, видел?
– Я похож на слепого?
– Макс, никто не знает, откуда все это. Здесь повсюду разные штуки странные стоят. Очень старые на вид. Эн говорит, что здесь была цивилизация в давние времена, но сгинула до нашего появления. Конец света у них наступил почему-то. Но штуки эти остались. В основном они бесполезны – никому не мешают, но и толку от них никакого. Для чего поставлены – не знаем. С буями только понятно: они обозначают места, куда падает все, что светляку попалось. А в этой груше есть что-то вроде огромного кондиционера. Или холодильника. Я заглядывал одним глазком и видел кучу пластин. Одни слоем льда покрываются, на других вода конденсируется, но не замерзает, а стекает. Вот ее мы и пьем. Лед тоже в дело идет: в нем продукты замораживать можно.
– А энергия откуда берется?
– Не знает никто.
– А если перестанет работать?
– Это будет очень плохо – ведь без воды останемся. Только чего ей ломаться? Вон буи работают нормально, и вода тоже идет всегда, без перебоев.
– А кроме вас и готов люди здесь еще есть?
– Есть. Приходили несколько раз, и в дальних экспедициях иногда сталкивались.
– И как?
– Когда как. Обычно миром расходились.
– Что они говорили?
– Да они обычно все нерусские, а у нас переводчиков не было. На пальцах особо не поговоришь. С русскими тоже ничего интересного. Вроде у них все как у нас – рифы, мели, море, скука и все время жрать охота. Еще где-то за дальним буем наш поселок есть. Второй. Давно, еще до меня, здесь какая-то буча возникла, и часть народа туда перебралась. Но с тех пор о них ничего толком не известно.
– А они где воду берут?
– Не знаю. Может, колодцы смогли сделать или у них свои «кондиционеры». На Большом острове, говорят, даже озера есть с пресной водой.
– Большой остров? Кто там живет?
– Да никого там нет. Это территория диксов. Там их как блох на шелудивой собаке. Самое опасное место. Еще там тритонов полно. В общем, очень весело.
– Тритоны?
– Твари вроде крокодила. Здоровенные. Они редко в море выбираются и еще реже сюда доходят, но если попался, то хана – даже на суше догнать может. Быстрые твари. Большой тебя сразу прикончит, мелкий хватанет и подождет в сторонке. Яд у них на зубах – мясо от костей начинает отваливаться. Час-другой – и ты валяешься, а он тебя доедает… еще живого. Понял теперь, почему на Большом никто жить не хочет?
– Понял. А как же диксы там выживают?
– Наверное, тритонов жрут – это же диксы. – Жора сам засмеялся от своего предположения и тут же сменил тему: – А вот и Пустой мыс.
Заросли исчезли – будто отрезало. Впереди тянулись голые песчаные дюны. Жора, обходя их понизу, пояснил:
– Здесь раньше кусты рубили на дрова, от этого и получилась пустыня. Поэтому и запретили вырубки. Кому охота жить на таком месте? Тем более что ветер с ума сведет – от него ведь ничто здесь не защищает. Так что, Макс, перед тобой настоящая экологическая катастрофа. Наш Чернобыль. Мы до сих пор на границе кусты водой поливаем, когда дождей долго нет, – боимся, что дальше начнут пески расползаться. А вот и бородавки!
Жора выбрался на берег и указал вдаль – там, на группе рифов, чернели те самые странные бугры, заинтересовавшие Макса еще в первый день.
В шлепках идти было непривычно, но гораздо приятнее, чем в ботинках. Прав был Рыжий – ноги должны дышать, тем более при таком пекле. Добравшись до ближайшей бородавки, Макс остановился, не зная, что делать дальше, – так и замер по пояс в воде. Жора, забравшись на риф, достал из кармана палочку, сделанную, похоже, из бамбука. Снял черный колпачок, обнажив острие. Зажав в кулаке это немудреное орудие, принялся раз за разом бить в одну точку на поверхности бугра. Пружинящая шкура начала поддаваться, и вскоре, проделав приличную дыру, Жора запустил туда руку и вытащил комок какой-то липкой черной дряни, норовящей стечь по руке.
– Макс, раздевайся догола и полностью себя обмазывай этим. Спину я помогу.
– Зачем?!
– Ты давай быстрее, не стой! Чем быстрее сделаешь, тем лучше будет.
– Объясни хоть.
– Посидишь под кустом, пока не высохнет, потом смоешь – высохшая в тени липучка с кожи легко смывается. Потом все – солнце тебе не страшно. Хоть весь день загорай – ожогов не будет. Но надолго ее не хватает – послезавтра повторять придется, а лучше даже завтра. Еще плохо, что чесаться иногда начинает после этого, но перетерпеть можно. Ты давай мажься. На нашем солнце сгореть до костей можно – тебе ведь завтра работать придется, а там укрытий не будет. И ожоги твои болеть перестанут – она их мигом лечит.
– Запах от этой гадости – как от старых носков.
– Ничего, лучше вонь потерпеть, чем сгореть. Через недельку у тебя загар как у всех станет, тогда можно будет и без липучки обходиться.
– Кто догадался до такого, хотелось бы знать?..
– Вроде Эн придумал – он много чего придумывает. Шлепки эти тоже он придумал. Много возился с липучкой и вообще с бородавками – и заметил, что от ожогов помогает. Резину видишь на шлепках? Это тоже из бородавки. Тот слой, который до липучки идет, берется для таких дел. Если его промять хорошо и потом нагреть на огне, то он, пока не остынет, любую форму может принять – как пластилин. Но как застыл – то все. Потом хоть жги – не размягчится. Но при этом упругий.
– Удобно, – сказал Макс, натираясь липкой массой.
– Это точно. У нас бородавки на все дела идут – даже навесы обмазываем липучкой. Потому рядом и не осталось – вывели их. Эн говорит, что нельзя их все убивать, вот и начали по чуть-чуть забирать. Видишь, я эту дырку хорошенько замазал. Через месяц от нее и следа не останется. Бережем.
* * *
Пока Макс, сидя на песке в тени от куста, терпеливо дожидался, когда высохнет чудодейственная субстанция, Жора трещал без умолку. Он рассказал чуть ли не всю свою местную биографию, начиная с первого дня, когда, высунув от возбуждения язык, снимал светляк и вдруг брякнулся на мелководье. Крупно повезло – плавал он неважно.
Второй раз ему повезло, когда на следующий день, ослабев от жажды и трясучки, услышал неподалеку человеческие голоса – это оказалась экспедиция из поселка.
С ними он добрался до острова и влился в местное общество на тех же правах, что и Макс. В долги, правда, не влез – за шлепки отдал свои ботинки и ни разу не пожалел о таком неравноценном обмене. Им в принципе сносу нет: плотная подошва берется от нормальной обуви – это основа, а все остальное дарит «бородавка». Если что – всегда найдется материал для ремонта. Ремешок кожаный сделать тоже не проблема – одной зимней курткой можно обеспечить нужды всего общества на год вперед.
Жору, как и остальных, здесь не опускали ниже плинтуса, но и расслабляться не позволяли. Поселение жило морем – на суше ничего съедобного, кроме кокосов, не было. Пальм мало, дерево давало орех один раз в пять – семь дней – на всех не хватит, так что они были деликатесом для верхушки, нечасто доставаясь рядовым. Но главное применение: из кокосовой стружки и молока изготавливался алкогольный напиток. Наверняка жуткая бурда, но альтернативы ему не было. При дефиците сырья обильные возлияния мог позволять себе лишь Бизон – этим и объяснялось его периодическое сонное состояние.