Первое время Махор не проявлял особого интереса к коммерческим объектам. Он отдал город на разграбление подконтрольным ему бригадирам, имел с этого процент и жил себе спокойно, как полагается правильному вору. Не было у него своей бригады, если не считать особой зондер-команды. И коммерцией он не занимался. Но время меняет людей, и Махор уже не сторонится бизнеса. Поэтому он занялся бензином, который производит местный завод. Если это действительно так, то фирма «Петроль» не могла не попасть в сферу его личных интересов. Возможно, он держит это предприятие под своей крышей, а может быть, имеет в нем свою долю. Нефтеперегонный завод – это Закамский район города. Эту территорию делят бригады Румына и Вентиля, и РОВД там свой. Но слухи о бензиновом бизнесе разносятся по всему городу и оседают в головах людей, которые стучат Богдану; через таких сексотов и поступает информация. Сведения эти обрывочные, смутные, но Городовой и не стремится их систематизировать. Хотя и собирает, чисто для сведения. Больше знаешь – легче работать.
– Но если Костылина убрал Махор, то нам лучше не лезть в эти дебри, – покачал головой Шумов. – Запутаемся и на посмешище себя выставим…
Увы, но Богдан рассуждал примерно так же. Махора он не боялся, но искать наобум следы бандита в этом деле бессмысленно. Вот если появится серьезная зацепка, тогда другое дело, а так лучше и не дергаться.
– Если настоящего убийцу найдем, то не запутаемся.
– Как ты его найдешь?
– Через Сысоева… Возможно, его и Костылина убили одним ножом.
– Да, но какая между ними связь? Ты же не рассматриваешь версию Гущина всерьез?
– Ну, может, Хромцова и подгуливала. Но Сысоев точно не из ее репертуара. Тут что-то другое. Сысоев знал своего убийцу, потому и втянулся в разговор с ним. С соседями он нормально жил, а на работе картина несколько другая. Не сказать, что конфликтный человек, но на хер послать мог запросто. Мужики на него иной раз обижались… А двое – больше всего. Молодые ребята, горячие; один ему даже морду набил.
– Да, ты говорил. Но ведь они оба не судимы, с криминалом не связаны. А ограбление, возможно, было инсценировкой…
– Это не важно, что с криминалом не связаны… Тогда было не важно. Можно было бы с ними поработать. Но если Сысоева и Костылина убил один человек, то эти ребята отпадают. Если отбросить версию с Хромцовым, то Костылина заказали. И сработал его профессионал из уголовников. Возможно, этот человек следил за Костылиным; возможно, он видел, как Хромцов угрожал ему кулаком. Может, видел, как он бросил бутылку в его машину. Поэтому и подставил его…
Богдан только начинал служить опером, когда его самого подставили. Киллеры подстроили все так, как будто это он убил законного вора Рычага. Но этот номер не прошел. Потому что с Городовым тогда работал Ревякин, и он помог ему найти настоящих убийц… Как после такого не верить в подставы?
– Может, все так и было, – кивнул Шумов. – Но к начальству с этим не подъедешь.
– Да я понимаю.
– А если понимаешь, надо колоть Хромцова.
– Я и это понимаю. И если вы его расколете на новое признание, головой о стену биться не буду. Но сам в этом участие принимать отказываюсь.
– Тогда это сделает Гущин.
– Да мне все равно. Меня его лавры не волнуют. Я с ним в социалистическое соревнование не впрягался. И в передовики не рвусь. Я просто выполняю свою работу. Как могу и как совесть позволяет.
– Думаешь, мне совесть позволяет?
– А если Петухов хочет видеть на вашем месте Гущина?
– М-да… – Шумов нервно забарабанил пальцами по столу.
– А может, Хромцов действительно зарезал Сысоева? По-любому допросить его надо.
Однако, чтобы допросить Хромцова сегодня, нужно было вырвать его из лап Гущина. Пока Шумов говорил с Богданом, этот хитрый жук уже вытянул парня на допрос. Но ничего, Шумов поставил его на место и сам занялся подозреваемым. Богдана оставил себе в помощь…
Глава 7
Улица Энгельса, дом сто четыре. Поздний вечер. Сегодня не холодно – весной вдруг пахнуло. Солнце днем ярко светило, сосульки от радости заплакали. И сейчас мороза нет. Может, потому и не расходятся женщины, что сбились в кружок. Так увлечены они разговором, что не заметили Богдана. Во всяком случае, никто из них не обернулся вслед. Так и прошел бы он мимо, если бы не донеслась до него фраза:
– А я смотрю, идет, нож вытирает…
Богдан остановился как вкопанный. Не привлекая к себе внимания, сместился в плохо освещенную зону между подъездами, затих.
– Мордастый такой! Нос картошкой! Глаза злющие! Страшный! На меня глянул, палец к губам приложил. Только попробуй, скажи! – с восторженным ужасом рассказывала женщина с дребезжащим голосом.
– Так и сказал? – спросила товарка.
– Говорю же, палец к губам приложил! Как он мог сказать? Это жест такой. Молчи, мол, что видела!
– А пальцем по горлу не провел?
– Нет! Но я и так все поняла. Страшно жуть как стало!
– В милицию тебе надо идти…
– Ага, сейчас! Чтобы он меня ножичком этим по горлу?..
– Может, этот мордастый бизнесмена убил, а Егор в тюрьме сейчас… Ой, мужчина, а что вы здесь делаете?
Как ни таился Богдан, а все-таки его заметили. Плохо.
– Ой, бабоньки! – испуганно взвизгнула женщина с дребезжащим голосом и в страхе бросилась к своему подъезду.
Похоже, она возомнила, что это мордастый с ножом к ней подкрадывается. И ее соседки тоже решили спасаться бегством. Но Богдан их остановил:
– Милиция! Уголовный розыск!
Нужная ему женщина замедлила шаг, и Богдан взял ее под руку:
– А если точней, тайная полиция.
– Какая тайная полиция?
– Тайная полиция. Для розыска тайных свидетелей. Высматриваем, подслушиваем… Кого вы с ножом в руке видели?
– Никого!
– Лида, ну ты же сама говорила, – послышался знакомый голос.
– А если он не из милиции?
Богдан раскрыл служебное удостоверение. В свете уличного фонаря хорошо была видна его фотография. Женщина подняла глаза, сличила фотографию с оригиналом и только тогда успокоилась.
– Ну что, убедились?
– Да. Только я ничего не видела.
– Лида!.. – попыталась пристыдить ее соседка.
– Что Лида? Я уже четвертый десяток Лида… Ну, видела я мужика с ножом, и что? Может, это совсем не тот нож! Крови на нем я не видела!
– А какой нож вы видели?
– Ну, нож как нож… У меня такой на кухне, я им хлеб режу…
– Финкой хлеб режете?
– Почему финкой? Обычным ножом… И там обычный нож был…
– А когда вы убийцу видели?
– Второго марта…
– Лида! – снова вмешалась соседка.
– Ну, первого…
– Да когда этого бизнесмена убили, тогда она его и видела.
– Рот бы тебе зашить, Валентина Сергеевна! – огрызнулась Лида.
– Да ладно тебе, Лида! Егор вон сидит, а ты убийцу выгораживаешь! – возмутилась еще одна женщина.
Разумеется, Богдану этот бабий хор был только на руку.
– Может, убийца, а может, и нет…
– Где вы его видели, Лидия… Э-э, как вас по отчеству?
– Зачем по отчеству? – фыркнула женщина. – Я еще не старая, чтобы меня по отчеству звать!
Старухой ее действительно не назовешь. За тридцать лет ей – может, слегка, а может, и под сорок, она из тех, чей возраст сложно определить, – полная, и лицо пухлое, рыхлое, на щеках красные прожилки.
– Так когда вы этого мужчину видели?
– А это что, допрос?
– А вы что, пытаетесь скрыть факт преступления? Нехорошо, Лида, нехорошо!
– Я тебе что, подруга? Чего ты Лидой меня зовешь? Лидия Максимовна я!
– Пусть будет Лидия Максимовна, – кивнул Богдан, не реагируя на эту перемену в настроении свидетеля. – Когда вы видели человека с ножом?
– Первого марта. В начале первого, я тут рядом работаю, домой на обед шла. Я в первом подъезде живу, а труп во втором обнаружили. Я в первый подъезд зашла. А потом узнала, что бизнесмена какого-то убили… Говорят, Егор его из второго подъезда зарезал.
– Но вы же видели нож в руке другого человека.
– Откуда я знаю, вдруг это какой-то другой нож.
– Может, все-таки покажете, где вы видели этого человека?
– Ну, я к дому подходила, а он навстречу шел… Да, может, и не нож это, а линейка железная…
– А с какой стороны вы к дому подходили?
Женщина провела Богдана к месту, где пересеклись их с возможным убийцей пути.
– Он мне пригрозил и дальше пошел, к сто шестому дому.
– Вы оборачивались, видели, как во двор сто шестого дома зашел?
– Да, видела. Руки в карманы сунул, голову опустил, шел быстро…
Убийца мог обойти сто четвертый дом с другой стороны, вернуться к сто второму и забросить нож на балкон Хромцову… Только почему Лидия Максимовна говорит про кухонный нож? Еще и линейку металлическую сдуру приплела…
– Или все-таки он финку в сапог сунул? – спросил Богдан.
– Может, и финку… – сдалась женщина.
– Как выглядел этот мужчина?
– Не очень высокий… Метр семьдесят или чуть выше… Но крепкий такой, плотный… И мордастый…
– Нос картошкой, – подсказал Богдан.
Он вспомнил, как Меркушев показывал форму носа убийцы, как будто картофельный клубень брал. Тот, кстати говоря, тоже говорил про метр семьдесят роста.
– Да, нос картошкой, глаза маленькие, и шрам на переносице был. И еще взгляд у него страшный… – затрепетала женщина. – Испугалась я, когда он на меня посмотрел…
– Посмотрел, и что?
– Да ничего! – Похоже, страх перед убийцей снова взял над ней верх.
– А все-таки?
– Да нет, нет…
– Лидия Максимовна, я ведь вас не допрашиваю. И протокол не пишу. Просто как человеку скажите: что вы заметили, когда этот человек улыбнулся?
– Да ничего особенного…
– Вы говорили, что палец к губам прикладывал, – подсказал Богдан.
– А, да, было такое, – сконфуженно проговорила женщина.
– Значит, вы видели его руку. Может, какие-то татуировки на пальцах заметили? – с надеждой спросил Богдан.
– Нет, не заметила, он же в перчатках был…
– Волосы какие?
– Так шапка на нем была – черная, вязаная. И куртка с высоким воротом. Подбородка видно не было…
– А губы у него какие – толстые, тонкие?
– Тонкие… Точно, тонкие…
– Глаза какие?
– Злые… Он улыбался, а глаза презлющие!
– Большие глаза или маленькие? Какого цвета?
– Знаете, я, наверное, домой пойду, – поежилась женщина. – Замерзла я что-то.
– Давайте вместе пойдем. Я бы от чашки чая не отказался, – заигрывая, улыбнулся Богдан.
– Ага, а мужа я куда дену?
– Так я же из милиции!
– Думаете, он поймет?.. Он, когда пьяный, вообще ничего не понимает. Ты уйдешь, а он меня изобьет. Мне это нужно?
– Понятно… А не могли бы вы завтра явиться в райотдел на Свердлова, мы бы фоторобот составили. И нож вам покажем, может, опознаете… С утра, если можно, подойдите.
– С утра так с утра.
Лидия Максимовна ушла, а Богдан продолжил путь. Он шел к жене Хромцова. Были у него к Лене вопросы. И прежде всего нужно было подтвердить алиби. Ее муж утверждал, что ночь, когда убили Сысоева, он провел у себя дома. В чем, в общем-то, Богдан и не сомневался…
Он нажал на клавишу звонка, и спустя три-четыре секунды послышался щелчок открываемого замка. Лена открыла дверь поспешно и с таким видом, как будто за ней можно было глотнуть свежего воздуха. И тут же Богдан услышал знакомый мужской голос:
– Не надо! Закрой!
Теперь он понял, почему Лена открывала дверь с надеждой обрести за ней спасение. Она хотела, чтобы кто-нибудь избавил ее от Гущина. Уж не шантажировал ли ее капитан?
Девушка искала спасения, но увидела Богдана, и ее губы искривились в презрительно-возмущенной усмешке.
– Что, вдвоем решили?
Она явно не желала обслуживать двоих, поэтому и выполнила требование Гущина, стала закрывать дверь. Но Богдан не позволил ей этого сделать. Он решительно вошел в дом, оттеснив девушку в сторону.
– Что это мы вдвоем решили? – глядя на Гущина, сурово спросил он.
Его было видно из прихожей. В кресле сидит, журнальный столик перед ним, бутылка коньяка, закуска. Похоже, он основательно вошел в роль хозяина положения. И даже появление Богдана не привело его в чувство.
– А то и решили! Я же проститутка, да? И чтобы Егор этого не узнал, я и с тобой переспать должна, да?
От Лены пахло коньяком, но чересчур пьяной она не выглядела.
– А ты что, с ним должна?.. – Богдан смотрел на Гущина зло, чуть ли не с ненавистью.
Ладно, были основания привлечь за убийство Хромцова. Но кто позволил капитану шантажировать его жену? Кто давал ему право позорить милицию?..
– А разве нет?
– Лейтенант, что такое? – вальяжно поднимаясь со своего места, пренебрежительно усмехнулся Гущин. – Кто тебя сюда звал?
– Да вот, алиби у Хромцова. В ночь, когда убили Сысоева, он был с женой…
– Да? А жена у Хромцова проститутка. Да, Ленчик?.. Она в эту ночь деньги зарабатывала.
С паскудной улыбкой Гущин подошел к девушке и небрежным движением руки обнял ее за талию.
– Нет!
Но ее протест не нашел выражения в действии. Она даже не попыталась вырваться из объятий хама. Похоже, Лена думала, что у нее нет выхода. То с одним приходилось иметь дело, а тут и второй подключился… Как ей одной с двумя сладить?
– Ну как же нет, если да? Есть свидетели, которые могут дать показания на суде. Ты скажешь, что в ночь убийства муж находился с тобой, а судье скажут, что ты проститутка. Скажи, кто поверит проститутке? А что скажет твой муж, когда узнает?
Лена всхлипнула и закрыла лицо руками.
– Ну и сволочь ты, Гущин! – свирепо, сквозь зубы процедил Богдан.
– Что?! – взвился тот. – Вы что себе позволяете?..
Он не договорил. Богдан ударил его в солнечное сплетение основанием ладони. Удар мощный, но после него не остается синяков. Гущина скрючило от боли. Дико глядя на Богдана, он опустился на корточки.
– Ты что позволяешь себе, мразь? Я же тебя убью, если ты хоть слово про Лену скажешь! Тебе не жить, если Хромцов узнает! Ты меня понял, гнида?
Потрясенный Гущин кивнул.
– Пошел вон отсюда!
Капитан снова кивнул в знак согласия и стал подниматься. Он повернулся в сторону комнаты, но вместо того чтобы сделать шаг, бросился вдруг на Богдана. Похоже, еще не понял, с кем имеет дело.
Прием из арсенала боевого самбо швырнул Гущина на пол. Городовой открыл дверь и спустил подлеца с лестницы. Вслед полетели его вещи. Но говорить Богдан ему ничего не стал. Не хотел, чтобы соседи стали свидетелями столь грубой и, в общем-то, недостойной сцены. Пожалуй, нет для обывателя больше радости, чем видеть, как дерутся два мента.
Богдан закрыл за Гущиным дверь и, не глядя на Лену, занял его место за столом. Наполнил рюмку коньяком, одним глотком выпил, громко выдохнул.
В комнату тихонько вошла Лена.
– Я правильно все поняла? – с восхищением глядя на него, робко спросила она.
– Что поняла?
– Ты… Вы заступились за меня?
– Лучше «ты»… Да, ты поняла все правильно.
– Зачем вы… Зачем ты за меня заступился?
– Затем, что Гущин – мразь… Узнал, что ты занималась проституцией, и стал тебя шантажировать. Или нет?
– Да. Он пришел ко мне и стал шантажировать. Сказал, что Егору все расскажет, если я под него не лягу.
– И ты согласилась? – пренебрежительно спросил Богдан.
– Нет. Но все к этому шло… Я не хочу, чтобы Егор узнал. И еще он сказал, что может упечь Егора на пятнадцать лет. А можно, сказал, сбавить срок до двух лет.
– Хвосты он заплетать умеет… И Егора твоего заплел. Сначала Костылина на него повесил. Теперь вот Сысоева…
– Кто такой Сысоев?
– А Гущин тебе не говорил?
– Нет… Ты говорил. Только я что-то не очень поняла. Сысоева убили, а Егору нужно алиби…
– Ты правильно все поняла.
– И Егора обвиняют в его убийстве?
– И это так. Только у Егора алиби может быть. Хорошо, если есть. Где он находился в ночь с двадцатого на двадцать первое февраля?
– Дома он был, – не задумываясь, ответила Лена. – Со мной. Мы все ночи вместе в феврале проводили. И с двадцатого на двадцать первое – тоже…
– Точно?
– Ну да.
– Может, ты крепко спала, поэтому не заметила, как он ушел?
– Да нет, я сплю чутко, я бы заметила. Я правда очень чутко сплю…
– Так следователю и говори. И когда под протокол скажешь, проследи, чтобы он это записал.
– Да, я поняла… А кто такой этот Сысоев?
– Предположительно, твой клиент. Которого твой муж мог зарезать из ревности.
– Кто такое сказал? – возмутилась девушка.
– Гущин.
– Ваш Гущин – еще та сволочь!
– Понимаешь, в чем дело, Лена, Сысоева и Костылина убили одним ножом. Официального заключения экспертизы еще нет, но, возможно, оно будет в пользу этой версии. И если Егор убил Костылина, то и Сысоева – тоже он.