– Она права. Только непонятно, почему он не дошел до их зала.
– Значит, он все-таки уже на ярмарке? – неприятно удивилась фрау Пельциг.
– Да, он здесь, – мрачно кивнул Фюнхауф, – и примерно часа полтора назад его нашли убитым.
– И вы полагаете, что мы, я или мои сотрудники, можем иметь отношение к этому убийству? – нахмурившись, спросила она.
– Нет. Мы только хотели уточнить, зачем вы его пригласили. Теперь можете идти. Еще одна просьба. Если вы еще не стерли вашу переписку и то рекомендательное письмо, не могли бы вы перевести их на наш адрес?
– Конечно, могу. Мы ничего не стираем из нашей переписки и переносим все записи в наш архив. Я могу идти?
– Да, спасибо, – ответил начальник полиции.
Фрау Пельциг поднялась, сухо попрощалась и вышла из комнаты.
– Пустой номер, – прокомментировал Фюнхауф, – он даже не дошел до ее стенда. Значит, по дороге куда-то завернул.
– Тогда вся надежда на ваши видеозаписи и на компьютеры, – произнес Дюнуа.
– И еще надо выяснить насчет рекомендательного письма, – напомнил начальник полиции. – Может, его супруга совершила должностной подлог, послав письмо из канцелярии бургомистра?
В комнату внесли тарелку сандвичей и несколько бутылок пива.
– Пусть принесут кофе, – попросил профессор. – Пиво мне нельзя, у меня диабет первой степени.
– А я его вообще не пью, – признался Дронго.
– Не эксперты, а какие-то праведники, – пробормотал Фюнхауф, приказав принести всем кофе с молоком.
В этот момент быстро вошел Грисбах.
– Мы нашли свидетеля, который видел и разговаривал с убийцей. Он считает, что тот был либо американцем, либо итальянцем, и говорил с ним по-английски. Это Ральф Альбринг, он сам обратился в полицию.
Дронго усмехнулся, так он и предполагал. Через пару секунд торжествующий Грисбах ввел уже знакомого ему Ральфа Альбринга. Тот вошел в комнату и сразу уставился на Дронго. Затем поднял руку и неожиданно закричал:
– Это он, он убийца! Я его узнал. Он был там, рядом с убитым, и не хотел меня отпускать!
– Успокойтесь, – недовольным тоном попросил Фюнхауф. – Вы видели, как этот человек убивал?
– Нет, я вошел уже после этого. И он разговаривал со мной на английском языке. Я его сразу запомнил, думал, что он уберет и меня, как ненужного свидетеля.
– Не беспокойтесь, это международный эксперт, который охранял тело убитого, чтобы к нему никто не подошел. Он ведь не подпускал вас, правильно?
– Да, он сразу предложил мне уйти.
– Понятно. Не волнуйтесь и не переживайте. Это наш человек, и мы проводим совместное расследование. Спасибо вам, герр Альбринг, за вашу информацию.
Начальник полиции проводил до дверей так и не пришедшего в себя от изумления Альбринга и, взглянув на руководителя службы безопасности, зло проговорил:
– В следующий раз вы найдете свидетеля против меня, который будет утверждать, что видел, как и я входил туда, причем несколько раз… Работайте лучше с записями камер наблюдения.
Грисбах молча вышел из комнаты, а вместо него на пороге появился инспектор Меглих.
– Мы уточнили все данные на Марка Ламбрехта. На самом деле это Марко Табакович, бывший гражданин Сербии. Женившись четыре года назад на Элеоноре Ламбрехт, он взял ее фамилию. Он серб, а не немец, – подчеркнул Меглих, – и получил наше гражданство только три года назад.
Все молчали. Фюнхауф посмотрел на своих коллег и в сердцах произнес:
– Вот вам и международное дело…
Глава 4
На часах было около пяти. Начальник полиции сообщил, что отправляет Меглиха вместе с сотрудниками прокуратуры в Майнц для беседы с супругой погибшего. Он поблагодарил Дюнуа и Дронго за помощь и пообещал по-явиться четырнадцатого на презентации двухтомника. В «Марриотт» они возвращались пешком, за ними следователи Уотсон и фройляйн Зудхоф, словно надзиратели за своими заключенными.
– Что вы обо всем этом думаете? – поинтересовался Дронго у своего пожилого коллеги.
– Понятно, что Ламбрехт не дошел до нужного ему издательства, – сказал Дюнуа, – значит, кого-то встретил. Возможно, кого-то из своих знакомых.
– Настолько «близко знакомых», что тот перерезал ему горло, как только они встретились? – спросил не без иронии Дронго.
– Похоже, что так. Между прочим, в двух залах, где мы побывали, немецких экспозиций не было, они находились в другом здании. Перепутать невозможно, тем более человеку, знающему немецкий язык. Значит, он сознательно прошел именно в другое здание, а там как раз представлены сербы, его бывшие сограждане. Полагаю, что нужно искать знакомых этого Ламбрехта-Табаковича среди них, – предположил Дюнуа.
– Я тоже об этом подумал, – согласился Дронго. – Он не случайно там оказался, и убийца мог быть человеком, который знал его по прежней жизни. Нужно проверить, чем именно занимался этот человек, когда жил в Сербии.
– Как ты это сейчас проверишь? – спросил Дюнуа. – Для этого нужно отправиться в Белград или сделать официальный запрос. Представляешь, когда придет их ответ? В лучшем случае через месяц. Что тоже не гарантировано – сербы не очень доверяют немцам и уж тем более не станут сотрудничать с ними в таком вопросе.
– У меня есть свои связи, – сказал Дронго. – Попытаюсь узнать быстрее, чем это сделает сам Фюнхауф.
Он вернулся в свой номер в «Марриотт», достал ноутбук и вошел в Интернет. Марк Ламбрехт зарегистрировал свою фирму в Майнце еще три года назад, сразу после того, как получил немецкое гражданство. Он родился 16 мая 1965 года в Сараево. Переехал в Германию шесть лет назад, через два года женился, а еще через год получил немецкое гражданство. Больше никаких сведений о нем не было. Дронго достал телефон и набрал знакомый номер генерала Обрадовича. Это был заместитель министра внутренних дел Сербии, с которым он однажды проводил совместное расследование.
– Здравствуйте, господин Обрадович, – начал Дронго, услышав знакомый голос генерала.
– Добрый вечер, – обрадовался генерал. – Как у вас дела, господин эксперт?
– Спасибо, неплохо. А вы как поживаете?
– Работаем, – засмеялся Обрадович. – У вас есть ко мне какое-то дело? Вы ведь не станете звонить только для того, чтобы узнать, как я живу? Вы слишком занятой человек.
– Вы, как всегда, правы, генерал, – согласился Дронго. – Мне нужна вся информация по вашему бывшему гражданину Марко Табаковичу, который затем уехал в Германию, сменил гражданство и фамилию, став Марком Ламбрехтом.
– Еще какие-нибудь данные на него есть?
– Конечно. Он родился шестнадцатого мая шестьдесят пятого года в Сараево. Достаточно?
– Думаю, да. Постараюсь узнать. Как быстро вам нужна эта информация?
– Как можно быстрее. Желательно уже сегодня.
– Куда передать?
– Сейчас я вышлю вам на телефон мой электронный адрес.
– Хорошо. Я попрошу вашего знакомого Орлича. Только сегодня может не получиться, у нас уже вечер, рабочий день закончился.
– Знаю, – сказал Дронго. – Я говорю из Франкфурта; кажется, в Германии и Сербии одинаковое европейское время.
– Да, – ответил Обрадович, – хотя бы в этом мы совпадаем с немцами. Но я постараюсь вам помочь. Если в наших компьютерах есть данные на вашего знакомого, то Орлич их быстро найдет.
– Передавайте ему привет.
– Хорошо. Между прочим, он перешел на работу в наше министерство и теперь является заместителем начальника управления, – сообщил Обрадович.
Дронго попрощался и отключил связь. На всякий случай он посмотрел сайт гамбургского издательства «Баухауз», которое действительно специализировалось на выпуске литературы, посвященной строительству и архитектуре. Уже поздно вечером он спустился вниз, чтобы поужинать, и увидел сидевшую в ресторане фройляйн Зудхоф. Она сидела одна, ковыряя вилкой в своей тарелке. Дронго вежливо поздоровался, проходя мимо, Мадлен подняла голову, взглянула на него и снова уткнулась в тарелку.
Он уже заканчивал ужинать, когда в зал ресторана вошел Уотсон. Сразу пройдя к столику Зудхоф, он уселся напротив и начал что-то ей недовольно выговаривать. Она его прервала, очевидно, сообщив, что в зале присутствует Дронго. Уотсон оглянулся на него, усмехнулся и продолжил, но уже гораздо тише и спокойнее. Почти все время говорил в основном именно он, тогда как его собеседница молча слушала этот монолог, опустив голову, словно была в чем-то виновата.
Дронго расписался, получив счет, и покинул зал ресторана. Поднялся в свой номер и на всякий случай решил проверить новые сообщения. Включив свой ноутбук и войдя в Сеть, он не поверил своим глазам – там уже было сообщение от Орлича. Закончивший исторический факультет Белградского университета, Марко Табакович работал в научных учреждениях Академии наук Боснии и Герцеговины, затем переехал в Белград. В девяностом году защитил диссертацию на тему этнокультурного многообразия Югославии и в том же году вышел из Союза коммунистов Югославии. В девяносто втором примкнул к отрядам Сербской республики в Боснии, даже стал командиром батальона. В девяносто восьмом перебрался в Сербию, где снова недолгое время работал в системе Академии наук, затем переехал в Венесуэлу. Вернулся через четыре года и почти сразу уехал в Германию, где позднее женился и получил гражданство, отказавшись от своего прежнего, сербского. Владеет сербским, английским, испанским и немецким языками. Чем именно он занимается в Германии и что делал в Венесуэле, не отмечалось. Дронго внимательно дважды перечитал сообщение. В заключение Орлич указал свой номер телефона для получения каких-либо справок, и эксперт решил перезвонить своему знакомому.
– Здравствуй, Павел, – начал он.
– Добрый вечер, господин Дронго, – обрадовался Орлич.
– Спасибо тебе за оперативность. Я получил подробную информацию на этого Табаковича. Только мне не совсем понятно, чем именно он занимался в девяностые годы, когда был командиром батальона?
– Воевал, как и вся Югославия, – ответил Орлич. – Тогда у нас была гражданская война. Все против всех. А он в составе воинских частей генерала Радислава Крстича располагался со своим батальоном в районе Жепы.
– Где? – переспросил Дронго, решив, что ему послышалось.
– Я понимаю, что это название несколько смешное, – усмехнулся Орлич, хорошо знавший русский язык, – и звучит не очень благозвучно. Но так назывался боснийский анклав рядом со Сребреницей. Тогда, в середине девяностых, там шли особенно ожесточенные столкновения боснийцев с сербами, и Марко Табакович принимал в них участие. Дважды был ранен. Первый раз в ногу, поэтому немного хромал, а второй раз в лицо, когда пулеметная пуля едва не вышибла ему глаз, пробив голову немного ниже. После этого ранения левую часть лица парализовало.
– У него могли быть враги?
– Сколько угодно. Но прошло столько лет… – напомнил Орлич. – Мы все стараемся забыть эти события пятнадцатилетней давности. Хотя наши западные союзники не дают их забывать.
– Он принимал участие в каких-то акциях против мирного населения?
– У нас таких данных нет. Сейчас в Гааге все проверяют и перепроверяют. Фамилии Табаковича среди тех, кого ищет международный трибунал и кто должен быть привлечен к уголовной ответственности, нет, я проверял по их запросам. А почему вы спрашиваете?
– Его зарезали во Франкфурте на книжной ярмарке сегодня утром, – сообщил Дронго.
Орлич немного помолчал, обдумывая услышанное, затем осторожно предположил:
– Необязательно, что это убийство связано с его службой в армии. Он несколько лет жил в Венесуэле, и нигде нет никаких сведений о том, что именно он там делал. Может, это его прежние латиноамериканские друзья?
– Эту версию тоже нужно будет проверить, – согласился Дронго. – Ты можешь узнать, кто приехал от Сербии на ярмарку? Мне хотелось бы ближе познакомиться с их руководителем.
– Сейчас узнаю, – пообещал Орлич, – и сразу перезвоню.
Он перезвонил через пятнадцать минут.
– Профессор Петр Брашован. Это известный в нашей стране специалист. Много лет был руководителем крупнейшего издательства «Геополитика». Сейчас заместитель министра.
– Можешь меня ему порекомендовать? Чтобы он, в случае необходимости, оказал мне некоторую помощь?
– Конечно. Но только завтра утром. Уже поздно, а профессору уже за семьдесят. Хотя он до сих пор работает.
– Спасибо, Павел. Ты мне очень помог. Если узнаешь еще какие-нибудь подробности о Табаковиче, сразу мне перезвони.
– Договорились. Обязательно позвоню. Я рад вам помочь, господин эксперт.
– Не забывай, что когда-то ты называл меня «товарищ эксперт». Так мне нравится больше.
– Хорошо, – рассмеялся Орлич, – я об этом помню.
Дронго еще раз внимательно прочитал сообщение, присланное ему из Белграда, и отправился в ванную принять душ перед сном.
Утром за завтраком он увидел Пьера Дюнуа.
– Что-нибудь удалось узнать? – поинтересовался тот.
– Они прислали мне подробное досье на этого Табаковича, – сообщил Дронго. – Он воевал во время гражданской войны, дважды был ранен, даже командовал батальоном. Потом уехал в Венесуэлу, где жил около четырех лет. Вернулся в Сербию и почти сразу эмигрировал в Германию. Вот такая интересная биография.
– Ты думаешь, всплыли его прошлые грехи?
– Больше похоже на месть, – предположил Дронго, – либо за участие в гражданской войне, либо за какие-то другие грехи в Латинской Америке.
– А сам как считаешь?
– Пока не знаю.
– Может, действительно это убийство связано с его темным прошлым и с бандитами из Венесуэлы? – задумчиво произнес Дюнуа. – Слишком характерный стиль, когда человеку перерезают горло; не очень похоже на югославские разборки, там все-таки часть цивилизованной Европы. Скорее всего, это разборки наркомафии, такой характерный почерк колумбийских и венесуэльских наркодельцов. Нужно послать запрос и в Каракас, узнать, что там делал этот Табакович. Случайно в Венесуэле у тебя нет таких же хороших знакомых, как в Сербии?
– Нет, – улыбнулся Дронго.
– Зато у меня есть, – не без гордости проговорил Дюнуа. – Не забывай, что я много лет занимался как раз латиноамериканским направлением. Министр внутренних дел Венесуэлы нам подойдет?
– Думаю, что да, – уже громко засмеялся Дронго. – Если так пойдет дальше, то, пока герр Фюнхауф напишет свои запросы, мы уже будем знать все подробности жизнеописания погибшего серба.
– У него нет таких возможностей, как у нас с тобой, – заметил Дюнуа. – Правда, нужно звонить после двух часов дня, сейчас у них ночь; но в любом случае уверен, что он сумеет нам помочь.
– А вдруг Брестед вчера был прав? – неожиданно произнес Дронго. – Я понимаю, что он хочет продать как можно больше книг, даже несмотря на то, что все экземпляры, наверное, уже оплачены, но это убийство вполне могло быть связано с выпусками нашего двухтомника. Может, Табакович действительно пришел на ярмарку не для того, чтобы рассказывать о своей небольшой фирме, а чтобы встретиться с кем-то из нас и сообщить новые подробности о латиноамериканской наркомафии? Ведь о презентации книг было широко объявлено по всей Германии.
– Как ни парадоксально это звучит, но придется соглашаться с Брестедом, – усмехнулся Дюнуа. – Все равно нам нужно получить подтверждение из Каракаса. У меня скоро будет встреча с журналистами, а потом я постараюсь найти этого министра. Если понадобится, даже вытащу его из кровати. В общем, считай, что Венесуэла за мной.
– Спасибо, – кивнул Дронго.
Через час он уже входил в ближайшее к «Марриотту» здание ярмарки, в котором находились залы четыре и четыре-один. Офицеры полиции, стоявшие рядом с дежурившими сотрудниками службы безопасности, сегодня проверяли даже сумки с книгами. Дронго предъ-явил свой электронный пропуск, прошел на эскалатор, поднялся на второй уровень и сдал в гардеробе свой плащ. У туалета, где вчера произошло убийство, уже никого из полиции не было. Люди входили и выходили оттуда, но двое молодых людей, сидевшие в гардеробе, внимательно наблюдали за всеми, а над их головами работала новая камера, установленная, очевидно, сегодня утром.