Обычно говорят, что Свободный Мир прежде всего нуждается в прояснении своих целей. Мы сталкиваемся с диктаторами, которые знают, чего хотят, и так как они хотят поработить свободный дух человека, мы справедливо сопротивляемся их желаниям. Но знают ли граждане нашего открытого общества, чего хотят они? Знают ли это наши коллеги и университеты? Оказывается, что их больше интересует научное «знаю-как» (ноу-хау), чем философское «знаю-зачем» нашего существования. Они больше обсуждают «что», чем «для чего».
Как я представляю, концепция человека как открытой системы могла бы привести в психологии к более ясному определению коренных, основополагающих мотивов человечества. Она могла бы это осуществить через усовершенствованные кросс-культурные и кросс-национальные исследования. До сих пор такие исследования не фокусировали внимания на центральной проблеме универсальных желаний и целей человечества; они охотнее сравнивали отдельные культуры в аспекте практик воспитания детей, восприятия других людей, реакций на современные технологии. Все эти исследования хороши. Но они берут свое начало в ограниченном ви́дении человеческой природы, а иногда в отсутствии такового вообще.
Я могу вообразить исследование, которое поставит своей целью раскрытие коренных мотивов и универсальных способов мышления, позволяющих тем, кто делает международную политику, улучшить свое нынешнее искусство управления и, возможно, открыть новые формулы мирной жизни. Существенным для такого исследования было бы изображение различия между запросами людей (которые есть не больше чем предвзятые решения проблем) и основными желаниями, которые лежат за этими запросами. Вероятно, нужды человечества универсальны: решения, предлагавшиеся до сих пор, ограничены. Пока еще у нас недостаточно знаний о человечестве, чтобы компенсировать приверженность локальным политическим запросам. Такие знания необходимы в качестве базы для новых решений нынешнего конфликта. Общепризнано, что будет сложно изменить привычки политиков, но если бы психология предложила воображаемые ориентиры, это могло бы быть сделано.
Вы можете возразить, что нам уже известно, что человечество хочет мира, но несмотря на это мы мало продвинулись к осуществлению этого желания. Я полагаю, что причина задержки лежит в неспособности политиков до сих пор рассматривать весь паттерн действующих одновременно желаний, включая потребность в самоуважении, свободе от страха, повышении уровня жизни даже при разоружении и в посвящении себя чему-то, помимо величия нации. Нужно учитывать именно всю систему личности, а не отдельный ее сегмент. И знания личностной системы, естественно, должны дополняться знаниями социальной системы.
Систематический плюрализм, помимо его важности для социальной политики, даст студентам будущего более широкую базу для исследования и проверки своих собственных индивидуальных ценностей. Будучи преподавателем, я заметил, что студенты склонны рассматривать собственную жизнь в понятиях любой модной редукционистской системы, которую они только что прошли. О Фрейде было сказано, что по сравнению с большинством психологов он погрузился в бессознательное глубже, оставался там дольше и поднялся оттуда грязнее. Я надеюсь, что психология будущего будет погружаться еще глубже, оставаться еще дольше, исследовать шире, и всплывать с более правдивым образом человеческой природы в целом.
Эта природа имеет значительные ограничения, но и богатые возможности. Если она таит зло, она также таит и добро. Мое ви́дение – это психология, которая будет знать лучшее наряду с худшим, что позволит нам лучше делать хорошее, а при необходимости делать лучшее из худшего.
Понятно, что до сих пор наша юная наука находила удовольствие в борьбе с традициями, доказывала свою рациональность, изобретая всевозможные привлекательные редукционистские модели, и восхищалась своими стерильными методами. Но она за это заплатила. Она ушла далеко от своего предмета и часто обнаруживает навязчивое следование собственным ритуалам. Однако молодежь перерастает свой подростковый возраст и наконец наступает интеллектуальная зрелость.
Базовая психология любви и ненависти[195]
Хотя неизбежно, что любовь к себе в каждом человеке должна быть позитивной и активной, отнюдь не неизбежно и совершенно не нужно, чтобы она правила им.
Теофилус Парсонс
Стабильный недостаток современной психологии состоит в том, что ей не удается провести серьезное исследование аффилиативных желаний и способностей человека. Если не ошибаюсь, было только две последовательных теории их природы. На мой взгляд, обе неудовлетворительны. Одна из них – это подход авторов, постулирующих стадный инстинкт. Это тусклое понятие не дало нам почти ничего, кроме самого термина, и в руках Мак-Дугалла и Троттера не привело никуда, кроме своеобразной разновидности британского шовинизма. Второй подход – подход Фрейда, который со странно ограниченной точки зрения ухитряется свести аффилиативные мотивы к сексуальности – оплошность, избежать которой смогли даже древние греки, разведя эрос и агапэ.
«Бегство от нежности»
Почему психологи в целом обходят проблемы человеческих привязанностей – это интересный вопрос. Ян Сутти называет это «бегством от нежности». Он считает, что, отказываясь от теологии, современная наука о психике излишне болезненно отнеслась к нежности в жизни, столь сильно подчеркивавшейся христианством, и умышленно закрыла на нее глаза[196]. Так или иначе, психология чувствует себя более уверенно, изучая разногласия. Ученый боится, что изучая аффилиативные чувства, он может показаться сентиментальным, говоря о любви – излишне эмоциональным, а если он изучает личные привязанности, то может показаться личностно пристрастным. Лучше все это оставить поэтам, святым или теологам.
Помимо чрезмерной реакции на теологию у психолога есть, конечно, вполне обоснованные опасения встретиться с проявлениями лицемерия или рационализации. Он знает, что торжественные заявления о дружелюбии не всегда означают дружелюбие, очень часто они маскируют глубинные состояния горечи и ненависти. Опасения психолога показаться набожным – не всегда дань модным ныне научным табу. Психологу известна ошибка, лежащая за рационализированными описаниями человеческой мотивации.
Но есть еще одна, более фундаментальная причина подобного «бегства от нежности». Аффилиативные желания – как я попытаюсь показать – являются непременным фундаментом человеческой жизни. В этом качестве их вполне естественно не замечают, ибо обычно мы вообще не замечаем фундамент, обращая внимание только на водруженные на нем фигуры. Мне не интересна белая бумага книги, которую я читаю, она – просто необходимый фон для черного шрифта, который я воспринимаю. И разве спокойная поверхность моря больше привлекает наше внимание, чем водяной смерч? Альфред Норт Уайтхед отметил, что у нас даже нет слов для описания того, что всегда с нами; мы склонны считать само собой разумеющейся нашу повседневность и никогда не испытываем потребность обсуждать ее. Я думаю, что именно по этой причине мы так мало уделяем внимания состоянию согласия, которое одно придает смысл несогласию. Даже выражения человеческого лица подтверждают предложенный мной тезис – эмоция любви полностью расслабляет мускулатуру лица, придает чертам «нейтральное» выражение. Напротив, гнев, ревность и ненависть – хорошо очерченные выражения. В человеческом лице, как и в самой жизни, намного легче идентифицировать и определить для исследования проявления нетерпимости и ненависти, чем проявления любви и терпимости, которые принимаются как само собой разумеющиеся.
В своих теориях мотивации психологи были введены в заблуждение отношениями фигура – фон. Поэтому они воспринимают антагонизм как нечто более характерное и возбуждающее, чем добрая воля – и, конечно, это так. Враждебные эмоции – воинственные эмоции, возбуждающие их обладателя и легко заметные наблюдателю; психолога интересуют фрустрация и агрессия, а не дружба и доверие. Однако неоспоримая истина заключена в том, что враждебность пробуждается к жизни из первичного фундамента аффилиативного желания, с которым она так резко контрастирует. Пока человек впервые не полюбит, он не может ненавидеть. Ибо ненависть – эмоция протеста, всегда направленная на реальные или воображаемые препятствия, которые мешают человеку достичь позитивно окрашенных целей, то есть любви.
Тенденция в результатах исследований
Хотя психологи отстают в концептуализации аффилиативных потребностей человечества, тем не менее в последнее время собран значительный эмпирический материал, проливающий свет на природу этих потребностей. Современные методики изучения человеческих отношений с успехом применяются при исследовании различных групп: в школе, в общине, на производстве. Приятно наблюдать, что результаты исследований сходятся в одной точке – представляется, что через все открытия проходит некая общая нить. Можно надеяться, что вскоре эта нить приведет к созданию единой теории.
Исследования в области психологии труда были особенно плодотворны. Они ясно выявили катастрофические ошибки, допускавшиеся в управлении персоналом. Прежде всего, менеджеры раньше предполагали, что лучше всего людей мотивируют страх и наказание. Если работники опаздывали на работу, то платили штраф, при порче материала или нарушении правил – тоже. Боясь потерять работу, они «ходили по струнке» под руководством мастеров, которые, с большой вероятностью, находились во власти авторитарных взглядов на свой собственный статус. Эта система работала настолько плохо, что в промышленности пришлось прибегать к вознаграждениям, идти на уступки. Но подобное стимулирование носило оттенок покровительства и повышало ожидания рабочих, но не улучшало их нравы. С точки зрения психологии ошибка состояла в том, что поощрение не вытекало непосредственно из собственной активности рабочих, носило произвольный характер, поскольку даровалось работодателем, а не порождалось трудовым процессом. Периоды отдыха, премии и знаки отличия являлись чем-то внешним по отношению к рабочей ситуации. Руководители производства пытались улучшить положение дел с помощью изучения временных затрат и хронометража движений рабочих, но такое «управление производительностью» обходило человеческие проблемы. Наконец, в отчаянии, руководство часто увеличивало штат отделов кадров и производительности труда, пока завод не превращался в этакого бюрократического Голиафа, – все напрасно. Производственные отношения не улучшались.
Затем настал современный период исследований. Немного времени потребовалось, чтобы обнаружить источник неприятностей. Оказалось, что людям нравятся условия работы, в которых они свободны от высокомерия и чрезмерного надзора вышестоящих; условия, которые дают простор их талантам; условия, позволяющие им участвовать в принятии касающихся их решений; условия, позволяющие объединяться в небольшие команды близких сотрудников и предоставляющие возможности для личного роста и продвижения.
Проводились ли исследования на фабриках, в офисах, школах, молодежных лагерях или армейских подразделениях, – всегда обнаруживался один и тот же паттерн полученных данных. Люди хотели оставаться интегрированными личностями и в рабочей ситуации, и дома. Именно целостный индивид идет в школу, на работу или на войну. Он стремится к близким неформальным взаимоотношениям со своими товарищами и хочет участвовать в построении своей собственной судьбы. И он не хочет долго терпеть покровительство.
Появляющаяся общая нить, оказывается, состоит из двух переплетающихся волокон. Люди в любых формах человеческих связей хотят сохранить свою самооценку – любовь к себе, если угодно, – и одновременно поддерживать теплые, аффилиативные отношения со своими товарищами. Никто, наверное, изначально не хочет ненавидеть. Но тем не менее ненависть появляется во многих жизнях – как следствие блокированной самооценки и блокированной аффилиации.
Обратимся снова к исследованиям. Обширное изучение Стоуффером мотивации солдат в бою (во время второй мировой войны) обнаружило, что аффилиативный мотив даже в условиях экстремального стресса удерживает в выполнении задачи вдвое больше людей, чем мотив ненависти. Единственным, что превосходило по силе желание поддержать других, была религиозная мотивация. Три четверти солдат сообщали, что молитва «cильно помогала», а молитва явно отражает некоторое глубокое аффилиативное (во всяком случае, не деструктивное) желание[197].
Сейчас нашим целям могут служить эти несколько примеров, взятых из современных исследований[198]. Они свидетельствуют, что люди в основном стремятся к дружеским и аффилиативным отношениям с другими, при условии, что эти отношения поддерживают их собственное чувство целостности и самоуважения. Таким образом, в нашем теоретизировании мы должны учитывать двоякие данные: люди хотят близких, теплых, дружеских взаимоотношений со своими товарищами, но в то же время они крайне чувствительны к проявлениям неуважения к их самолюбию. Оскорбленное самоуважение легко может породить ненависть.
Здесь заключена некая дилемма: ни наша экономическая, ни наша политическая жизнь не приспособлены к тому, чтобы соответствовать этому двойственному паттерну потребностей. За исключением ограниченных способов, главным образом в рамках семьи, нигде не предоставляются возможности для выражения любви – стремления ее давать и получать. Сохранение самоуважения тоже не является серьезной заботой наших экономических и политических институтов. Так как аффилиативные потребности удовлетворяются плохо, мы не должны удивляться, обнаружив в качестве наиболее общих побочных продуктов наших социальных взаимоотношений реактивность, враждебность и тревогу. Хотя люди больше всего хотят любви, управляют их жизнью предубеждение и ненависть. В одном из наших исследований установлено, что групповые предубеждения значительно влияют на душевную жизнь примерно четырех пятых американского населения[199]. Однако так или иначе в основе всего лежат аффилиативные потребности.
Будучи в таком затруднительном положении, мы должны исследовать гораздо тщательнее, чем раньше, место любви и ненависти в личности человека, обратив особое внимание на быстроту и легкость, с которой враждебность захватывает командные высоты нашей жизни.
Природа любви и ненависти
До сих пор именно философы формулировали основные теории любви и ненависти. Прежде всего мы, конечно, имеем в виду Эмпедокла, который еще до Сократа говорил нам, что любовь и ненависть – космические силы, причем единственно существующие космические силы. Из материальных элементов земли они формируют гармоничные и негармоничные создания. Со времен Эмпедокла и далее мы обнаруживаем, что история философии наполнена диалектикой любви и ненависти. Ненависть всегда рассматривалась как менее желательная эмоция, чем любовь, как разрушительная и опасная эмоция, если ею не овладеть. Христианская религия, возникнув, высказала полное одобрение любви и абсолютное отвержение ненависти. Как предположил Сатти, именно безусловность этого одобрения привела науку к избеганию темы любви.