Но цель оказалась достигнута, икота прошла, и я с облегчением откинулся на спинку сиденья.
– Спасибо огромное!
Но тетка попалась из тех живчиков, которым в дороге не спится, и теперь она ожидала ответной благодарности за свой чай в виде разговора. Причем вопросами она меня засыпала несколько странными: как мне живется с таким росточком, как вижу свое будущее, не мечтаю ли стать артистом и как вообще отношусь к идее хорошо заработать на ниве цирковых выступлений.
Вначале я хихикал и отшучивался, потом мне стало такое внимание надоедать, а потом на меня вдруг навалилась такая дремотная апатия, что я совершенно перестал отвечать и почти не осознавал, что происходит. Только потом припомнил, что тетка ходила к водителю пару раз да после этого чуть ли не силком вновь пыталась меня напоить чаем. И опять видение проглатываемой змеи заставило меня непроизвольно сопротивляться, отказываясь от лишнего угощения.
А потом мы стали выходить. Краешком сознания я понимал, что до Лаповки автобус еще не доехал, но вот все остальное тело мне уже не подчинялось. Словно сомнамбулу, тетка вывела меня из автобуса, тот уехал, и мы остались вдвоем на ночной и пустынной магистрали. Но тут же моя попутчица резво схватила меня за руку и насильно поволокла по обычной грунтовке в сторону ближайшего леса. Несмотря на свежий и довольно-таки бодрящий ветерок, осознание действительности и чувства осязания ко мне так толком и не вернулись. Как и моя хваленая сообразительность. Апатия, кажется, добралась и до последнего уголка моего сознания, которое продолжало бороться и пыталось что-то зафиксировать в памяти, потому что толстенные деревья – это было последнее, что я помнил.
Очнулся от луча яркого света, бьющего мне в приподнятое чьими-то пальцами веко. Дернулся всем телом и сразу услышал мужской голос:
– Глянь, шевелиться начал коротышка!
– Потому что не всю порцию выпил, – отозвался знакомый теткин голос. – А добавку так вообще расплескал.
– Соображаловки у тебя нет, Ефремовна! – стал сердиться мужчина. – Учишь тебя, учишь!.. На его массу тела и одной кружки с лихвой хватает. Помереть ведь мог!
– Так ведь не помер!
– Это у него реакции только остались. От такой дозы он теперь еще часа два валяться будет.
– Да какая разница? – недоумевала тетка. – Живой, да и ладно. Плати – и я пошла себе. Больно надо задерживаться.
– Э-э, нет! Пока шеф лично товар не осмотрит, ни о каком расчете и речи быть не может. Вдруг он глухонемой? Или вообще работать откажется?
– Что ты мелешь?! – сразу повысила тон Ефремовна. – Когда это я глухонемого подсовывала?
Началась самая обычная ругань из одной ненормативной лексики. Но у меня волосы встали на голове дыбом не по этой причине. Ситуация слишком уж напоминала ту, при которой выкравший меня из Рушатрона кречи торговался со зроаком на стенах крепости Дефосс. Там тоже хотели деньги сразу, но без управляющего торг был неуместен. Так выходит, что я и сейчас попал в нечто подобное?!
Слышал о таком! Читал! Но чтобы самому в такое дерьмо вляпаться?! Кошмар!
Неужели меня опять захватили в некое подобие рабства?
Пришлось напрячь все отупевшие после отравы извилины мозга и фильтровать каждое услышанное слово. Хоть одно радовало: меня кушать не собирались! Использовать на запасные органы – тоже. Убивать ради развлечения – тоже не желали. А вот использовать в некоем развлечении – скорее всего, попробуют. И не просто временно, а с явной мотивацией привлечь меня к работе на постоянной, практически добровольной основе. Потому что, судя по всему, некоей частной цирковой труппе срочно требовались карлики и недоростки для выступлений на подпольных креативах.
Вскоре голоса стихли, куда-то удалившись, а я попытался встать на ноги и дать деру. Мягко говоря, фиг что получилось. Сесть-то я еще смог, как и осознать себя несвязанным, а вот дальше этого дело не шло. Все тело казалось словно напичканным ватой. Причем ватой болезненной и неприятно колющей. В любом случае следовало вылежаться и набраться хоть немножечко сил. Раз они меня принимают за слабака, то пусть так и думают, мне главное – ноги как следует прочувствовать.
Обратил я внимание и на разухабистую музыку, доносящуюся вперемежку с гомоном пьяных голосов. Где-то неподалеку явно гуляла лихая свадьба или нечто подобное. То есть вокруг меня однозначно людские поселения, а не глухой, дремучий лес.
Но не успел я вновь улечься в прежнюю позу, как ко мне пожаловали посетители. Все та же переругивающаяся пара и сам шеф собственной персоной. Даже глаз открывать не пришлось, достаточно было услышать скрипучий, повелительный голос:
– Док, вколи ему чего взбадривающего!
Его помощник-мужчина без единого слова выполнил приказ, и я постарался не дергаться, когда игла мне вонзилась в плечо.
– Когда он очнется?
– Минута-полторы, – выдал информацию странный представитель здравоохранения.
А я про себя стал отсчитывать секунды. Когда досчитал до сотни, довольно правдиво сыграл возвращение в сознание. Вздрогнул, открыл глаза, осмотрелся с подозрением и спросил:
– Где это я? – Складывалось впечатление, что во внутренностях какого-то битком набитого реквизитами сарая.
– Дома, – вполне ласково ответил мужик, на лице которого из-за буйной растительности только глаза и просматривались. Вылитый орангутанг! Да и фигурой он на этого обитателя джунглей смахивал один к одному.
– А вы кто такие? – прочистил я окончательно горло вторым вопросом.
– Вот это уже от тебя зависит. Можем стать твоими родными и близкими, а можем рассердиться твоему непослушанию и…
– Мне ближе родственники, – перебил я его деловито, чувствуя, как с покалыванием в пальцах мои ноги обретают чувствительность.
– Ха! Да ты вполне себе адекватный и понимающий парень! – обрадовался бородатый шеф. – Мне такие нравятся.
– А я вообще от себя в восторге! – похвастался я с улыбкой.
Играть так играть! Если уж от зроаков ушел, то от наших родных славянских циркачей тем более сбегу!
Только и пожалел мимолетно о том, что опять у меня на пути вдруг возникают непредвиденные задержки. Да о том затосковал, что родители напрасно будут ждать в предрассветном тумане останавливающийся автобус. Но последнюю неприятность легко исправить. Достаточно только добраться до мобильного телефона.
Глава третья
Ехал себе, никого не трогал…
Кажется, с первых фраз нашего разговора шеф данной шарашки опознал меня вполне лояльным и готовым на все работником. Хотя вопросами засыпал с головой.
– Как тебя зовут?
– Саша Резченко.
– Может, и «погоняло» у тебя похожее?
– Ага! Все друзья Резким кличут.
Дальше мне пришлось дотошно пояснять, что кличка ко мне прилипла такая с детства за ленивость и редкую прожорливость. Коснулись причины маленького роста, соврал, что все в роду такие. Стали выяснять мои умения: плел правду, что особых не имею, зато очень талантливый и очень способный. Про родственников признался, что ждут и волнуются, но в то же время дали мне полную свободу в действиях и выборе собственной стези в жизни.
После чего орангутанг перешел к деловой части:
– Заработать хочешь?
– Очень хочу. Но сколько? И что надо делать?
– Нам в труппу позарез нужен карлик, ну а твой заработок будет напрямую зависеть от исполненных номеров во время выступлений. Чем рискованней номер, тем больше получаешь. Вплоть до ста баксов за ночь. А при хороших заказчиках и все двести.
– Согласен, – просто ответил я, напуская на лицо самое плотоядное выражение.
– Чего это ты? – вдруг возмутилась тщательно прислушивавшаяся тетка. – А мне в автобусе совсем другое говорил!
– Ха! – воскликнул я с издевкой. – С каких это пор настоящие менеджеры передачи «Алло, мы ищем таланты!» стали на таких затрапезных маршрутах подрабатывать?
По-другому пока я за свое похищение отомстить не мог, но шефу и доктору моя отповедь понравилась. Они оскалились:
– Лихо!
– Видать, шутить любишь?
– Еще бы! От моих шуток ушки прекрасных дам сворачиваются трубочкой, чем мужчины и пользуются, говоря всякие гадости и держась за эти трубочки.
Оба мужика теперь хохотнули от всей души, а орангутанг похвально хлопнул своими огромными ладонями:
– Так и знал! Ты словно рожден быть клоуном. Хочешь попробовать? Причем если получится у тебя аккомпанировать нашему мэтру, то уже сегодня получишь первую зарплату. Выступление через час-полтора.
Я чистосердечно удивился:
– А сейчас сколько?
– Далеко за полночь. Но ведь это не важно. Ибо! – Шеф поднял вверх свой корявый палец и выдал философскую притчу: – Артисты выступают не когда им хочется, а когда в них нуждаются! – после чего замер, прислушиваясь к доносящимся шумам, и стал торопиться: – Значит, согласен?
– Без сомнения!
– Но учти, Резкий, пока не войдешь в полное доверие, за тобой будут присматривать, и сбежать тебе не удастся. Охранники сразу ноги переломают.
Хоть как эти слова ни звучали угрожающе, я постарался бесшабашно фыркнуть:
– Никогда не убегал от сытной кормушки! Только и у меня есть три требования.
– Сколько?! – Тон орангутанга стал еще более угрожающим.
– Всего лишь три, – стараясь не вздрогнуть, стал перечислять я, загибая пальцы. – Дайте мне пожрать вначале, потом десять баксов в виде аванса и, наконец, телефон для одного звонка. А то опять родители шум подымут, меня не дождавшись.
Казалось бы, вопрос с телефоном мог оказаться самым проблемным, но шеф решил его первым. Просто молча достал телефон и протянул мне. Но когда я стал набирать номер, к моему лицу приблизился огромный, покрытый черными волосами кулачище и раздался подрагивающий от угрозы голос:
– Вот сейчас тебя слегка и проверим!..
Но я и так догадывался, что подобные шутки с моей стороны не прокатят. Родители мне все равно помочь не смогут, а голова моя треснет после первого же удара. Если уж в эту труппу не боятся людей похищать, то нравы здесь царят более чем жестокие.
Поэтому говорил просто и без всяких затей:
– Ма, извини, что разбудил. Но меня встречать не надо. Я тут работу себе нашел, если понравится, могу и надолго задержаться.
– Но у тебя все в порядке? – сразу напряглась мать.
– Ха! Естественно! Чуть позже перезвоню и похвастаюсь новой работой более подробно. Папе привет!
После чего вернул телефон, но руку оставил протянутой:
– Где мой червонец баксов?
– Нет при себе! – вызверился орангутанг.
Но иного ждать не приходилось.
– Тогда хоть пожрать чего-то дайте! А то прямо тошнит от голода.
Шеф мотнул своей косматой головой и, отправляясь к выходу, буркнул:
– Док, отведи Резкого к мэтру, пусть его подготовит к выступлению да накормит попутно. А ты, Ефремовна, пройди ко мне!
Довольная тетка тут же помчалась следом за орангутангом. При этом она премерзко виляла задом и что-то рассказывала льстивым голосом, ожидая щедрой подачки за проданного ею человека.
Видать, что-то в моем взгляде проклюнулось с особой зверской ненавистью, потому что док нахмурился и забеспокоился:
– Да ты никак на Ефремовну обозлился?
– А как же! Ей вон сразу заплатят, а мне даже чирика в аванс не дали! – пришлось мне выкручиваться с деланой обидой.
– Да ты не сомневайся, шеф у нас щедрый! Не обидит, – наущал мой провожатый, с некоторым успокоением подталкивая за плечи к выходу. – Почему ползешь? Плохо себя чувствуешь?
– Да ноги как ватные, – соврал я. Хотя уже в данный момент был готов припустить с самой максимальной скоростью. Лишь бы возможность для побега представилась.
– Ничего, еще полчасика – и все пройдет. Так что на арене сможешь и кувыркаться, и плясать, и что твоя душенька пожелает. Конечно, после согласования с мэтром.
– Ух, солидно звучит, – поддакнул я, пытаясь тем временем рассмотреть окружающие нас территории. – Он что, такой старый?
– Ха-ха! Не то слово! – развеселился док. – С него уже песок сыпется! Сейчас сам увидишь.
Оказалось, что мы не в сарае находились, а в будке огромного рефрижератора. Тот стоял на дальних задворках какого-то поместья, огороженного высоченным забором. Причем забор освещался прожекторами, и даже вскарабкаться по нему такому недорослю, как я, было бы и в теории невозможно. Сама центральная усадьба вообще искрилась разноцветными огнями, переливалось сполохами и гирляндами, и оттуда как раз неслись та самая музыка и шум веселящейся дискотечной тусовки.
А прямо на лугу возвышался вполне аккуратненький и милый, словно сошедший со средневековых рисунков, цирковой шатер. Небольших размеров и не слишком высокий, как представлялось по современным понятиям, он и внутри выглядел несколько нестандартно: манеж вдавался в боковую стенку, а трибуны для зрителей располагались всего в одну треть круга. То есть мест хватало лишь на две, максимум две с половиной сотни посетителей. «Домашний цирк», не иначе!
Не совсем вежливо док протолкнул меня в помещения под трибунами и заорал еще издалека:
– Ленька! Тут тебе шеф помощника прислал! Парню восемнадцать лет, но роль карлика словно под него сшита. Готовь к выступлению! – Мы вошли в некое подобие гримерной, где копошилась одетая в клоунский балахон фигура. – И покорми малого, с дороги он. Зовут его Резкий, пока стажируется у тебя. – Уже поворачиваясь уходить, со смешком добавил: – Он считает, что все мэтры старые и дряхлые. Точно как ты!
Его смех еще долго слышался в этой гримерной, а я стоял и с немым ужасом пытался рассмотреть и понять суть стоящего передо мной человека. Скорее всего, он был молод, об этом и гладкая шея говорила, и розовая кожа на груди. Но вот с лицом его когда-то сотворили страшные вещи. От глаз вертикально вверх через лоб пролегло два безобразных широченных шрама. Более узкие шрамы служили продолжением бровей и тянулись к самым ушам. Еще одни, короткие, стягивали щеки. Но самые жуткие шрамы уродовали клоуна, служа как бы продолжением губ. Получалась эдакая маска ужасного, жутко хохочущего мима. И если в первый момент хотелось отпрянуть от такого лица, то, присмотревшись, в голову начинали закрадываться мысли, что это обычный розыгрыш. Просто фантазия подсказывала, что это и в самом деле умело наложенный великим мэтром клоунский макияж. И тогда от понимания и озарения губы сами начинали растягиваться в улыбке.
Но у меня не растянулись, потому что я увидел и всмотрелся в глаза человека: полные боли, тоски и безысходности. Таких глаз даже мне, в худшие мои дни видеть, в зеркале не доводилось. Так что местный мэтр совсем не радовался своей работе.
Но удивить его мне удалось. Потому что он поинтересовался:
– Разве тебе не смешно?
– Никогда не смеюсь над плачущими, – изрек я с некоторым пафосом. – Потому что сам такой.
Клоун и расслабился, и смутился одновременно, сообразив, что перед ним тоже калека.
– Извини! Я так привык к одной и той же реакции на мой вид, что давно стал садомазохистом в такие моменты. Жалею себя и упиваюсь собственной жалостью, словно идиот. Ты голоден? Давай сюда!
Он призывно махнул рукой и увлек за ширмочку, в еще меньшую подсобку, где кроме двухъярусной кровати все остальное место занимал стол и некое подобие табуретки. Причем стол оказался заставлен готовыми блюдами, мясной нарезкой, консервами, фруктами, салатами и солениями, бутылками с вином, соками и водами. У меня дар речи потерялся от такого изобилия, и я бухнулся на единственную табуретку.
– Налетай, не стесняйся, – усаживаясь на кровать, он немного запнулся, перед тем как произнести мое имя: – Резкий! У меня все артисты подкармливаются в любое время дня и ночи. А я тебя тем временем введу в курс нашей жизни. Ты как, сам к нам или по наущению со стороны?