Владислав Броневский
Два голоса, или Поминовение: Поэзия, проза
Долг, отданный сполна
Он был из тех, кого легче сломать, чем согнуть.
Леон Кручковский
Как у немногих, биография Владислава Броневского (1897—1962) единосущна его творчеству. «Рецидивист мечты», он был земным человеком, но жил поэзией. Верил в слово и знал: кто не поёт – тот гибнет. Знал людей и верил в них, а они доверяли ему, находя в нём себя. Верность и честь – нравственная основа жертвенной поэзии Броневского. За малейшую радость он благодарен жизни. Работает во имя её полноты и гармонии. Отечество для него – символ счастья, скорби и возрождения. Деревья – во всеоружии корней, ветвей и листьев – олицетворяют дух народа, к которому он принадлежит. Дерево – дом – дорога: триединая суть его мира, полного сердечной теплоты и заботы.
Этот невысокий тёмный блондин с поразительно синими глазами, широкоплечий осанистый гимнаст с пружинящей походкой и воинской выправкой был отличным пловцом, лыжником и велосипедистом. Любил бродить по горам, бражничать с друзьями и меряться силой. Был деятелен без суеты. В совершенстве владел техникой жизни. Говорил басом, вдумчиво, не спеша. Общительный, весёлый, остроумный человек. Глубокий и нежный. Облик его излучал мягкую, спокойную сосредоточенность и доброту. Хотя внутренне он существовал в непрерывном кипении эмоций.
Его легко было растрогать. Мастер художественной брани, он плакал от стихов. Умел импровизировать в слове, декламировал наизусть поэзию на разных языках. Был музыкален, подражал голосам птиц, пел народные песни. Иногда подходил к роялю сыграть Шопена. С детства усвоил материнский завет: помоги себе сам. Вкусил солдатчины, тюрьмы, изгнания, но это лишь закалило его. «Старыми друзьями» его были Андерсен, Сервантес и Ариосто; позднее пришли Словацкий, Шекспир, Достоевский, Аполлинер, Норвид, Есенин... С ними он восстанавливал себя, спасался от одиночества и скуки.
В четыре года Броневский потерял отца, в четырнадцать был впервые арестован. Многолетний фронтовой опыт отдалял его от большинства пишущих ровесников («я прожил смерть внутри себя»). Он был храбрым офицером лучшего полка и самым молодым капитаном польской армии. Прежде чем начал печататься, долго избавлялся от «романтико-милитаристской болтовни». Его поэтическая школа – переводы Блока: он мечтал создать «мир подобный, но иной». Из горнила войны вышел стойким борцом, презирающим смерть и знающим цену жизни. С мыслью (в унисон Виткевичу) о необходимости метафизически заряженного «нового и сильного» искусства.
Его поэзия – мерное дыхание пехотинца, воплощённое в строки («Мои стихи жёстки, как судьба, ритмичны, как солдатский шаг, бессодержательны, как жизнь»). «Пилигрим больных сновидений», Броневский фиксирует враждебную пульсацию страшной яви и бредит своей незнакомкой. Мечтает пасть к её ногам «на том берегу тоски». Позади – «слепая вечность», вокруг «глухонемая ночь». А в нём – ожидание чудесной встречи («есть только она... та, которой мы снимся»). И безысходная боль («по ту сторону радости ждут усталость и смерть»). Призрачна надежда, что отгремевшая война была «последней». Ещё миллионам бойцов не дождаться, когда же «они вернутся к своим любимым, а те повиснут у них на шеях».
Отвага и достоинство попраны неумолимостью гибели. Психологический конфликт с разделённым, вздыбленным страстями миром – источник лирического импульса «Ветряных мельниц» и «Дымов над городом». Выхода нет, и нет утешения: «лишь то, что утратил, – со мной навек». А в стране у руля «всё те же канальи»: свобода обернулась гнётом. Поэту тягостно в «тёмном круге», под «триумфальной аркой безумия». Он на стороне тех, кто обманут. Шляхетский радикализм органично переходит в коммунизм совести. Власти едва терпят его – строптивого ветерана с наградным парабеллумом, славящего рабочие стачки и Парижскую коммуну. «Тревога и песнь» выливаются в «последний крик» гнева.
Удар следует за ударом. Новая война отнимает родину, не сумевшую толком «примкнуть штыки». Полтора года за решёткой в «изменившейся» Советской России (в камере – чтоб не пропасть – он марширует и рычит строевые песни). Одиночество в «странствующей армии» Андерса и плач «на реках Вавилонских». Отчуждённость и ностальгия тех лет запечатлены в книге «Древо отчаяния». Дважды он пережил смерть жены Марии (была дарована горестная – ненадолго – встреча). Потом всё заслонила гибель дочери Анки – той, с которой так хотелось «вместе думать». Судьба истощила его утратами. Сбылось предвиденное когда-то: «Чёрная тень фонарщика исчезала за поворотом».
В приливе надежды поэт был рад возрождённой Польше. И взялся за благородное, но эстетически рискованное дело: воспеть расцветающий сад, новый дом, светлый путь – «стрелу правды» на «тетиве истории». Его – вернувшегося – завалили премиями и почестями, красили в казённые цвета. Однако он не годился на роль дежурного барда – не желал «фабриковать искусственные чувства». Соблюдал кодекс Рембо и Вийона. Поэтому отказался от высочайшего госзаказа («орла без короны я ещё могу вынести, но новый гимн – никогда»). «Министр ненужных дел» – только им он мог быть в любом правительстве (как и его друг Галчинский). Ночные звонки автора «ненаписанных стихов» вырывали друзей из сна – требовался срочный, хотя бы молчаливый, ответ-поддержка.
В энергичных строфах Броневского весомо каждое слово – прозрачное, но трезво-материальное. Он «космический реалист» – противник фразёрства и узости («Стихи не обязаны быть логичны, они должны быть прекрасны»). В простые и ясные строки, рождённые искренним чувством, вложен труд, вкус и мастерство. Стиль его узнаваем: волновая, упругая ритмика, акцентный метр внутри напевного стиха, крепкая «работа в рифме». Напряжённость переживания (ведь лирика – «чахотка души») и открытая плакатность, когда незачем иначе. Он поэт созидательного бунта «против бешенства». Поэтому ему удались классические переводы брехтовских зонгов.
Броневский – беспартийный мятежник – сообщает своё кредо прямо, но без доктринёрского ража – пресекая «софистерику, в которую впадают люди, ниспровергающие пролетарскую поэзию». Идее, однажды принятой в сердце, он верен навсегда – как верен своим товарищам. Утрата иллюзий укрепила основу его веры. Он вне идеологий – не отрекался от себя и не менял убеждений. Революцию понимал как «путь без конца», отделяя ошибки от идеи. Наравне с непреложной правдой жизни его интересовала даль времени, когда «будет единая раса, высшая – честные люди». Без зазнайства и праздного штукарства он служил родине, честно отдав ей «солдатский долг поэта».
Нет никакого «другого» Броневского кроме этого – прочного, как его фамилия (одобренная Маяковским). Он немыслим на торжище и в бронзовых шелках мавзолеев литературы. Своих сверстников-поэтов он назвал «поколением творческой воли», «авангардом ума и сердца». Сам он из той же породы. Вольный человек, Владислав Броневский презирал капитализм с его узаконенной подлостью и корыстью. Стихи его и теперь прорастают, как зёрна, бередят душу, словом побуждая к деянию. Когда-то он «у могил с родными именами» поклонился русской революции – «шапкой до земли, по-польски». Нам – прельщённым пустотой отказникам эпохи – пристало покаянно склониться перед ним.
Андрей Базилевский
Поэзия
• • •
Скользнула птица чёрной теньюв квадрате солнечном окна.И что же? Вновь простор весеннийи небо, где не видишь дна?..А путь всё длится, жизнь всё длится.Полжизни пронеслось, как день?..Как миг... Промчалась с граем птица,и по окну скользнула тень.
* * *
* * *
Революция
* * *
* * *
* * *
* * *
Карманьола «Хиены»
Поэты
Война
Ночи молчат и чернилами небо чертят,
узоры скорченных тел и белки мертвых глаз,
флаги деревьев, иголки на карте боёв и смерти
и магнитную стрелку, которую дрожь свела.
Целят прожектора́ треугольники взглядов.
Выстрел тявкнет над чернотой, удушающе, высоко —
и завибрируют псы шрапнели, затявкают,
ибо им надо
драться за кость, невидимый ночью окоп.
Мы же копаем рвов длинные узкие щели,
пахнет могилой земля, каждый метр ее.
Словно нож гнойную рану, ракета объект
выцеливает
и подыхает, в геометрию проводов втиснув тело
свое.
В горле – спазм, зажатый пальцами воя,
сумасшедшие мысли в эмали черепа стынут.
Выстрел. Выстрел еще. Тишь и треск пулемета
над передовою.
Кровавое брюхо рассвета скоро дополнит картину.
Прощание с Европой
Негероическая песнь
Ветряные мельницы
Молодость
Soldat inconnu[2]
Последняя война
I
II
III
IV
V
VI
Исповедь
Рабочие
Демонстрация
Иокогама
Последний день
Бегство
* * *
Путник
Ветряные мельницы
Перун
Маржана
Смерть
Тени
Я и месяц-оборотень
Концерт
Дымы над городом
Роза
Когда же мы поднимем головы
над залитым кровью изголовьем ?
Жеромский
Хор
Стон в вихре
Хор
Стон в вихре
Хор
Стон в вихре
Хор
Стон в вихре
На смерть революционера
Пионерам
К товарищам по оружию
Нике
I
II
III
Поэзия
Песнь о гражданской войне
Вступление к поэме
Ноябри
Травы
О себе самом
Шпион
Ночной гость
Памяти Сергея Есенина
Минуты
Бесы
Серебряное и чёрное
Ночью
Комета
Не пойму
Тёмный круг
Глаза
Гадание
Чары
Вершина
Победа
О весне и о смерти
О радости
Тревога и песнь
Элегия на смерть Людвика Варынского
Лёгкая атлетика
Домбровский бассейн
Баллада о Театральной площади
Законодателям
Памяти Сакко и Ванцетти
Лодзь
Бакунин
Парижская коммуна
Поэма
Elle пе se rend pas,
la Commune de Paris[3]
Стисни зубы, гляди гордо, голову
подними выше,
слушая о последних аккордах
Коммуны города Парижа.
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
Рембо
Параграф
Луна улицы Павьей
Post scriptum14 апреля
Памяти Владимира Маяковского
* * *
Стихи о ранней весне, написанные поздней осенью
I
II
III
Борис Пастернак
Каламбуры
Промельк тени
Звёзды
Стихии
Возвращение к стиху
Тревога и песнь
Безработный
(Тюремная песня)
Полицейские псы в Луцке
Нине Матуливне
Товарищу по камере
Последний крик
Последний крик
Друзьям-поэтам
Твёрдые руки
На смерть Анджея Струга
Честь и граната
No pasaran![5]
Родной город
Маннлихер
Мои похороны
Магнитогорск, или Разговор с Яном
Гаврань и Мурань
Закат
Берёза
Скерцо
По правде говоря
Ночь
Улица Милая
Брониславу Линке
Поэт и трезвые
Бар «Под Дохлым Псом»
В поезде
Примкнуть штыки
Примкнуть штыки!
Польский солдат
Письмо из тюрьмы
Разговор с Историей
Каштан
Замарстынов, апрель 1940 – Иерусалим, апрель 1943
Дорога
Ксаверию Прушинскому
Метель
Не важно
Что мне тревоги
Мавзолей Тамерлана
Персия
Дамаск
У рек Вавилонских
Когда я буду умирать
Ничего больше
Стена Плача
Via Dolorosa[8]
Роза Сарона
Моя комната
Советы туристке в Иерусалиме
Средиземное море
Мазурка Шопена
К поэзии
Два голоса
Антонию Слонимскому
Польским евреям
Памяти Шмуля Зигельбойма
Сын Польши
Древо отчаяния
I
Печально сквозь кровавый мир брести по кладбищу идей.
Древо отчаяния
В горах Ливана
Рисунок
Ради чего живем
На Среднем Востоке
War pictorial news[10]
Вечером
Палестинские пейзажи
I В горах Иудеи
II Нагария
III Закат на Мёртвом море
Монте-Кассино
«63»
Могилы
Сентябрьское солнце
Торжище
Homo Sapiens
II
Mais si. Parlez d 'amour car tout le reste est crime.
Louis Aragon[12]
Прилив
Сон
Warum?[13]
Малярия
Аитиосеинее стихотворение
Происшествие с музыкой
Скорпион
Письмо без адреса
Со злости
Моя комната номер 2
Джин Артур
Последнее стихотворение
К фотографии
Норвид[19]Пишу! – да, иногда в Ерусалим,Но через Вавилон доходят письма,И где я прав, и где пересолил -Не важно мне... пишу дневник артиста.Безумный, говорю с собой самим,И слог коряв! – но всё же к правде близко!
Против женщин
Причины пьянства
К...
Доисторическая прогулка
Моему сердцу в Палестине
Натюрморт
Цыганка
Чернокнижие
Калине
О калифе
Зелёное стихотворение
Зелёный холм
Бинокль
Аноним
Счастье
Безнадежность
На прощанье
Что ты дала мне?
III
Nessun maggior dolore, che ricordarsi
del tempo felice nella miseria[20].
Мария
Рука умершей
Тела
Баллада
Жена
Я и стихи
«Баллады и романсы»
Моя родная
Ненаписанные стихи
• • •
На реке
Самоубийца
Критикам
Город
Охранка
Ненаписанные стихи
Поэты
Хор I
Хор II
Хор I
Хор II
Хор I
Хор II
* * *
* * *
* * *
Февраль 1940
Скитальческая армия
Польский город Багдад
* * *
Eine Nachtausgabe[22]
* * *
* * *
Третий день малярии
Надежда
I
Надежда
1
2
3
4
5
6
Я пишу эти стихи 17 января, в годовщину вступления польских и советских войск в Варшаву.
7
8
Домой!
Наш май
Уголь
Железо
Трактор
Деревня
Варшава
Демонстрация
Майская песнь
Первое мая
Болеслав Червенский[27]Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом!Над миром наше знамя реети несет клич борьбы, мести гром,семя грядущего сеет.Оно горит и ярко рдеет:то наша кровь горит огнем,то кровь работников на нем!
Профессиональные союзы
Бытие определяет сознание
Мост Понятовского
Двадцать второе июля
Пятьдесят
Для кого стихи?
На Лодзинской ткацкой фабрике
им. Гарнама второй молодежной бригаде
присвоено имя Владислава Броневского.
Колокол в Плоцке
Моя библиотека
Поклон Октябрьской революции
Капля крови
Повесть о жизни и смерти Кароля Вальтера Сверчевского, рабочего и генерала
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
Слово о Сталине
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
II
Мазовия
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Ближайшая родина
Цветенье вишни
Рабочий из Радома
О соловьиной жестокости
Возрождённая столица
Моя судьба
Другу
Всё о Варшаве
Соловей
О птицах и трамваях
Под конец мая
Букет на подоконнике
В.Б. – без титула
Умершей
«Освенцимские рассказы»
Освенцим
Альпийские фиалки
Обручальное кольцо
Цветы
Бездомная Варшава
Полёт
Майское ночное стихотворение на именины Иоанны
О земном шаре
Обида
Анка в Париже
Об отцветании
Солнце
Матери
Юность в Варшаве
Каменные бабы
О шуме
Кусочек Леванта
Потому что я часто уезжаю
Колонна
Бодлер
Ласточка
О писании стихов
Бессонница
Гвоздика
Об иволгах
Птицы и мята
Лампочка
Стихотворение
Забже
Внуку
Памяти К. И. Галчинского
Анка
Ясеневый гроб
Берёза
Шторка на окне
В упоении и тревоге
Плач
Фильм о Висле
Анка
Обещание
Моё сердце
В стороне
Ясность
О большой любви
Ещё о фильме
Я жил
Моя дочь
* * *
Анютины глазки
Новые стихи
Висла
[Фрагменты]
[1]
[2]
[3]
[4]
[6]
[7]
[8]
[9]
[10]
[11]
[12]
[13]
[15]
[17]
[18]
[19]
[20]
[21]
[23]
[23]
[25]
[26]
[27]
[28]
• • •
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Через стену
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Поле
Тишина
Незрячий
* * *
* * *
* * *
Ванде Вилкомирской
Дуб
18 X 1961
Плакат
21 XI 1961
Роды
9 XI 1961
Адам
14 XI 1961
Против бешенства
• • •
На Жолибоже
Тишь-тишью
Воспоминание о 1931 годе
Эстетика
Стихотворение
Счастье
На рассвете
Ув. гр. пр.
* * *
* * *
Песня польских рабочих
Воспоминание
* * *
* * *
* * *
Счастье
Против бешенства
Стихи к умершей матери
* * *
По следам Вийона
Сумерки
Клятва молодёжи
Американцам
Памяти Этель и Юлиуса Розенбергов
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Стихии
Кантата
Человек
Хор I (мужской)
Примечания
1
Да здравствуют фаши! (ит.).
2
Неизвестный солдат (фр.).
3
Она не сдается, Коммуна Парижа (фр.).
4
Первые слова «Интернационала» на испанском языке.
5
Они не пройдут! (исп.).
6
Военный мундир (англ.).
7
Польские вооруженные силы (англ.).
8
Путь скорби (лат.).
9
«Сделано в Британии» (англ.).
10
Военная кинохроника (англ.).
11
Затемнение; провал в памяти (англ.).
12
Да, говорите о любви, ведь все другое преступленье. Луи Арагон (фр.).
13
Почему? (нем.).
14
Мой милый (англ.).
15
Осень пришла (нем.).
16
Очень медленно, протяжно (ит.).
17
С огнем, страстно (ит.).
18
Ты хочешь уехать без меня? Да, любовь моя, но без радости (англ.).
19
Ц. К. Норвид. «Ладони натрудив рукоплесканьем...». Перевод Д. Самойлова.
20
«Тот страждет высшей мукой,/ Кто радостные помнит времена/В несчастии...» (Данте Алигьери. Божественная комедия. Ад. Песнь пятая. Перевод М. Лозинского).