Как-то одновременно на нее навалились жара, усталость, чувство голода и жажды. Зной, словно стена, вставал на пути, не пуская вперед и закрывая дорогу к некой «конторе», где ей могут дать работу. Да, да – ведь именно так и бывает! Рауль рассказывал, что и на химическом комбинате в Коацакоалькосе есть контора, в которой дают работу. Правда, как должна выглядеть та «контора», девушка себе не представляла; однако ей почему-то казалось, что она обязательно найдет её!
С чувством голода Кармела научилась справляться давно – она просто «приказывала» своему желудку «замолчать», и… он подчинялся. Но что делать с липким потом, струйками ползущим по вискам и шее, со стёртыми пятками и чемоданчиком, который неожиданно стал таким тяжелым, будто она затолкала в него весь дневной отцовский улов.
Наконец, не выдержав, она сбросила обувь и вздохнула с облегчением – босые ступни оказались в своей родной стихии.
…Неожиданно улица перешла в просторную, замощенную брусчаткой площадь; в центре нее Кармела увидела несколько пустых платформ с поручнями и какими-то ограждениями. А по ее краю кое-где расположились торговцы сувенирами, разложив свою продукцию на расстеленных прямо на асфальте одеялах. Туристы стайками и поодиночке бродили по площади от одного одеяла к другому. На самой большой и многоэтажной платформе в убранстве пластмассовых цветов красовалась надпись: «Веракрус – самый веселый город в мире!»
Кармела подошла ближе.
– Mecachis![13] – Высокий худой человек в завязанной узлом на животе рубахе из красного шелка кричал на двух девушек в разноцветных халатиках с высокими прическами, украшенными перьями.
– Мне наплевать, что с ней! Вечером она должна быть на четвертой платформе!
Казалось, что просторные халатики девушек развеваются не от ветра, а от его крика.
Внезапно его взгляд остановился на Кармеле. Зрачки глаз моментально совершили движение сверху вниз, отправив информацию в мозг о размерах груди, обхвате бедер и прочих параметрах фигуры.
– Танцевать умеешь? – отрывисто бросил он. – Как только стемнеет, начнется шествие. Мне нужна одна bailadora[14] на четвертую платформу.
– Конечно, – Кармела, улыбнувшись, пожала плечами. – Говорят, что я танцую лучше всех в Теокуилько.
– Начинай! – кивнул он Кармеле.
– Что начинать? – растерялась она.
– Давай! Танцуй! – нетерпеливо сказал человек. – У тебя есть шанс. Фигурка неплохая…
Глаза Кармелы округлились. Она затрясла головой.
– Нет, нет! Мне нужна работа…
El patrono[15] смерил ее взглядом, полным брезгливой жалости.
– Ну так работай… Танцуй! Я тебе заплачу…
«Он собирается заплатить мне за то, что я буду танцевать?! Но такое бывает только в сказке, а в жизни – деньги платят лишь за тяжелую работу…»
Сожалея, что он не предложил ей покрасить эту платформу или что-нибудь еще в этом роде, девушка тем не менее улыбнулась и схватила свой чемоданчик:
– Я сейчас буду готова, сеньор!
Она юркнула за угол платформы, оглянулась и, убедившись, что ее никто не видит, достала из чемоданчика свое любимое черное платье, в котором столько вечеров танцевала на побережье в Теокуилько. Сбросив блузку и оголив на миг упругие округлые груди, она мгновенно натянула через голову платье, расправила его и сняла старую юбку. Кармела плохо представляла, как можно танцевать в юбке и блузке, которые не повторяют движения ее тела, а развеваются сами по себе. Ничего более ей не было нужно.
Оставив чемоданчик на камнях, Кармела вышла из-за платформы, выпрямила спину и начала щелкать пальцами, чтобы задать себе ритм. Ей приходилось танцевать и без музыки – магнитофон Педро частенько ломался от попадающего в него песка.
Платье как-то само собой колыхнулось, словно приглашая Кармелу к танцу, и она почувствовала, что ее тело готово ответить на это приглашение. Она начала двигаться медленно, постепенно убыстряя темп и забывая обо всем на свете; ей даже стало казаться, что вместо брусчатки она видит море, а вместо чужих людей – своих земляков. Черное платье металось вокруг тела, то обнимая его как внимательный партнер, то не поспевая за ним, как проигравшая танцевальное соревнование соперница…
К платформе подошла небольшая группа туристов; один из них достал фотоаппарат и жадно принялся снимать.
Человек в красной рубахе угрожающе замахал руками:
– Э-э, э-э, pudu![16] – возмущенно воскликнул он. – Ты чего? Снимай свои лохмотья!
Кармела остановилась и посмотрела на него удивленно.
– Что вы сказали, сеньор? – спросила она.
– Раздевайся! Что у тебя там, под платьем? Покажи, как ты умеешь трясти своими mamas![17]
– Что вы сказали, сеньор? – повторила она. – Я могу станцевать еще. Вы правда мне заплатите?
Туристы двинулись дальше – к торговцу, разложившему неподалеку на одеяле выточенные из дерева фигурки индейских богов. Фотограф отстал от них и подошел ближе к Кармеле.
– Это было… очень красиво! – произнес он на ломаном испанском и протянул ей банкноту в двадцать песо. – Вот, возьмите… – Турист смотрел на нее, улыбаясь.
– Благодарю вас, сеньор, – вежливо ответила Кармела, зажав банкноту в кулачке.
– Проваливай, бездельник! – замахал на него руками шоумен. – Побереги свои денежки до вечера. Вот, смотри! – обратился он уже к Кармеле. – Они покажут тебе, как танцуют на карнавале!
Отрывистым и коротким словом он подозвал тех девушек, которых недавно осыпал ругательствами. Сбросив халатики, и оставшись в одних трусиках-бикини, они начали танец. Движения их были непристойны, да и музыки для такого «танца» не требовалось. Кармела смотрела, как колышутся их груди, извиваются гибкие станы, как подрагивают оголенные ягодицы, и с ужасом поняла, что ей предлагали делать то же самое.
А как же слово, которое она дала отцу?!
Кармела на миг зажмурилась и отступила за угол платформы.
Подхватила свой чемоданчик и чуть не бегом, едва касаясь пятками земли, ретировалась прочь.
…Почти бесцельно бродила она по улицам, порой не замечая, что идет уже не по асфальту, а по разбитой брусчатке, где и в обуви-то идти было бы неловко; черное платье, похоже, так же грустило вместе с ней, печально струясь вдоль тела и уныло хлопая подолом о ноги…
…Этот город населен людьми, живущими по неприемлемым для нее законам. Они готовы заплатить, если она согласится танцевать почти голой на площади перед огромным скоплением народа, но не хотят дать ей возможность зарабатывать честным трудом. Ей предлагают заниматься мерзостью – выставлять свое тело напоказ перед тысячами жадных мужских взглядов. Неужели непонятно, чем это может закончиться? Мужчины никогда не ограничатся тем, что будут только глазеть на ее тело – за свои деньги они обязательно потребуют…
Кармела передернула плечами.
Нет, она никогда в жизни не согласится! Она не станет заниматься этим, сколько бы ей ни заплатили.
«Дева Мария, прости его за его неразумность, он просто не понимает, что делает…»
Но в душе ее не было тревоги и разочарования, а лишь грусть и досада: день прошел впустую. Она поверила в чудесную сказку, которая оказалась обманом, а работу так и не нашла.
Глава 4
Еще одна ночь
Ночь налетела, как всегда, почти внезапно, темнота упала сверху плотным пологом, скрыв огни витрин и погасив окна домов. Кармела и не заметила, как вышла на безлюдную окраину, где уже почти не было ни высоких зданий, ни возбужденных карнавалом прохожих, ни ослепляющих фарами автомобилей. Она двигалась по инерции, не понимая, куда идет и зачем. В голове, как заноза, застряла единственная фраза: «Работы нет!»
Босые ноги ощутили привычную податливость песка вместо жестких камней брусчатки, и Кармела понемногу начала успокаиваться. Вглядевшись в темноту, она поняла, что оказалась на пляже. Уловив шелест волн, пошла к морю, загребая ногами теплый песок и с удовольствием чувствуя, что он точно такой же, как в Теокуилько.
Наконец показалась луна и осветила всё вокруг мягким таинственным светом. Кармела огляделась.
Прямо перед ней в сторону открытого моря уходила дрожащая на колеблющейся воде лунная дорожка. Это была настолько знакомая картина, что девушке на мгновение показалось, что она вернулась домой.
Кармела опустила чемоданчик на песок, быстро сбросила платье и побежала к воде. Море бережно подхватило ее тело и принялось мягко ласкать и целовать его тысячами поцелуев, от которых исчезали усталость и мрачные мысли. Ощущение принадлежности необъятной и бездонной морской стихии захватило ее и наполнило необъяснимой уверенностью в том, что всё так или иначе образуется, всё будет хорошо.
…На берегу Кармела разыскала шезлонг под сложенным тентом и удобно устроилась в нем. Обхватив руками чемоданчик, она принялась разглядывать тайнопись созвездий, мерцающих прямо над ней. Они выглядели точно так же, как и сутки назад – в их тайных знаках ничего не изменилось, а это означало, что ничего не изменилось и в ее планах!
Море серебрилось в лунном свете и вполголоса разговаривало с прибрежной галькой, а тихий бриз нежно гладил по щекам, легко перебирая пряди волос и убаюкивая беззвучными рассказами о морских далях… «Где-то далеко-далеко есть другие страны и другие люди, есть страна, в которой живет солнце, и другая – где живет счастье…»
«Завтра я обязательно найду работу! А все деньги буду передавать с Серхио… или с кем-нибудь еще». Лишь за этим и стоило идти на бензоколонку. Только за этим. И тихий ветер гладил лицо, а волны шептались с берегом, пока Кармела, засыпая, размышляла и уплывала куда-то далеко, но никак не могла уплыть, словно лодка, привязанная к берегу…
«Пойду работать уборщицей… Только уборщицей!» – в одну секунду обрывки сонных размышлений сложились наконец-то в такое простое и логичное решение, что Кармела удивилась, как этого не произошло раньше. Дремота рассеялась, мысли стали ясными, острыми и быстрыми и, сорвавшись с места, понеслись вдогонку друг другу. До рассвета она на разные лады раскладывала эту замечательную идею, словно музыкальную партию, и каждый раз идея звучала всё стройнее и привлекательнее, превращаясь в праздничный ликующий хор.
«Как здорово! Если работать по ночам, то можно немного поспать прямо там же, а утром уходить к морю. Значит, до сезона дождей можно обойтись без жилья. Да и наряжаться, обуваться там ведь тоже не нужно…» Она мысленно обращалась к невидимому собеседнику, словно ища у того поддержки. «Это простой, честный труд, за который мне не будет стыдно; кроме того, чистота нужна всем – значит, нужны и уборщицы… Решено!»
Она еще раз искупалась в море, расцветающем под утренними лучами, надела ненавистные туфли, улыбаясь, подняла подбородок и пошла навстречу новой жизни!
…Днем опять пришлось разуться – даже ее терпеливая натура не могла вынести такой средневековой пытки.
Уборщиц нигде не требовалось. Совсем.
В организациях, заведениях и конторах все места были заняты. Хозяева же частных домов, случалось, окинув ее долгим и красноречивым взглядом, жестами приглашали зайти, но… Кармела с тоской понимала: увы, сеньорам требуется вовсе не уборщица. Еще явственнее это понимали хозяйские жены, и девушке приходилось уходить ни с чем, остро чувствуя спиной горячие взгляды хозяев и ледяные – хозяек.
Стемнело. Обессилевшая от усталости, голода и нескончаемой череды отказов, Кармела вернулась к морю. Тяжело опустившись на мокрый камень, погрузила в воду гудящие ноги… Раны защипало от соленой воды, и девушка прикусила губу, едва сдержав тихий вскрик.
Боль усилила закипающую в ней какую-то ожесточенную, отчаянную решимость. «Обойду каждый дом, город вроде не такой большой, а дальше… будет видно. Но домой не вернусь!» И сквозь эту решимость, сквозь это ожесточение боль в стертых ногах казалась не такой острой.
Глава 5
Лаура
На утро третьего дня Кармела оказалась в каком-то странном мире, где всё, что ее окружало, вдруг стало разговаривать с ней на языке еды. Дома вызывали лишь мысль о том, что в них есть кухни, на которых хозяйки готовят вкусный завтрак. Море – в нем водятся рыба и… креветки! Горячий песок заставлял вспомнить о горячей сковороде, на которой жарятся тортильяс…
Кружилась голова, мысли текли как-то вяло и путано… Обоняние обострилось до предела.
С двадцати песо, заработанных ею позавчера на площади, Кармела собиралась начать копить деньги для отправки домой. Но сейчас это решение уже не казалось ей правильным. Двадцать песо – это слишком мало, чтобы отправить их отцу, но зато четверти этой суммы, наверное, вполне достаточно, чтобы купить себе один такос? Всего один такос и всё! И больше она не будет даже думать о еде. Сейчас она найдет какую-нибудь таверну, где продают такосы и… Дальше она не могла рассуждать, потому что рот наполнился слюной, а в желудке возникли спазмы.
Кармела не смогла бы объяснить, почему она пошла именно направо. Может быть, случайно, а может быть, именно оттуда ветерок доносил едва уловимый запах еды. За пляжем начиналась портовая зона, а на краю пляжа, там, где заканчивался песок и начинался асфальт, располагалась таверна. Кармелу охватила некоторая робость, когда она издали увидела кирпичное здание с огромной надписью, причудливо выведенной неоновыми трубками – «LAURA».
Заведение явно не походило на дешевую забегаловку, а стало быть, и цены там, наверное, могли быть выше, но Кармелу это уже не могло остановить. Такос, свернутый из двух больших тортильяс с начинкой из невозможно вкусно пахнущих креветок, заполнил все ее мысли. Сколько бы он ни стоил – она в любом случае его купит и съест…
Девушка уже протянула руку, чтобы толкнуть разноцветную стеклянную дверь, как вдруг замерла, сначала даже не поняв, почему. Справа от нее висела привязанная к вкрученному в деревянный косяк кольцу плотная картонка с короткой надписью: Es necesario fregar – 500 peso[18].
Мысль о еде в мгновение ока отошла на второй план. Кармела медленно и внимательно перечитала объявление еще раз. Расправила плечи, выпрямила спину, толкнула дверь и решительно подошла к стойке.
– Здравствуйте, сеньор, – она слегка поклонилась. – Вам… нужна посудомойка?
Как ни старалась Кармела не выдать своего волнения, ее голос дрогнул. Но усатый бармен не обратил на это никакого внимания. Он лишь утвердительно кивнул головой и скрылся во внутреннем помещении, расположенном за стойкой, на которой остались скомканное полотенце и пара бокалов – один кристально прозрачный, словно искрящийся от падающих на него сквозь раскрытое окно косых лучей едва показавшегося над горизонтом солнца, а второй тусклый, еще не протертый.
Девушка невольно оглянулась: изнутри заведение показалось ей еще более роскошным, чем снаружи.
…Отливающая черным блеском барная стойка, батарея красивых бутылок на витрине, окутанный паром блестящий агрегат с ручками, зеркала в рост человека, салфеточницы причудливой формы, шелест вентиляторов, шум немногочисленных посетителей…
Кармела невольно посмотрела на пол. Потертый пластик был еще влажным после уборки.
«Уборщица у них есть. У них, наверное, и посудомойка есть, а объявление снять забыли», – подумала Кармела и вздохнула. На глаза навернулись слезы – она столько раз обретала и теряла надежду получить работу, что просто устала от этого. Неужели ей опять не повезет?
Блестящий агрегат распространял аромат свежего кофе, но даже он не мог перебить доносящихся из кухонного помещения умопомрачительных запахов. От этих прекрасных ароматов у нее потемнело в глазах. Кармела вся перешла в обоняние и уже не замечала всего того, что еще мгновение назад казалось ей таким интересным…