Он рассказал нам и о своей семье. Его дед долго не хотел вступать в колхоз, сумел устроиться в совхозе за 20 километров от села. Совхоз считался государственным предприятием. Но его вынудили власти: забрали лошадь. А дядя Ивана Митрофановича полгода работал председателем сельсовета. Бывало, что выписывал справки односельчанам о том, что они бедняки и раскулачиванию не подлежат. Как-то ему сказали: на тебя донесли. Он собрался в один час, бросил все («И печать бросил!» – пошутил Иван Митрофанович) и уехал в Москву, где поспешил затеряться среди миллионов столичных жителей. Потом, в более спокойные времена, он перетянул многих своих родственников к себе.
Социализм по-курлакски Иван Митрофанович проиллюстрировал одним наглядным примером. Как-то он был в соседнем селе Моховое и остался обедать в тамошней колхозной столовой. Тогда (в 50-е годы) он работал бригадиром тракторной бригады. За обед он заплатил 14 рублей. В Новом Курлаке такой обед стоил для колхозников 36 рублей. Отчего такая разница?
Когда он обратился к председателю колхоза В.Т. Козлову за объяснениями, тот резко оборвал его и при трактористах крикнул: «Еще не известно, куда вы с поварихой продукты деваете». Иван Митрофанович решил сам во всем разобраться. Он попросил повара бригады Зинаиду Корнюшину вести учет продуктов и собирать все талоны на обед. В конце месяца он произвел расчет: выходило, что стоимость обеда была 14–15 рублей.
Иван Митрофанович пошел в правление и спросил у бухгалтера П.Н. Бердникова: «Сколько будем брать за обед в следующем месяце?» Тот ответил: «Как обычно». – «Ах, как обычно! – Иван Митрофанович стукнул кулаком по столу. – Тогда я поеду в райком!» Бухгалтер изменился в лице и попросил никуда не ездить. Причина дороговизны колхозного обеда оказалась очень простой: председатель частенько ездил с разным начальством на природу, на Битюг, как раз в то место, где стояла ГЭС. Водку для поездок покупали ящиками. Все это затем списывалось на макароны для колхозных обедов. Макароны, естественно, не закупались.
– Вон, поглядите на мою супругу, – сказал Иван Митрофанович. – Она на птичнике работала. Глядишь, задержится на работе. «Что делала-то?» – спрошу иной раз. А она в ответ: «Делегация!» Ясно, какая делегация: для председателя и его дружков кур щипала!
Жена Ивана Митрофановича Нина Владимировна во время нашей беседы занималась домашними делами, но время от времени присаживалась на диван и слушала. Она постоянно восклицала: «Зачем ты это говоришь?! Ой, не записывайте про делегацию!»
Иван Митрофанович улыбнулся: «Кто мне теперь что сделает? Мне восемьдесят скоро. Пусть пишут, это войдет в историю».
А про ГЭС на Битюге Иван Митрофанович рассказал нам следующее. Ему было 17 лет. Конечно, все его ровесники тоже участвовали в строительстве. Для парней, родившихся в 1928 году, даже задержали призыв в армию. «А один бродовской старик сидел на бугре и песни для нас играл, чтоб веселей работалось». Построили станцию быстро, за год. Но вскоре выяснилось, что установили «горовую», как выразился Иван Митрофанович, турбину. Горовая – значит, предназначенная для горных речек. Медленный равнинный Битюг не давал достаточное количество оборотов.
Какое-то время электричество все же было в Курлаке, но далеко не везде, а только на главной улице и всего несколько часов в день. Потом пытались установить на станции тракторный двигатель, но он «не потянул».
Станция работала, по словам одних, два года, по другим сведениям, три. За просчет инженеров должны были платить колхозники. Им и так не платили деньги, а лишь записывали трудодни. Но, например, в том же Моховом за трудодень писали 9 условных рублей, а в Новом Курлаке – 3 рубля. В течение десяти лет никто в Курлаке не видел «живых» денег – расплачивались за огромный долг. Потом часть долга была списана, но колхоз «Путь к коммунизму» получил в народе прозвища «Путь к разрухе» и «Миллионер» (из-за миллионных долгов).
По одной из фотографий из школьного архива можно судить, что в 1953 году ГЭС уже не существовала. На этой фотографии перед своим домом стоят двое жителей поселка Старь. В этот поселок электричество пришло раньше, чем в другие места, так как он находился совсем рядом. На доме еще можно видеть электрические стаканчики, но провода к ним уже не подходят.
Интересно, что ГЭС была построена на земле, принадлежавшей ранее купцам, братьям Расторгуевым. Более трех десятков лет они жили тут, пока в конце 20-х годов у них не конфисковали имущество. Кто-то из них скрылся, а кто-то оказался в лагерях.
Это был целый хутор крепких хозяев. Они десятилетиями пользовались водяной плотиной, и она почему-то не выходила из строя. После того как их выгнали, все было очень быстро растащено и разгромлено. Точно также растащили потом все строения ГЭС.
Теперь там такие непроходимые джунгли, что мы так и не сумели пробраться туда, чтобы сделать фото. По словам очевидцев – рыбаков, которые могут подплыть к «историческому» месту на лодке, многотонный железный монолит «горовой» турбины все еще возвышается на речном берегу. Его не могут сдвинуть даже любители «черного металла».
Эта турбина – напоминание о том, как один из местных «нацпроектов» социализма зашел в тупик.
НАЦПРОЕКТ № 2 «СТРОИМ БАМ» (МОЛОЧНЫЙ КОМПЛЕКС, 1974)
Колхоз «Путь к коммунизму» так и не выбрался из долгов, так и остался «миллионером». Менялись председатели, но и новые руководители брались за осуществление очередных нацпроектов. Один из них, молочный комплекс, какой-то остроумный человек назвал «БАМом». Ведь именно в 1974 году в СССР началась знаменитая «стройка века» – железнодорожная магистраль между Байкалом и Амуром. Возведение огромного комплекса было по курлакским масштабам тоже стройкой века.
Открытие комплекса было помпезным. Пригласили областное телевидение. Дояркам выдали новенькие белые халаты. Телевизионщики восторгались богатым красным уголком, удобным душем для персонала. По традиции была перерезана красная ленточка, и довольное начальство разного ранга разъехалось по домам.
Ачерез неделю первая буренка провалилась в «бездну». Пол комплекса сделали из металлических прутьев. Навоз падал в подвальное помещение – так сподручнее работать скотникам, объясняли свою идею проектировщики. А в результате коровы все чаще стали падать в подвал. В итоге их перевели в старые помещения. «БАМ» ветшал, по кирпичикам его растаскивали колхозники. Быстро были разграблены и красный уголок, и душ, куда-то исчезли белые халаты. Пожалуй, это самая страшная курлакская руина социализма. Она действительно похожа на развалины средневековой крепости.
Первым, к кому мы обратились, расследуя историю этой руины, был В.П. Матвиенко. Он более 30 лет проработал в колхозе главным инженером, «БАМ» строился и разорялся на его глазах. Казалось, нет такого вопроса, на который он не мог бы дать ответ. Главное, Валерий Петрович жил при социализме, а сейчас живет после его разрухи. Он, в отличие от нас, может сравнить прежнее и теперешнее время. Валерий Петрович сказал, что задумки и проекты времен социализма были в принципе неплохими, в том числе и пресловутый БАМ. Но почему-то не находилось умных руководителей, знающих людей.
Из беседы с В.П. Матвиенко я (Даша Губарева) с удивлением узнала, что моя родная бабушка Губарева Мария Михайловна непосредственно была связана со строительством и работой «БАМа». Она ведь работала зоотехником. Поэтому я побежала к ней с расспросами. Чувствовалось, что бабушке не очень хочется говорить на эту тему, но она – отзывчивый человек, поэтому «разговорить» ее оказалось нетрудно.
В «БАМ», по словам бабушки, вложили огромные деньги по тому времени – около двух миллионов рублей. Оборудование все было новым, сверкало.
Бабушка прекрасно помнит день открытия комплекса. Особенно смешным было то, что коровы, не привыкшие видеть доярок в белых халатах, начали разбегаться в разные стороны. А еще дояркам выдали совершенно новые калоши, которые они должны были оставлять в ящиках специального стола.
На следующий день после открытия халаты у доярок отобрали – и коровы перестали их бояться.
Калоши тоже как-то быстро пропали. Пропал и стол, куда их нужно было класть. Бабушка сказала, что она хорошо знает, куда «уехал» стол. Как-то одна из соседок пригласила ее на чашку чая. И тут бабушка увидела, что чайные принадлежности стоят на том самом столе. Она отказалась от угощения и ушла. Мне бабушка призналась, что на этот стол она сама положила глаз, но он уплыл у нее из-под рук.
Вспомнила бабушка и о том, что душ «БАМа» пользовался огромной популярностью. Собственно, такого душа в Курлаке до того времени и не было. По вечерам к нему собиралась длиннющая очередь желающих помыться. Почти каждый держал в руках большой-пребольшой флакон шампуня под названием «Фея».
Но в основном у бабушки с «БАМом» связаны печальные воспоминания. Яма под коровами была глубиной почти пять метров, и когда коровы начали проваливаться, это представляло собой ужасное зрелище. Бывало, что за бабушкой прибегали ночью, и ей, зоотехнику, приходилось идти на комплекс. Невозможно было без слез смотреть на то, как коров тянули на веревках из ямы. Как-то раз за день упало 17 коров!
И еще один трагический случай, связанный с «БАМом», вспомнила бабушка. В колхозе скотником работал Воротилов Иван Андреевич. Это был лучший скотник – ответственный, непьющий. В его дежурство (дело было зимой) полетела вниз очередная корова. Он прыгнул вслед за ней, сильно простудился и вскоре умер.
Бабушка все пыталась уйти с работы, чтобы не видеть такого безобразия. Но председатель колхоза (Н.П. Романенко) не отпускал ее и даже шантажировал. Правдами и неправдами, ей все-таки удалось уволиться.
Мы очень надеялись, что много интересного и полезного для нашего расследования даст посещение Виктора Андреевича Ковалева, который долгое время работал в колхозе «Путь к коммунизму». Его должность называлась парторг. Он занимался тем же, что и председатель колхоза. Как бы дублировал его.
Виктор Андреевич очень тщательно приготовился к встрече с нами. Он заранее отыскал газетные вырезки и свои старые блокноты, куда он ежедневно заносил различные колхозные мелочи. Но и память его никогда не подводит. О строительстве «БАМа» Виктор Андреевич говорил долго и обстоятельно. Правда, началось оно еще без него, в 1974 году. Председателем колхоза был тогда Н.П. Романенко, парторгом – A.C. Козлов.
По словам Виктора Андреевича, доярка в 70-80-е годы XX века получала в колхозе в среднем 146 рублей, парторг – 220 рублей, председатель колхоза – 240 рублей, а первый секретарь райкома партии – 300 рублей.
Виктор Андреевич подтвердил, что строительство «БАМа» являлось тогдашним «нацпроектом». Колхозы должны были перейти на определенную специализацию. В Новом Курлаке решили поднимать в животноводстве – молочную отрасль, а в полеводстве – выращивание картофеля.
Молочный комплекс в колхозе «Путь к коммунизму» (Виктор Андреевич назвал его «комплекс для беспривязного крупногруппового содержания коров») был «пилотным». То есть тут хотели проверить, как все будет действовать.
Вело строительство Аннинское СМУ (строительно-монтажное управление). Виктор Андреевич начертил для нас подробный план комплекса. Он состоял из двух блоков размером 120 х 32 м каждый, соединенных доильным залом. Наземная часть комплекса была высотой 5 м, подземная – 4,8 м. Каждый блок был рассчитан на 200 голов. Из-за высокой механизации труда обслуживать 200 коров должны были по проекту всего 8 доярок.
Действительно, был предусмотрен кормоцех, где коровья пища размельчалась и по транспортерам передавалась прямо буренкам. Молоко по специальным трубам сразу поступало в предусмотренный для этого молочный зал, оборудованный холодильниками. Скотникам тоже почти нечего было делать, ведь навоз сам проваливался под решетки.
Стоимость комплекса составила 1 млн 200 тыс. рублей (не деноминированных! – уточнил Виктор Андреевич). Если всмотреться в такой проект, то он действительно покажется грандиозным. Но почему-то сразу все пошло вкривь и вкось. Первый блок комплекса открыли в 1977 году – это Виктор Андреевич помнит очень хорошо. Второй блок никогда и не открывался.
Чистка навоза по проекту должна была проводиться раз в пять лет, но не было произведено ни одной. «Жидкая фракция» (выражение В.А. Ковалева) быстро затопила насосы (они были смонтированы чересчур низко), и они вышли из строя. Ни одного грамма «жидкой фракции» не откачали из подвалов комплекса. Аммиак «жидкой фракции» стал сочиться в молочный зал.
Четыре коровы упали вниз почти сразу после открытия. Их вытаскивали лебедками, ведь они летели почти пять метров! На то, чтобы вытянуть одну корову, уходили часы: коровам не объяснишь, что им пытаются помочь, они сопротивлялись, как только могли. После того как количество «жидкой» и «твердой» фракции увеличилось, коровы начали там плавать.
Виктор Андреевич пояснил, почему чугунные решетки не выдерживали веса коров. Дело в том, что время от времени какая-то из них уходила в запуск. Тогда другие коровы прыгали на нее, так что рассчитанный по проекту вес сильно возрастал.
В быстром закате этого нацпроекта сыграл, по словам Виктора Андреевича, свою роль и «человеческий фактор». Восемь доярок работали в две смены. То есть, по существу, коровы, которые привыкают к одному человеку, не знали своих хозяек. К тому же нагрузка на одну доярку (50 коров) оказалась непомерно высокой. Платили им немного – стараться не было выгоды. Коров стали «списывать» из-за недостаточности удоев.
Скотники тоже получали копейки. Виктор Андреевич рассказал, что двое из них (Н.И. Сысовский и В.М. Вощинский) действовали так. Один грузил корм на одном конце транспортера, а второй стоял на другом конце. Время от времени Сысовский укладывал на движущуюся ленту полный мешок корма, а на финише этот мешок попадал прямо в сани сотоварища, который спешил в село, чтобы продать его (в основном, за самогон). Это был дополнительный заработок скотников. Но страдали недоедавшие коровы.
По количеству надоев курлакский колхоз, обладатель современнейшего комплекса, занимал одно из последних мест в районе. Планы, которые спускались сверху, не выполнялись. Но от руководства колхоза, сказал Виктор Андреевич, требовали неукоснительного выполнения плана. Сводки должны были подаваться каждый день. И если показатели были ниже положенных, то, по образному выражению Виктора Андреевича, надо было без приглашения ехать в район и «прихватывать с собой розгу».
Из затруднений выходили по-разному. Например, с негласного согласия районного начальства собирали молоко в частном секторе, то есть у жителей села, и записывали его как колхозное.
Или поступали так. Ехали в соседнее село Тишанка и покупали там масло (жители этого села славились своей хозяйственностью). В районе масло принимали в счет молока: один килограмм масла заменял 25 л молока. Но если в Тишанке за килограмм масла надо было платить 5 рублей, то в районе за него на колхозный счет поступало 2,5–2,7 рубля. Разницу должны были выплачивать из своего кармана колхозные специалисты (председатель, парторг, зоотехники, ветврачи).