– А почему ты не спросила, с кем он поедет в Тунис? – поинтересовалась Женя, когда они отошли от турбюро на приличное расстояние.
– После того, как увидела автомобиль, поняла, что это уже неважно, – отчеканила Ася.
– Фу, какая ты меркантильная. А кто говорил, что на первом месте душа?
– Судя по антуражу, он работает фермером и тянет не на принца, а на свинопаса. А свинопас мне не подходит не потому, что плохо зарабатывает, а потому что вонюч, безобразно одет и вряд ли обучен манерам. Я, знаешь ли, не готова признать принцем мужчину, который чавкает, ковыряется в зубах, ходит в растянутых трениках и линялой майке по дому и наливается пивом вместо романтики. С таким хмырем жизнь превратится в сплошные убогие будни. Основную мысль уяснила?
– В общих чертах.
– Жека! Бедный мужчина плох не тем, что у него нет денег, а аурой вокруг его персоны. Он неуверен, неопрятен, убог, озабочен, озадачен… Короче, ну не принц!
– Все ясно. Перельман – не наше счастье. Нам бы что попроще.
– Не надо меня подкалывать.
– Даже не думала. Когда мы выезжаем?
– Лебедева, я тебя боюсь! Ты же рядом сидела! Ты все прослушала?
– Ась, ну я ж не хотела вам мешать. У вас там чувство наклевывалось…
– Что у меня могло наклевываться с этим телепузиком? Ты чего, Евгеша?
– Какая ты непоследовательная, – пробормотала Женя. – Ладно, не будем препираться из-за мелочей. Когда и куда мне прибыть с чемоданом?
– Послезавтра!
– Послезавтра? Да у меня даже купальника нет! Мне на работе надо отпуск брать! Ты что?
– Ой, не делай из всего проблему. Купальник можно купить в магазине. Отпуск можно взять, сделав скорбное лицо. Придешь с заявлением, с физиономией, будто у тебя кто-то помер. На вопрос «что случилось?» ничего внятного не отвечай, пускай слезу и изображай начинающуюся истерику. И все. Дело в шляпе. Всему-то тебя надо учить.
Ася была права. Любую проблему можно решить. Но Жене ничего решать не хотелось. Ей в ее горе была противна любая активность. А отпуск требовал не просто активности, а бешеного мельтешения с беготней по магазинам и кабинетам: купить тряпочки по минимальному списку, маникюр, педикюр, аптечка, сдача дел…
– Я уже заранее ненавижу этот отпуск, – пробормотала она и разве что не плюнула на асфальт от отвращения к предстоящей суете.
Если вы когда-нибудь уезжали в отпуск, то вам знакомо взвинченно-нервное состояние. Возникает множество вопросов, которые в обычное время показались бы вам бредом сумасшедшего.
– Ася! – Женя очумело смотрела на гору вещей, раза в три превышающую размер чемодана, и тревожно сопела в трубку. – Я тут что подумала. А если рейс задержат на сутки? Нам надо еду с собой взять! В аэропорте дорого, мы там долго не протянем.
– Еду, – саркастически усмехнулась Муравская. – Бери выше. Я считаю, спальник надо брать и котелок.
– Ты сейчас шутишь? – осторожно уточнила Женя.
– Какие уж тут шутки. Я серьезна, как главбух при визите налоговой. Лебедева, не зли меня. И не пугай. Я хочу отдыхать с адекватным человеком, а не с зашуганной истеричкой.
– Тогда я тебе не подойду, – проворчала Женя и добавила: – А если фирма разорится? Нам обязательно нужны запасные деньги на билет обратно.
– Господи, – простонала Ася. – Ты ужасна, как зубная боль. Жека, расслабься. Можно подумать, тебя выпирают в космическую экспедицию на Марс! Да там цивилизованная страна: есть банкоматы, банки, телефон, магазины. Там же люди живут.
– Африканские люди, – мрачно напомнила Евгения. – И я не уверена, что они не каннибалы, между прочим. Поэтому никуда я ходить не буду, ни в какие банки.
– Жизнь заставит – пойдешь. Кстати, ты купила свисток от акул?
– Что?
– Не купила? А ты не в курсе, что в Средиземном море водятся акулы!
Пока Женя переваривала новость, Муравская сочувственно вздохнула и облегчила ее страдания:
– Жека, это шутка. Ты переутомилась, юмор плохо усваиваешь.
– Надо шутить так, чтобы твои шутки доходили, – обиделась она.
– Ну, милая моя, на каждого жирафа не угодишь. Ладно, не кисни! Я сейчас приеду, помогу тебе собраться. А то боюсь, ты полдома с собой возьмешь для страховки. И надо ехать за купальниками. Запомни: самое главное на пляже – купальник. Особенно для незамужней девушки.
– Мне туда положить нечего, – вздохнула Женя и посмотрела на то место, про которое шла речь. Фигура у нее была мальчишеской – стройной, гибкой и с минимальными выпуклостями. С возрастом все чаще стала приходить мысль, что это скорее не плюс, а минус. Мужчины предпочитают аппетитных дам.
– На всякий товар свой купец. И размер не главное. Главное – цвет. Мужика, как быка, нужно сразить сразу, привлечь его внимание, чтобы он, раздувая ноздри и пыхтя, бежал к тебе и ничего вокруг не видел, – назидательно произнесла Муравская. Ей легко поучать. Когда у тебя есть грудь, можно не волноваться и давать умные советы, похожие на утешение.
– Быкам нужны коровы. А я не корова, а коза какая-то, – опечалилась Женя, осознав, что пляж для нее не самое выигрышное место. Но – она же не выигрывать туда едет, а отдыхать. Или все же выигрывать?
– Лебедева! Отставить пессимизм! Я вылетаю на метле. Открывай двери.
Положив трубку, Евгения со вздохом покосилась на вещи. Сейчас приедет Ася, станет смеяться, критиковать и выкидывать самое необходимое. Нужно подготовиться к нападению. Может, чайник все же отложить?
Но подготовиться Женя не успела, потому что раздался звонок в дверь.
– Правда, что ли, на метле прилетела, – пробормотала она, щелкая замками.
– Надо спрашивать: «Кто там?» – проговорил Эдик, по-хозяйски вдвигаясь в квартиру с букетом наперевес.
– Ты чего пришел? – оторопела Женя.
К визиту бывшего жениха она не была готова ни морально, ни физически. Женя только что временно перестала убиваться о загубленных годах ожидания и стояла непричесанная, ненакрашенная и в старой футболке. Кто расставался с мужчиной, тот знает, какая это драма – случайно столкнуться с бывшим не при полном параде. А Евгения была не то что не при полном параде, она была как наполеоновская армия в период отступления – хуже некуда.
– Ты не рада? – Жбанский искренне удивился. Таким тоном этот вопрос задают мужья, вернувшиеся не вовремя из командировки и начинающие прозревать.
– А должна обрадоваться? – усмехнулась Женя. А что ей оставалось? Не изображать же нежную фею, стоя в разобранном виде. – И чего ты один? Даже странно. Я думала, для тебя норма – ходить в мою квартиру с девицами.
Надо было молчать. В таких случаях всегда лучше молчать, поскольку обиженное подсознание выворачивается наизнанку, словно старый карман, вываливая весь неприглядный, скопившийся там за долгое время, мусор. Позже понимаешь, что каждое второе, а то и каждое первое слово было произнесено зря. Евгения все это осознавала, но остановить себя не могла. Прямо как прорванная водопроводная труба, из которой хлещет и хлещет. А аварийная служба в лице Муравской запаздывала.
– Женечка, ты в тот раз все неправильно поняла…
– А-а-а, я ж забыла! Ты у нас человек творческий! Сочинил версию и сейчас будешь меня обвешивать лапшой? Уши подставлять?
– Евгеша, не надо так!
– Не называй меня Евгешей! И убирайся вон из моего дома!
– Еще недавно ты называла его «нашим»…
– Я ошибалась! Кыш отсюда!
– Я не могу «кыш»! – оскорбился Эдик. – Ты забыла, что мне жить негде? Это не по-христиански.
– Чего-о-о? – взревела Женя, окончательно войдя в штопор. – Ты считаешь, меня это должно волновать?
– Ты раньше не была такой, – набычился Эдя и спрятал цветы за спину. Вероятно, передумал дарить. Он топтался в узкой прихожей, а букет маячил сзади, словно павлиний хвост. Судя по оттопыренной губе, кавалер обижался.
– Да, жить было проще – рога за косяки не задевали, – согласилась Евгения, злобно раздув ноздри. Она, конечно, была девушкой позитивной и неконфликтной, но не до такой степени, чтобы постелиться кому-то под ноги половой тряпкой.
– Ты все неправильно поняла!
– А что, было еще страшнее? Ты тут спал не с бабой, а с мужиком? И это его помада на моей посуде?
– Пошло! Перестань, тебе не идет!
– Эдя, мне рога не идут больше, чем все остальное. Они вообще мало кому идут. Лосей в расчет не берем. Давай сократим время твоего официального визита. Если ты пришел мириться, то напрасно. Аудиенция окончена.
– Я пришел объясниться.
– Такое ощущение, будто далее последует вызов на дуэль. Какие, однако, у нас манеры, – процедила Евгения, представляя, как молотит Эдика букетом по хребту. За все – за обманутые надежды, унижения, любимое голубое полотенце, которое пришлось выкинуть.
– Ты не должна так со мной разговаривать! Я действительно был неправ, когда дал ключи другу. Но я не знал, что он меня подведет! Раньше Витька такого никогда не делал!
– Раньше? – ахнула Женя. – То есть он у нас на абонементе был?
– Ну и что? Это же не я находился тут с женщиной! Почему ты не радуешься?
– Действительно, – пробормотала Женя. – Почему я не радуюсь? Какая-то я нынче странная. Не иначе – съела что-нибудь.
– Ты обвинила меня в измене, – напомнил Эдик тоном, который подразумевал необходимость извинений, приседаний и, вероятно, сатисфакции.
– Особенно мне нравится, что друг Мишка трансформировался в Витьку. Или они тут на пару зажигали?
– А что Мишка? – не понял Эдик.
– В прошлый раз ты говорил, что дал ключи какому-то Мишке.
– Я ошибся! – бодро выпалил Жбанский, опасливо отступив к двери. Видимо, догадывался, что последствия подобной ошибки могут быть серьезными.
– Это я ошиблась, когда связалась с тобой, гад косоглазый! – взвизгнула Женя. Сейчас ей было плевать, какие именно воспоминания останутся о ней у бывшего ухажера. А в том, что он абсолютно, стопроцентно бывший, она не сомневалась.
– Почему косоглазый? – удивился Эдик, тревожно взглянув в зеркало. Своей внешностью он дорожил, холил ее и лелеял. И странный выпад Евгении напугал его больше, чем перспектива остаться без жилья.
– Потому что врешь много, а у врунов глаза всегда косят, – прошипела Женя и метнула в зазевавшегося визитера первым, что попалось под руку. Только когда это «первое попавшееся» уже было в полете, она осознала, что все это время размахивала чайником, который перед приходом Аси решила оставить дома, а не тащить на море.
– Блин! – завопил Жбанский и присел, раскорячившись, как краб. Чайник, просвистев над его беззащитной макушкой, с громким хрустом впечатался в дверь и осыпался, частично застряв в упаковке букета.
– Гад, еще и чайник мне испортил! – крикнула Женя.
– Я?
– Ты!
Конструктивный диалог прервал настойчивый звонок в дверь.
– Входите! – раздраженно воскликнул Эдуард, вытряхивая из букета ошметки пластмассы.
– Здоровеньки булы! – В прихожую, обалдело вращая глазами, ввинтилась Муравская. – А что у вас тут за грохот? Я думала, Евгеша чемодан утаптывает. Так и представила, как она на него сверху своим огромным весом плюхнулась, а он – бэмц! – и разлетелся «подетально». О, чайник, как я понимаю, уже не берем?
Ася весело поддела мыском сапога ручку вышеупомянутого агрегата и отбросила ее в сторону.
– Не берем, – вздохнула Женя, медленно приходившая в себя. Температура кипения стремительно снижалась. И ей уже было стыдно, жаль чайник и вообще – гадко.
– Жбанского тоже не берем, – произнесла Муравская и поинтересовалась: – Ты чего тут опять? Какими судьбами?
– Ты нам помешала, – желчно оповестил ее Эдуард и нервно сглотнул.
– Ха, то есть вы тут еще собирались что-нибудь раскурочить? Думаю, чайника вполне достаточно. Надеюсь, его сломали о твою светлую голову? – Ася сунула нос в цветы и брезгливо сморщилась: – Лилии. Ты даже не помнишь, что Женька не любит лилии. Они отвратительно пахнут. Или ты с помощью этого веника решил ее выкурить из квартиры?
– Ася, – проникновенно начал Жбанский, наступив на горло собственной гордости. – Ты не могла бы нас оставить? Нам нужно поговорить.
– Эдик, а не мог бы ты сам нас оставить? Нам с Евгешей надо собираться. У нас завтра самолет. Мы летим на планету голых, загорелых мачо.
– Куда?
– Куда надо, Жбанский! Возьми свой веник и исчезни!
– На море, – торопливо прояснила ситуацию Женя. Ей почему-то стало стыдно, что Эдик подумает… Да какая разница, что он подумает, если между ними все кончено! Или разница еще была?
Расставаться с мужчиной тяжело. Даже если это просто какой-нибудь эгоистичный чертополох или наглый репей, он все равно успевает прочно пустить корни в женском сердце, и выкорчевать эту ошибку природы оттуда не так-то просто. А после удачных сельхозработ в душе остается здоровенная брешь, которую требуется срочно заполнить. И самое страшное – ошибиться, поторопиться и присыпать зияющую пустоту не тем. Ведь тогда там может вырасти новый сорняк, который снова придется вырывать с корнем. Устройство личной жизни – тяжелый труд и наука. Как часто нам кажется, особенно с возрастом, что мы уже доктора и профессора этой самой науки, ан нет! И несмотря на весь наш опыт и проницательность, и мы не застрахованы от ошибок.
– Так это отлично! – вдруг обрадовался Жбанский. Впрочем, причины своей радости он сформулировал, удивив подруг: – Ты соскучишься по мне, поймешь, что была неправа, и у нас все наладится. Только в разлуке люди начинают ценить друг друга. И лишь потеряв, учатся дорожить тем, что есть.
– Феноменально! – воскликнула Ася. – Эдя, и не надейся. Она туда не скучать едет. Нет, я всегда говорила: мужики – последнее звено пищевой цепочки! С ума сойти! «Ты поймешь, что была не права!» Я не удивлюсь, если он еще и извинений будет ждать.
– Да, буду. Потому что Женя умная девочка в отличие от некоторых. Она все обдумает спокойно, взвесит и…
– Ты некоторых не трогай, Жбанский! А то эти некоторые об тебя оставшуюся бытовую технику доломают. Я ей там ничего взвешивать и обдумывать не позволю. Девушки на море не для этого ездят, – заявила Ася, взяв с полки зонтик и сделав с ним выпад вперед.
Эдуард вжался в стену, но не сдался, твердо решив закончить спич и старательно игнорируя помеху в лице Муравской:
– А пока ты, Евгеша, будешь скучать, я подожду тебя здесь, в нашем гнездышке!
– Слушай, кукушонок! – крикнула Ася. – Если тебя сюда однажды по ошибке подкинули, то это не дает тебе права считать чужую квартиру своей! Тут не постоялый двор! Жень, хватит уже зеленеть на заднем плане! Доломай об этого самоуверенного пижона чайник, и займемся делом.
– Эдик, тебе лучше уйти, – послушно произнесла Женя.
– Куда я пойду-то, Жень?
– А откуда ты сейчас пришел? – заинтересовалась бдительная Ассоль.
– Из гостиницы.
– Ага, теперь это так называется. Ясно. Вот туда и возвращайся. Жень, скажи ему!
– Да, Эдик, уходи…
– Твоя подруга давит на тебя авторитетом. Это не ты говоришь, а она. Я по глазам вижу, что тебе хочется, чтобы я остался.
– Ну, это если только для того, чтобы тебя тут добить, – задумчиво промолвила Муравская. – Евгения, не зли меня! Ты же не хочешь, чтобы он оставался?
Судя по забегавшим Жениным глазкам, она пока не решила. Вернее, решила, но последний шаг – самый трудный. Лучше рвать резко и бесповоротно, как самоубийца, сигая из окна. Нельзя думать и медлить, потому что с каждым мгновением оправданий все прибавляется, и надежда вновь отрастает, как хвост у ящерицы. Хочется верить в то, что недавно казалось бредом и нелепицей. И поступать хочется так, как никогда не посоветуешь близкому, глядя со стороны на его ситуацию. Но ведь у каждого ситуация своя. Объективно они все одинаковые, но когда бултыхаешься внутри, уходя на дно безнадеги и судорожно вырываясь на поверхность, чтобы в последний раз вдохнуть, то кажется – это только у меня так, по-особому!
Когда человек, еще вчера бывший твоей второй половинкой, сегодня просто половинка от совершенно другого набора – смириться сложно. И вот чувствуешь себя неполноценной полутарелкой, и даже эту, уже, казалось бы, чужую половину отпустить страшно. А вдруг больше никакой не подвернется? Лучше криво-косо, из разных кусков, но хоть подобие целого. Никому не известно, что лучше – быть одинокой, гордой половинкой или наступившей на гордость кривобокой тарелкой. К старости жизнь покажет, но… Как бы не вышло так, что истина к нам пришла, да опоздала. Время пройдет, и ничего нельзя будет изменить…