– Доброй ночи, Бани, – сказал женский голос из угла. Мужчина вздрогнул и выронил бутылку из рук.
– Кто здесь? – ужасным шепотом спросил он, покрываясь потом.
Арикона щелкнула пальцами, и возле нее на столике зажегся ночник.
Мужчина попятился.
– Как ты попала сюда? – спросил он.
– Ну, Бани, не разочаровывай меня такими глупыми вопросами, – сказала Арикона, поигрывая кинжалом.
Он испуганными глазами следил за блеском лезвия.
– Стены и двери для меня не преграда, Бани, – сказала Арикона. – И я пришла по делу.
– По делу? – он начал немного приходить в себя. – Какие у нас могут быть с тобой дела, демон?
– О, только не надо лести, – улыбнулась Арикона одним ртом. Глаза смотрели жестко и холодно. – До настоящего демона мне далеко.
– Однажды у меня было с тобой общее дело, – проговорил Бани. – И чем ты отплатила мне? Мой орден, мои братья и сестры повергнуты во мрак сумасшествия, и спасти их не могут даже наши горячие молитвы к Лорду!
Арикона поднялась из кресла, жалобно заскрипевшее под тяжестью ее тела.
– Вы получили то, что заслужили! – равнодушно ответила она. – Нарушать установленные Лордом правила не позволено никому. Даже ваш защитник Везельвул этого себе не позволяет.
– Вчера ты наказала еще один орден!
– Как быстро распространяются хорошие новости!... Но сейчас у меня честное деловое предложение.
– Демонам верить нельзя!
– Слышал бы тебя сейчас Везельвул, – укоризненно покачала головой Арикона. – Ему бы это очень не понравилось…
– Я не хочу иметь с тобой ничего общего, – отрезал Бани. – Достаточно твоего проклятия.
– Это не проклятье, а всего лишь печать изгнания, – поправила Арикона. – И в моих силах ослабить ваши страдания.
– Как? – жадно спросил Бани, но тут же спохватился и сказал громко: – Ты беспощадна. Но и на тебя найдется управа. Я пожалуюсь Везельвулу. Он – могущественен и велик. Он поставит тебя на место!
– Не надо испытывать мое терпение, – холодно ответила Арикона. – Сколько лет твоему ордену? Тридцать? Сорок?
– Двести пятьдесят! – оскорблено воскликнул хозяин комнаты.
– И сколько раз за два с половиной века Везельвул являлся вам?
– Он давал нам различные знаки, что слышит нас! Он совершал чудеса!
– Понятно, ни разу не являлся, – резюмировала Арикона. – И, надеюсь, не сильно тебя расстрою, сообщив, что Везельвулу, собственно, наплевать на тебя и твоих братьев. Ему ваши души не нужны. Вы развратны, сварливы, жадны и горды. На ваши ничтожные душонки не позарятся даже самые низшие демоны. Таких подарков в Преисподней – пруд пруди. Лорд и Везельвул жаждут чистых и невинных душ, идущих к ним через испытания и страдания. А вы – всего лишь досадное недоразумение. Поэтому не стоит призывать великого Везельвула сюда ради меня одной.
Бани весь побелел, пока она говорила. Что творилось у него в голове, угадать было невозможно, но он почти созрел для сделки, потому что после того, как замолчала Арикона, он спросил упавшим голосом:
– Так что же тебе нужно от меня, дьяволица?
Арикона не спешила. Она прошлась по этой маленькой комнате, стуча каблуками по мраморным плиткам, на секунду остановилась возле золотого алтаря с перевернутым вверх ногами крестом, и усмехнулась незаметно.
– А сделка очень выгодна для тебя, враг мой, – сказала она. – Я хочу все знать о книге судеб.
Если Бани не шарахнулся назад, то только потому, что уже упирался спиной в стену. Арикона увидела ужас на его лице и услышала, как громко он сглатывает комок в горле.
– Ты еще не испачкал штаны? – спокойно осведомилась она, беря в руки фигурку с алтаря и рассматривая ее. – За несложную работу я даю хорошую цену.
– Какую? – выдавил Бани.
Арикона возвела глаза к потолку, словно раздумывая.
– Ну, скажем, я ослаблю печать изгнания.
– Насколько? – тут же спросил Бани.
– Я окажу вам услугу. Приступы сумасшествия будут повторяться только двенадцать раз в год. Раз в месяц, получается.
– Этого мало…
– … и плюс я сокращаю срок до пяти лет, – продолжила Арикона. – Вместо пожизненного наказания – всего пять лет. Это хорошее предложение, подумай.
– Сними с нас проклятие, – сказал Бани.
– Это не проклятье, дурак, – процедила Арикона. – Это печать изгнания. Ее снять нельзя. Ее можно искупить, или ослабить влияние. Насчет искупления… – она смерила фигуру мужчины глазами, – я говорить поостерегусь.
– Я должен посоветоваться с братьями, – пролепетал Бани, бессильно опускаясь на стул, стоящий рядом.
– Ты примешь решение сам, здесь и сейчас, – повысила голос Арикона. – И вообще, поклонник сатаны, на этом свете найдется немало людей, которые согласятся на мои условия без всяких колебаний.
– Но то, что я знаю о книге судеб, можно рассказать за десять минут.
– Бани, ты считаешь меня дурой? Я не требую от тебя сиюминутного исполнения сделки. Я знаю, что твоя голова сейчас пустая и ничего не соображает. Даю тебе пять дней.
– Где же я найду сведения о книге судеб? – спросил Бани.
– О, небеса! – Арикона начала терять терпение и сверкнула глазами. – Раскинь мозгами! Ты живешь в век высоких технологий! Библиотеки, брат Бенедикт, интернет, старожилы вашего вшивого ордена… Поговори с братьями, сестрами… Даю тебе три секунды на размышление. Раз… Два…
– Я согласен! – сказал он, хватаясь за голову.
– Умница, – улыбнулась она. – Я вернусь сюда через пять дней. Если информация будет исчерпывающей, я немедленно оплачу счет. И на пять дней я дам вам полное здоровье и светлый ум. Кроме того, – она извлекла из темноты кожаный кошелек, в котором соблазнительно брякали монеты. – Это чистое золото. Можешь платить им за информацию. Я прибавлю вдвое больше после окончания работы. Потратишь на свой орден, или на девок.
– Золото Преисподней! – прошептал Бенедикт.
– Не будь таким щепетильным, – бросила через плечо Арикона.
– Книга судеб – тайна за семью печатями! Познавший ее либо вознесется на небеса, либо сгорит в адском пламени!
– Я уже однажды горела в пламени ада! – резко ответила Арикона, вплотную подходя к Бани и сдавливая его горло пальцами. Он вытаращил глаза и выронил мешочек с золотом. – Ему не удалось сжечь меня! И ты огню тоже не интересен. А то, что огонь не может сжечь, он закаляет. Так что не пугай меня такими глупостями.
В глубине черных зрачков замелькали красные искры, кружащиеся в бешеном танце. Запахло серой.
– Я сделаю так, как ты мне прикажешь, Арикона! – прохрипел Бани.
Она разжала пальцы. Дверь в коридор, освещенный огнями факелов, отворилась сама собой. Арикона вышла из комнаты, расправила крылья и стрелой взмыла вверх, разрушая перекрытия этажей. Посыпались обломки бетона, известка, куски стальных прутьев…
– Вот стерва! – с ненавистью сказал Бани, потирая горло, на котором остались следы пальцев Ариконы.
– Я все слышу, Бани! – рявкнул голос со стороны алтаря, и Бенедикт в ужасе присел в уголке, таращась в пыльную завесу коридора.
Глава 6
«…И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним. И услышал я громкий голос, говорящий на небе: ныне настало спасение, и сила, и царство Бога нашего, и власть Христа Его, потому что низвержен клеветник братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь…»
На самом краю земли, – на том самом краю, где кончается небо и начинается мертвая синева бесконечного космоса, где звезды теряют ощущение соприкосновения с живым миром и льют свой холодный свет на пропитанную солью почву, на том краю, где начинались звездные дороги, с которых осыпались космические искры, где когда-то в отраженном свете шевелились тени трех китов, слонов и огромной черепахи, молчаливо и покорно несущей свою тяжкую ношу, – на этом самом краю Земли лежал грозно и мрачно красный осколок гранитной скалы. Кто его принес сюда, было непонятно, но назначение этой глыбы было таково – скрывала она от любопытных и праздно шатающихся непосвященных людей дыру-вход. Тому, кто отважился бы заглянуть за скалу, привиделась бы черная бездонная нора, притягивающая свет и не отпускающая его, засасывающая в себя все, что касалось этой черноты. Вокруг же камня расстилалась пыльная пустыня, пепельно-серая, тихая, а потому внезапно раздающиеся нет-нет звуки из норы звучали особенно страшно и громко. Стоило звуку покинуть дыру, как злой, невесть откуда появившийся порыв ветра хватал его, злобно гонял по пустыне до полного изнеможения, а потом безжалостно бросал в черную яму.
Для посвященных же сразу за скалой вырастали вдруг каменные ступени, ведущие вниз. После каждого нового шага мерк свет за спиной, а по бокам лестницы вспыхивали оранжевые факелы, немыслимо чадящие и почти не дававшие света. Хрустела под подошвами обуви пыль и песок, нанесенный ветром, лестница делала крутой изгиб и начинала звучать при шаге – раздавались тяжкие вздохи и стоны. То стонали несчастные души, замурованные под плитами ступеней, звали они на помощь, но по ступеням никогда не спускались те, кто мог бы, или, по крайне мере, хотел бы им помочь.
Постепенно мрак внизу светлел, прыгали в нем размытые белые полосы и неясные желтые пятна, пульсировали красные жилы, сплетаясь в клубок, и воздух терял свежесть, напитываясь запахом серы и угарного газа. Тепло оставалось наверху, а здесь, несмотря на многочисленные факелы, костры и адские всполохи пламени, всегда было холодно, промозгло, ледяные сквозняки кололи острыми иголками лица и тела, и невозможно было никому согреться здесь.
Арикона спускалась по лестнице одна – Потерянной Душе показываться здесь без разрешения Лорда воспрещалось. Да никогда и не смогла бы она преодолеть мост, связывающий последнюю ступень лестницы и дорогу, ведущую во Дворец. Несчастную безгрешную Душу в единый момент разметали бы по всему пространству ада два брата – морозных ветра, охраняющих мост от тех, кто попадал в ад случайно.
Арикона остановилась у краю моста. Широкий – метров десять шириной, он изгибался плавной дугой над пропастью, заполненной зеленым тошнотворным туманом. Никому не дано было знать, как глубока эта пропасть, потому что даже сам Лорд не знал этого. Зеленый туман иногда взбулькивал с ужасным звуком, и взметались вверх столбы мерзкой жижи, пахнущей разлагающимся белком. Если брызги попадали на идущего по мосту, то на коже оставались ожоги, как от серной кислоты, и демоны, равно как и все остальные, старались держаться подальше от перил, спеша во Дворец.
Плиты моста терялись в тумане. Он стоял плотной стеной, но и через него виднелись золотые искры стен Дворца, готовящегося к празднику. Сюда не долетало ни звука, но Арикона знала – там играет музыка, и поются песни. Странные песни, но все-таки песни.
Каменные плиты кое-где были изрыты щербинами от долгого пользования. Когда-то по нему разрешалось ездить на лошадях, драконах и прочих тварях, используемых демонами для передвижения, но от их копыт и когтей мост сильно страдал и терял свой вид, равно как и надежность. Кроме того, всадники нередко устраивали здесь безумные гонки, соревнуясь в ловкости и скорости, нередко не могли удержаться в седлах, отчего много демонов навсегда бесследно исчезло в пропасти зеленого тумана. Лорд настрого запретил использовать мост для скачек и соревнований, и теперь здесь могли проходить только пешие.
Едва Арикона ступила на мост, раздался свист, скрежет, лязганье и сверху на нее обрушился ледяной холод. Ураганный ветер обхватил ее за плечи, запустил когтистые лапы в волосы и потащил к перилам моста. Арикона выкрикнула заклинанье, и ветер отпустил ее, изрыгая проклятья. Это был один из двух братьев – Мильмокс, охраняющий мост. Он закружился вокруг идущей Ариконы, и она увидела его лицо – наполовину человеческое, наполовину звериное, с клыкастой пастью и горящими глазами-щелками. Длинные волосы, похожие на сосульки, издавали звон при движении, и царапали ветру лоб и шею. От этого Мильмокс терял воду из ран и щедро орошал солеными брызгами встретившихся ему на пути. Он ударил Арикону в спину, но она угрожающе подняла кривой нож, направив лезвием вниз, и Мильмокс отступил, взвывая и бормоча что-то непонятное. Второй братец ползал под ногами и заковывал камни в ледяную корку, заставляя Арикону то и дело оступаться. Ничего невозможно было поделать с братьями – проклятые людьми, они навечно оставались стражами моста и самыми верными слугами Лорда. Их нельзя было подкупить – чем подкупишь ветер? Их нельзя было обмануть – они видели всех и все насквозь. Их нельзя было убить или испугать. Только заклинания открытой дороги держали их на некотором расстоянии от прохожего, да и то без особого успеха. Арикона защищалась ножом – закаленный огнем ада и украшенный мистическими знаками на рукояти нож отпугивал ветер, как запах гвоздики – комаров. Они злились, бесились, пакостили, но причинить настоящего вреда не могли.
Преодолев стену тумана, Арикона остановилась на краю золотой ковровой дорожки, ведущей прямиком к парадным воротам дворца. Она и раньше бывала во Дворце, но никогда прежде не доводилось ей входить через огромные, украшенные ажурной тончайшей резьбой ворота. Виноградные листья, отлитые из золота, словно бы как настоящие, подрагивали под порывами адского сквозняка, и качались тяжелые гроздья винограда из алмазов; фигурки то ли ангелов, то ли низверженых демонов заламывали руки в тщетных молитвах, обращенных к небу, и их печальные лица отражали полную покорность жестокой судьбе; хрустальные колокольчики позванивали золотыми язычками в форме сердечек, и оранжевый свет вечных пожаров преисподней проникал в них, озорными искрами отражаясь и разбрызгиваясь вокруг; венчали ворота золотые же шары, и в одном из них Арикона увидела свое отражение – маленькая согнутая фигурка, нелепо исковерканная выпуклым зеркалом, короткие кривые ножки чертика, вытянутая физиономия неведомого зверька и раскосые глаза демона, поблескивающие красноватыми огнями.
Она замерла в нерешительности, но ворота уже раскрывались перед ней с нежнейшим звоном, и Верделет – демон, заведовавший проведением церемоний, глядел на нее со странной перекошенной улыбкой, предназначенной, по-видимому, для гостей не слишком именитых и важных.
Арикона вступила на ковровую дорожку. Верделет с досадой засопел, взглянув на ее потертые старые джинсы и кожаный, видавший лучшие времена, корсет с металлическими заклепками. Арикона поняла – наряд ее не подходит для бала. И нож с волнообразным лезвием, и топорик на поясе, и даже всколоченные волосы, высветленные перышками – все выглядело как-то неподобающе. Кроме того, огромный нос администратора ада беспокойно двигался, словно учуяв что-то неприличное и мерзкое в воздухе. Арикона украдкой принюхалась и ничего не уловила.
Верделет пробормотал неохотно и с некоторой долей злости:
– Лорд желает вас видеть… – и взмахнул когтистой лапой. Тотчас неслышно появился младший демон, помощник Верделета, и поманил Арикону, призывая следовать за ним. Она послушалась.
Стараясь не вертеть головой, Арикона успевала рассмотреть обстановку комнат, через которые пришлось пройти. Вычурность и роскошь золота, блеск алмазных подвесок на люстрах, кожаная и деревянная мебель всех возможных периодов истории, – расставлена она была, впрочем, с четкими законами и принципами дизайна, не резала глаз и создавала даже иллюзию уюта и тепла, – картины на стенах, возможно настоящие, подлинники, добываемые демонами для Лорда со всех концов Земли, и не только, мраморные статуи, и все больше обнаженные женские: какие-то Венеры без рук, Афродиты без голов, нимфы со сколотыми ушами и прядями волос – также настоящие, никаких подделок и копий. А на маленьких столиках – чаши, вазы, фужеры, и все из хрусталя, раковин моллюсков, малахита, бирюзы, нефрита, золота, серебра, мельхиора, платины, кораллов – настоящая коллекция чудес. Такому собранию драгоценностей позавидовал бы любой музей, но не существовало цены, которую можно было бы уплатить за собрание произведений искусств, собранных Лордом за долгие века своего правления.