– Справа абсолю[2], их получают из конкретов[3] или резиноидов[4]. В середине составы, с которыми я работаю.
– Вы химик, как ваш отец? – удивился Долдри.
– Абсолю – это эссенции, конкреты – это экстракты основных душистых веществ разного растительного сырья, например розы, жасмина или сирени. А этот стол, который вас так заинтриговал, называют органом. У парфюмеров и музыкантов много общих словечек, мы тоже говорим про ноты и аккорды. Отец был фармацевтом, а моя профессия называется «нос». Я пытаюсь создавать новые композиции, новые ароматы.
– Очень оригинальное занятие! И вы уже что-нибудь создали? Я имею в виду духи, которые продавались бы? Я их знаю?
– Да, было дело, – усмехнулась Алиса. – Это пока секрет, но у лондонских парфюмеров уже есть мои изобретения.
– Как чудесно, наверное, видеть свое произведение в продаже. Возможно, какому-нибудь мужчине удалось соблазнить женщину с помощью созданных вами духов.
На этот раз Алиса рассмеялась:
– Мне жаль вас разочаровывать, но я пока создавала только женские ароматы. Однако вы подали мне идею. Надо поискать какие-нибудь пряные нотки, что-нибудь древесное, мужское, кедр или ветивер. Я подумаю.
Алиса отрезала два ломтика от сдобной булки.
– Приступим к десерту, а потом я вас отпущу. Вечер получился прекрасный, но у меня глаза слипаются.
– У меня тоже, – зевнул Долдри. – На обратном пути валил густой снег, пришлось глядеть в оба.
– Спасибо, – тихо сказала Алиса и положила перед Долдри кусочек булки.
– Вам спасибо, я так давно сдобы не ел.
– Спасибо, что съездили со мной в Брайтон. Так великодушно с вашей стороны!
Долдри посмотрел на стеклянный потолок.
– Днем тут, наверное, потрясающий свет.
– Так и есть, как-нибудь позову вас на чай, убедитесь воочию.
Когда булка была съедена, Долдри встал, и Алиса проводила его до дверей.
– Мне тут недалеко, – сообщил сосед, выходя на лестничную площадку.
– Да, действительно.
– С Рождеством, мисс Пендлбери.
– С Рождеством, мистер Долдри.
3
Стекло крыши покрылось тонкой гладкой корочкой, в городе выпал снег. Алиса приподнялась в постели, пытаясь разглядеть, что там на улице. Она приоткрыла окно и тут же захлопнула, спасаясь от холода.
Ее глаза еще слезились со сна, когда она, пошатываясь, дошла до плитки и поставила чайник на огонь. Долдри проявил щедрость и оставил на этажерке коробок спичек. Алиса улыбнулась, вспоминая вчерашний вечер.
За работу садиться не хотелось. Сегодня Рождество, а раз нет родных, которых можно было бы навестить, она погуляет в парке.
Одевшись потеплее, Алиса на цыпочках спустилась по лестнице. В викторианском доме царила тишина, Долдри наверняка еще спал.
Улица сияла белизной, и эта картина очаровала Алису. Снег имеет свойство скрывать всю грязь города, и даже самые унылые кварталы, укрытые снегом, обретают подобие красоты.
Приближался трамвай, Алиса бросилась к перекрестку, запрыгнула на подножку, купила у водителя билет и нашла место в середине вагона.
Через полчаса она вошла в Гайд-парк через Куинз-гейт и пошла по диагональной аллее к Кенсингтонскому дворцу. У небольшого пруда Алиса остановилась. По темной воде к ней заскользили утки в надежде на угощение. Алиса пожалела, что ей нечем их покормить. С той стороны пруда какой-то мужчина на лавочке помахал ей рукой. Он встал и теперь махал все энергичнее, подзывая ее к себе. Утки развернулись и поплыли прочь от Алисы, спеша к незнакомцу на другом берегу. Алиса обогнула пруд и подошла к мужчине, который, присев на корточки, раздавал еду проголодавшимся птицам.
– Долдри? Просто поразительно. Вы за мной шпионите?
– Поразительно то, что вам помахал незнакомец, и вы сразу к нему побежали. Я пришел раньше вас, а потому вряд ли мог за вами шпионить.
– Что вы тут делаете? – спросила Алиса.
– Устраиваю уткам Рождество. Забыли? Я вышел подышать, нашел в кармане хлеб, который мы вчера утащили из паба, и подумал: если уж гулять, почему бы не покормить уток. А вас что сюда привело?
– Люблю здесь бывать.
Долдри разломил хлеб надвое и протянул кусок Алисе.
– Итак, – сказал Долдри, – наша поездка ни к чему не привела?
Занятая утками, Алиса не ответила.
– Я опять слышал, как вы полночи бродили по комнате. Так и не получилось уснуть? Вы ведь, кажется, устали.
– Я уснула и быстро проснулась. Кошмар приснился. И не один.
Хлеб у Алисы кончился, у Долдри тоже. Он выпрямился и подал девушке руку, помогая подняться.
– Почему вы не хотите рассказать, что такое вам открыла гадалка?
На заснеженных аллеях Гайд-парка было мало гуляющих. Алиса в подробностях передала свою беседу с прорицательницей, не забыв и про ее признание в том, что она всего-навсего выжившая из ума старуха, простая ярмарочная гадалка.
– Странный поворот беседы. Но раз эта женщина сама призналась в том, что она шарлатанка, вам-то зачем беспокоиться?
– Беда в том, что именно в ту минуту я начала ей верить. Но я ведь прагматик. Уверяю вас, если бы лучшая подруга рассказала мне хоть малую толику того, чего я там наслушалась, я рассмеялась бы ей в лицо.
– Оставим подругу в покое и сосредоточимся лучше на вашей истории. Что вас так тревожит?
– Слова этой гадалки переворачивают все с ног на голову. Представьте себя на моем месте.
– И она говорила вам про Стамбул? Забавно! Пожалуй, вам стоит туда отправиться для очистки совести.
– Вот это действительно забавно. Вы хотите свозить меня туда на своем «остине»?
– Боюсь, что это выходит за пределы его возможностей. Это я просто так сказал.
Им навстречу по аллее прошли мужчина и женщина. Долдри дождался, пока они удалятся на приличное расстояние, и заговорил снова:
– Я скажу, что вас беспокоит в этой истории больше всего. То, что, по словам гадалки, главный мужчина вашей жизни ждет вас в конце этого путешествия. Я вас не осуждаю, это действительно безумно романтично и чрезвычайно таинственно.
– Мне не дает покоя ее твердое убеждение, будто бы я там родилась, – сухо ответила Алиса.
– Но ваше свидетельство о рождении доказывает обратное.
– Я помню, мне было десять лет, мы с матерью шли мимо роддома в Холборне, и она сказала, что здесь я появилась на свет.
– Тогда забудьте все это! Не надо было возить вас в Брайтон, я хотел как лучше, а получилось наоборот. Теперь вы придаете важное значение какой-то бессмыслице, и все из-за меня.
– Пора мне вернуться к работе, безделье на меня плохо действует.
– Что же вам мешает?
– Вчера я имела большую глупость простудиться. Ничего страшного, но для моего ремесла я теперь не гожусь.
– Говорят, если насморк лечить, он пройдет за неделю, а если не лечить, то за семь дней, – усмехнувшись, заметил Долдри. – Боюсь, вам придется набраться терпения. Если вы простудились, вам лучше пойти домой отогреться. Моя машина у Принц-гейт, в конце аллеи. Я вас подвезу.
«Остин» не желал заводиться. Долдри попросил Алису сесть за руль, чтобы сам он подтолкнул машину. Как только «остин» сдвинется с места, Алиса должна отпустить сцепление.
– Это несложно, – заверил он. – Сначала левой ногой жмете на педаль до упора. Потом, когда мотор заработает, легонько опускаете ногу на правую, а затем обеими ногами нажимаете на две педали слева. Следите, чтобы машина ровно ехала по дороге.
– Это очень сложно! – возразила Алиса.
Колеса буксовали в снегу. Долдри поскользнулся и растянулся на дороге во весь рост. Алиса, наблюдавшая сцену в зеркало заднего вида, расхохоталась. От смеха ей пришла счастливая мысль повернуть ключ зажигания, мотор кашлянул и завелся, а Алиса рассмеялась еще пуще.
– Вы уверены, что ваш отец был аптекарем, а не автомехаником? – поинтересовался Долдри, усаживаясь на пассажирское место.
Его пальто было все в снегу, да и вообще он выглядел не лучшим образом.
– Извините, это совсем не смешно, но я не удержалась, – хихикнув, сказала Алиса.
– Ничего, давайте рулите, – проворчал Долдри. – Выезжайте на дорогу, раз уж эта чертова тачка так вас полюбила. Посмотрим, будет ли она такой же послушной, когда разгонится.
– Вы же знаете, что я не умею водить, – по-прежнему весело возразила Алиса.
– Все когда-нибудь бывает впервые, – невозмутимо ответил Долдри. – Жмите на левую педаль, это сцепление, потом плавно отпускайте и потихоньку жмите на газ.
Колеса катились по обледенелой мостовой. Крепко держа руль, Алиса так ловко направляла машину, что ее сосед только диву давался.
В это рождественское утро улицы были почти пусты. Алиса вела машину, внимательно слушая указания Долдри. Не считая пары резких торможений, из-за чего оба раза заглох мотор, ей удалось довезти их до дома без всяких происшествий.
– Это было потрясающе, – сказала Алиса, выключая мотор. – Мне очень понравилось водить.
– Ну что ж, можно устроить второй урок на этой неделе, если у вас будет желание.
– С огромным удовольствием.
Поднявшись на свой этаж, Алиса и Долдри распрощались. Девушку познабливало, и она была не прочь отдохнуть. Поблагодарив Долдри, она вошла к себе, бросила пальто на кровать и юркнула под одеяло.
***
Подхваченная горячим ветром, в воздухе летала мельчайшая пыль. В конце немощеной улочки высокая лестница вела к другому кварталу города.
Алиса шла босиком, оглядываясь по сторонам. Железные ставни пестрых магазинчиков были закрыты.
Кто-то окликнул ее издалека. С верхних ступеней лестницы какая-то женщина махала рукой, призывая Алису поторопиться, словно им обеим грозила опасность.
Алиса помчалась к ней, но женщина бросилась прочь и исчезла.
Сзади послышался шум, крики, вопли. Алиса заспешила к лестнице, женщина ждала ее внизу. Она велела Алисе остановиться и дальше не ходить, поклялась ей в любви и попрощалась.
Она удалялась, ее силуэт уменьшался и вскоре стал совсем крохотным, но в сердце Алисы он рос и рос, пока не сделался огромным.
Алиса бросилась за ней, ступени рушились у нее под ногами, огромная трещина разломила лестницу надвое, а гул за спиной сделался невыносимым. Алиса подняла голову. Красное солнце обжигало кожу, тело покрылось испариной, на губах выступила соль, в волосах застряла земля. Вокруг кружились тучи пыли, не давая дышать.
Неподалеку раздался протяжный жалобный стон, потом бормотание: слов нельзя было разобрать. У Алисы першило в горле, она задыхалась.
Чья-то решительная рука подхватила ее и приподняла над землей, когда большая лестница уже ускользала у нее из-под ног.
Алиса вскрикнула, принялась вырываться изо всех сил, но держали ее очень крепко. Она почувствовала, что теряет сознание. С обмороком было бесполезно бороться. Над ее головой полыхало огромное красное небо.
***
Алиса открыла глаза, белизна снега на стеклянной крыше ослепила ее. Девушку знобило, лоб пылал. Она нащупала стакан воды на тумбочке и, сделав глоток, закашлялась. Алиса совсем обессилела. Надо встать и найти одеяло, чтобы спастись от пронизывающего холода. Она попыталась приподняться, не смогла и снова провалилась в темноту.
***
Кто-то тихонько позвал ее по имени. Знакомый голос бормотал слова утешения.
Она пряталась в каком-то чулане, скрючившись, спрятав голову между коленями. Чья-то рука закрывала ей рот, не давая говорить. Алисе хотелось плакать, но та, что держала ее в объятиях, умоляла ее молчать.
Кто-то стукнул кулаком в дверь. Удары становились сильнее, теперь уже стучали ногой. Послышались шаги, кто-то вошел. Затаившись в своей каморке, Алиса старалась не дышать, казалось, ее сердце остановилось.
***
– Алиса, проснитесь!
Долдри подошел к кровати и пощупал ей лоб.
– Бедняжка, да вы вся горите!
Он помог ей приподняться, поправил подушку и уложил поудобнее.
– Я вызову врача.
Немного погодя он вернулся.
– Боюсь, у вас что-то посерьезней насморка. Врач скоро придет. Отдыхайте, я побуду с вами. – И уселся в изножье кровати.
Вскоре пришел врач. Он осмотрел Алису, пощупал ей пульс, внимательно послушал сердце и дыхание.
– Ее состояние вызывает серьезные опасения, очень похоже на грипп. Ей нужно укрыться теплее и пропотеть. Давайте ей пить, – обратился он к Долдри, – теплую подслащенную воду или травяной чай, понемногу, но как можно чаще.
Он вручил Долдри аспирин.
– Это должно сбить температуру. Если завтра не станет лучше, отвезите ее в больницу.
Долдри заплатил врачу и поблагодарил за то, что тот приехал в Рождество. Потом пошел к себе, принес два одеяла и укутал Алису. И наконец вытащил на середину комнаты кресло, стоявшее у длинного рабочего стола, и устроился в нем на ночь.
– Не знаю, может, лучше было, когда ваши друзья не давали мне спать. Я, по крайней мере, лежал в своей постели, – проворчал он.
***
Шум в комнате прекратился. Алиса открыла дверь шкафа, в котором пряталась. Кругом тихо и ни души. Мебель раскидана, постель смята. На полу валялась картинка в раме. Алиса осторожно убрала осколки разбитого стекла и поставила картинку обратно на тумбочку. Два улыбающихся лица, нарисованные тушью. Окно открыто, теплый ветер колышет занавески. Алиса подходит к подоконнику, он слишком высок, и ей приходится влезть на табурет, чтобы увидеть улицу. Она карабкается вверх, дневной свет ослепителен, она щурится.
Какой-то человек на тротуаре смотрит на нее и улыбается, у него ласковое лицо, взгляд полон любви. Алиса любит этого мужчину всем сердцем. Она всегда так сильно его любила и знала всю свою жизнь. Ей хочется броситься к нему, чтобы он ее обнял, она хочет его удержать, назвать по имени, но голоса нет. Тогда Алиса взмахивает рукой. В ответ он машет ей кепкой, улыбается и исчезает.
***
Алиса снова открыла глаза. Долдри поддерживал ее, поднося стакан воды к ее губам и уговаривая попить.
– Я его видела, – проговорила она, – он был здесь.
– Врач приходил, – сказал Долдри. – В воскресенье, причем в Рождество. Надо же, какой ответственный!
– Это был не врач.
– А он так был на него похож.
– Я видела человека, который ждет меня там.
– Прекрасно, – сказал Долдри, – поговорим об этом, когда вам станет лучше. А пока отдыхайте. Кажется, жар уже спадает.
– Он гораздо красивее, чем я думала.
– Нисколько не сомневаюсь. Надо и мне заболеть гриппом, может, меня навестит Эстер Уильямс[5]. В фильме «Бал русалок» она была неотразима.
– Да, – пробормотала Алиса в полубреду, – он поведет меня на бал.
– Прекрасно, а я в это время смогу отоспаться.
– Я должна его отыскать, – прошептала Алиса, закрывая глаза, – мне надо ехать туда, мне нужно его найти.
– Блестящая мысль! И все же советую несколько дней подождать. Учитывая ваше состояние, я не уверен, что любовь с первого взгляда будет взаимной.
Алиса опять уснула. Долдри вздохнул и снова уселся в кресло. Было четыре утра, от неудобной позы у него задеревенела спина, затылок ломило, зато у Алисы порозовели щеки. Аспирин действовал, температура спадала. Долдри погасил свет и попросил Господа послать ему крепкий сон.
Алису разбудил протяжный храп. Тело по-прежнему ныло, но озноб прошел, уступив место приятному теплу.
Она открыла глаза и обнаружила развалившегося в кресле соседа со сползшим на пол одеялом. Правая бровь Долдри забавно поднималась и опускалась в такт дыханию. Алиса наконец поняла, что сосед провел ночь у ее постели, и ей сделалось страшно неловко. Она осторожно приподняла покрывало, завернулась в него и тихонько направилась к плитке. Приготовила чай, изо всех сил стараясь не шуметь, и осталась сидеть возле печки. Долдри всхрапнул сильнее, так громко, что сам проснулся. Он повернулся на бок, соскользнул с кресла и шлепнулся на паркет.
– Почему вы не в постели? – спросил он, зевая.
– Чай готовлю, – ответила Алиса и налила две чашки.
Долдри встал, потянулся и потер поясницу.