Но вот беда: почерк во всех сомнительных событиях русских революций похожий! Одна рука водила, с одного сценария снималась калька[9].
И если мы знаем, что первую нашу смуту немцы точно не подготавливали, почему же и Февраль, да и Октябрь мы к ним в актив записываем?
«На Востоке наступили огромные перемены. В марте поддерживаемая Антантой революция свергла царя… Какие были причины у Антанты идти рука об руку с революцией, мне непонятно… Но несомненно, что Антанта надеялась извлечь из революции выгоду для ведения войны…» – это слова фактического руководителя германской армии – генерала Эриха Людендорфа[10].
Зачем нужна революция? Так ведь именно путем революционного взрыва будут уничтожены и Российская и Германская империи…
Февраль организовала не Германия. Почему можно смело так утверждать? Потому, что до сих пор НИ ОДИН ИСТОРИК никогда не обвинял в этом немцев. Немецкие агенты использовали смуту в своих целях – это правда. Если идет толпа пьяных солдат, то почему бы не направить их на погром контрразведки? Или не заставить убивать, как в Кронштадте, не просто офицеров, а «по списку»?! Но это умелое использование сложившихся обстоятельств, которые «складывал» кто-то другой…
В организации Октября германский Генштаб обвиняют все, в подготовке Февраля – никто. И получается очень любопытная картина. Первая, февральская, часть революционного разрушения России в 1917 году как бы «бесхозная». Сама собой получилась. Зато вторая, октябрьская, приписывается немцам. Но Февраль и Октябрь – это звенья одной цепи, это ступени одной лестницы. Это две части одного плана. Если на первых страницах этой книги этот тезис, вам, уважаемый читатель, кажется спорным, то к концу сомнений у вас не останется.
Раз автор один и тот же, а Февраль точно не немецкий, то кто же автор нашей революции?
…Февраль семнадцатого – это странные и таинственные события. Нет авторов, нет причин, но есть катастрофические для страны последствия. Их пока не знает почти никто, они еще не заметны. Кто из радостных демонстрантов в феврале семнадцатого, упоенных происшедшими переменами, мог себе представить, что через полгода мощная русская армия станет толпой мародеров и дезертиров, солдаты начнут убивать своих офицеров, а через восемь месяцев власть в стране захватит кучка фанатиков? В страшном сне не могли увидеть они Гражданскую войну, тиф, голод, разрушенную до основания родную страну и миллионы погибших.
Но «необъяснимые» события начались в истории Российской империи отнюдь не в феврале 1917-го и не закончились еще по сегодняшний день. Словно ядовитая змея, тянутся они с момента Первой русской революции через все тело Первой мировой войны. Ими пропитаны насквозь Февраль и Октябрь. Потом странности и удивительные совпадения понемногу сошли на нет, чтобы, начиная с 1985 года, вновь обильно украсить собой тихую скучную жизнь Советского Союза. И Советского Союза очень быстро не стало…
Так кто же все это организовал, кому обязана Россия неисчислимыми страданиями своих сыновей и дочерей? Для ответа на этот вопрос надо отмотать неумолимо текущее время назад. К началу Русско-японской войны. И нам сразу станет ясно, что будущие хаос и анархия были в России четко организованы. Тем, кто всерьез верит в самопроизвольное начало первой и всех остальных русских революций, следует обратить внимание на один малоизвестный факт. 27 января 1904 года в Санкт-Петербургскую государственную сберегательную кассу обратился вкладчик Филипп Воронов, получивший послание, лейтмотивом которого был истеричный призыв: «Спасайте ваши деньги». Подобные письма (как рукописные, так и отпечатанные на гектографе) внезапно появились в самых разных частях Российской империи и в короткий срок наводнили страну. Авторы листовки пугали: «Министрам нужны деньги на войну с Японией. Они берут наши деньги в сберегательных кассах и дают нам ренту».
Подготовка этой экономической диверсии началась загодя. Стоит обратить внимание, что листовки эти появились в русских городах точно в первый день (!) Русско-японской войны. Значит, тот, кто готовится подорвать финансовую стабильность России, должен был точно знать дату «внезапного» нападения японского флота на нашу эскадру в Порт-Артуре. А ведь письма надо было еще отпечатать, разослать по стране, спланировать их распространение и раздать разносчикам. Одним словом, работа большая и серьезная…
Листовки печатали не зря – во многих местах ситуация быстро стала критической, начался отток денег из сберегательных касс. Особенно сильная паника охватила Варшавскую, Прибалтийскую, Минскую, Виленскую и Гродненскую губернии. Но спокойная и взвешенная политика правительства достаточно быстро погасила ситуацию: вклады выдавались всем желающим, информация же о том, что сберегательные кассы и впредь намерены неукоснительно соблюдать свои обязательства перед вкладчиками, была помещена во всех крупных российских газетах. Сообщения такого рода были вывешены в самих сберегательных кассах, а также в общественных местах. Паника улеглась. Сейчас эту историю о панике вкладчиков в 1904 году рассказывают в современном Сбербанке, акцентируя внимание на сложностях и трудностях, которые эта солидная организация переживала за свою 160-летнюю историю. Вопрос, кто и почему организовал эти трудности, уже не поднимается и не исследуется. И никто не проводит параллелей между акциями, подобными этой, и дальнейшим раскручиванием маховика революции.
Кто же стоял за попыткой вызвать в России экономический коллапс? Первым порывом будет обвинение в адрес Японии. Безусловно, японские спецслужбы руку к ней приложили. Однако самостоятельно они просто не в состоянии были организовать панику такого масштаба хотя бы потому, что не имели в России столь разветвленной сети своей агентуры. Контакты японских спецслужб и русских революционеров ведь еще только начинались. К тому же неожиданная активность японцев в поиске контактов с подрывными элементами могла насторожить русскую контрразведку и предупредить царское правительство о скором начале войны. Ведь попади одна такая листовка куда следует, и весь ход Русско-японской войны мог повернуться по-другому.
Значит – японцам кто-то помогал. Спланировать и организовать все это могли лишь силы, имевшие разветвленную сеть своих людей по всей стране. И это были не революционеры, потому что ряды всех радикальных партий кишели провокаторами, и тогда дата японского нападения сразу стала бы известна царской охранке, а оттуда попала бы на стол руководства армии и флота. Такой утечки допустить было нельзя. Следовательно, структура, разославшая записочки по русским городам, должна была иметь железную дисциплину и в то же время находиться внутри России.
Так кто же так четко и слаженно организовал попытку дестабилизации внутренней жизни нашей страны? Кто помогал японцам в поисках разносчиков подметных писем, начиная раскачивать русскую лодку пока еще мирными средствами?
А за бурным развитием боевых действий Первой мировой войны также осталось не оцененным историками одно очень интересное событие. На фоне разразившейся катастрофы оно казалось маленьким и незаметным, потому никто ему особого внимания не уделил. И зря. Словно в маленьком осколке большого зеркала отразилась в этом событии будущая Русская революция. Ее сценарий и движущая сила проявили себя ровно накануне мирового конфликта – в июле 1914 года. Буквально за неделю до начала неожиданно вспыхнувшего мирового конфликта в столице Российской империи… начались забастовки. Страну, измученную первой русской смутой, удивить стачками было сложно. Привыкли к подрывной деятельности революционеров полиция и охранка, но эти забастовки были действительно необычными. Настолько, что нашли отражение во многих мемуарах. Главной же особенностью этих волнений и забастовок была их таинственность и загадочность. Возникли они без видимой причины, неожиданно, «случайно». Так же внезапно потом и закончились.
Татьяна Боткина, дочь царского медика, расстрелянного со своими венценосными пациентами в Екатеринбурге, упоминает и об этих странных стачках: «Рабочие бастовали, ходили толпами по улицам, ломали трамваи и фонарные столбы, убивали городовых. Причины этих беспорядков никому не были ясны; пойманных забастовщиков усердно допрашивали, почему они начали всю эту переделку.
– А мы сами не знаем, – были ответы, – нам надавали трешниц и говорят: бей трамваи и городовых, ну мы и били»[11].
Председатель Государственной думы М. В. Родзянко в своем труде «Государственная дума и февральская 1917 года революция» тоже уделяет этим событиям много внимания: «Петроград в 1914 году, перед самой войной, был объят революционными эксцессами. Эти революционные эксцессы, возникшие среди рабочего населения Петрограда, часто влекли вмешательство вооруженной силы; происходили демонстрации, митинги, опрокидывались трамвайные вагоны, валились телеграфные и телефонные столбы, устраивались баррикады»[12]. Родзянко даже указывает нам на время возникновения беспорядков – «во время посещения России представителем дружественной нам державы – Президентом Французской Республики Пуанкарэ»[13].
Для справки: президент Раймон Пуанкаре приехал в Россию 20 (7) июля 1914 года. Это ключевое время завязывания будущего мирового конфликта. До начала войны всего одиннадцать дней!
«Возлагать венок на гробницу Александра III французскому президенту пришлось под последние отголоски уличной борьбы», – пишет и товарищ Троцкий в своей «Истории русской революции»[14]. Посол Морис Палеолог, встречавший в русской столице своего президента, вспоминает: «Возвратясь в Петербург по железной дороге в три четверти первого, я узнаю, что сегодня, после полудня, без всякого повода, по знаку, идущему неизвестно откуда, забастовали главнейшие заводы и что в нескольких местах произошли столкновения с полицией»[15].
Проанализировать причины неожиданной вспышки рабочих демонстраций никто в правительстве не успел. Потом в стране произошли такие потрясения, по сравнению с которыми пара сломанных трамваев показалась золотым веком. Но в конце июля 1914 года у русского руководства эти беспорядки вызвали серьезное беспокойство. Однако из-за начавшейся войны в причинах и организаторах таинственных забастовок русские спецслужбы разобраться не успели. Затем у них появились более важные заботы, потом возникшая революция быстро и эффективно уничтожила сами спецслужбы. Поэтому причину забастовок так никогда и не выяснили. Точнее сказать – не доказали, потому что во всех указанных мемуарах виновные и организаторы называются авторами легко и без промедления.
«Не подлежит никакому сомнению, что и волнения среди фабрично-рабочего класса были результатом деятельности Германского Генерального Штаба», – пишет Родзянко[16]. Согласна с ним и Татьяна Боткина, написав о немецком происхождении «трешниц», что давали таинственные агитаторы несознательным рабочим[17]. Виновник ясен – это немцы. Снова мы видим это простое доказательство: а кто же еще? Кто может устраивать забастовки в России прямо накануне войны с ней? Конечно, тот, кто готовится на нее напасть, – немцы. И все в этом построении логично и верно, если забыть об одном факте: Германия не готовилась к нападению на Россию!
Ее единственный существовавший военный план (План Шлиффена) этого не предусматривал[18]. И зачем ей тогда организовывать демонстрации и битье городовых в Петербурге? Вот к войне с Францией Германия действительно готовилась, поэтому логичнее создать беспорядки в Париже, дестабилизировать промышленность и обстановку именно там. Может быть, опять японцы? Но нет – в Первой мировой войне Япония выступит на стороне Антанты и отнимет у Германии ее китайские владения – Циндао. Противоречий с Россией у нее уже нет. Япония спокойно строит свою империю в Азии. Зачем же ей дестабилизировать обстановку в Петербурге?
А вот у одной державы такой мотив есть. У той, что кропотливо готовит столкновение двух своих геополитических конкурентов: Германии и России. Со всем миром (то есть с Британской империей и ее союзниками) воевать Германия не решится. Поэтому Британия устами главы Форин-офиса сэра Грея создает, тщательно создает у немцев ощущение уникальности момента: только сейчас Англия будет нейтральна, поэтому можно быть жесткими и твердыми. Можно сразу решить сербскую проблему, а заодно и поставить на место Россию и Францию. Для создания этого ошибочного ощущения у германского и австрийского правительства «союзники» готовы на любые трюки. В том числе и на имитацию слабости России путем фабрикации стачечного движения…
Германию на Россию всеми силами натравливали англичане. Именно они и провоцировали таинственные забастовки и волнения. Все это не более чем часть масштабной кампании по дезинформации германского правительства, в которую чуть позже включится даже британский монарх. Цель – развязывание мировой войны.
«Забастовки возникали и организовывались без всяких видимых причин, – пишет Родзянко. – …Однако за несколько дней до объявления войны, когда международное политическое положение стало угрожающим, когда маленькой братской нам Сербии могущественной соседкой Австрией был предъявлен известный всем и неприемлемый для нее ультиматум, как волшебством сметено было революционное волнение в столице»[19].
«Как только была объявлена война, вспыхнул грандиозный патриотический подъем. Забыты были разбитые трамваи и немецкие трехрублевки…» – вспоминает о первых днях начавшейся войны Татьяна Боткина[20].
Мы видим интересную картину: буйство забастовок «как волшебством сметено» сразу после начала боевых действий. Но ведь это невозможно. Если бы за подготовкой беспорядков стояли германские спецслужбы, то после начала реальной войны России и Германии их деятельность должна была только увеличиваться и нарастать. А тут она в несколько дней полностью свернута.
Писательница Барбара Такман за свою книгу «Первый блицкриг. Август 1914» получила Пулитцеровскую премию. Такие награды зря не дают. Открываем, читаем: «Престарелый посол граф Пурталес, который провел семь лет в России, пришел к выводу и постоянно заверял свое правительство в том, что эта страна не вступит в войну из-за страха революции»[21].
Граф Фридрих Пурталес – это посол Германии в России. Насмотревшись на разбитые трамваи, в июле 1914 года он пишет в Берлин, что эта страна, то есть Россия, в войну не вступит. Начитавшись таких писем, немцы и австрияки займут жесткую позицию, что в конечном итоге как раз к мировой войне и приведет. Но ведь не германская же разведка для своего собственного посла устраивает «показательные» забастовки и демонстрации? Значит, не немцы, не японцы. Но кто же тогда выпускает русских рабочих на улицы и раздает им «трешницы», чтобы показать слабость России?
Если нет в этом вопросе у нас пока полной ясности, рассмотрим еще один загадочный случай. О нем говорит нам в своих воспоминаниях глава русской партии социалистов-революционеров Виктор Михайлович Чернов. Были у эсеров теплые взаимоотношения с Партией польских социалистов (ППС). Дружба была долгой и проверенной: вместе разрушали русское государство во время первой революции, вместе убивали полицейских и солдат. Но вот наступает 1914 год, и ситуация меняется.
«…На нас пахнуло чем-то необычным и тревожным от выступления Иосифа Пилсудского в начале 1914 г.», – пишет глава эсеров[22]. Что же случилось, какая кошка пробежала между революционными партиями? Ничего не произошло, просто глава ППС и будущий глава независимого польского государства прочитал в Париже в зале Географического общества лекцию. И все дело в ее содержании…