– Как долго вы работали на полковника?
– Уже около двадцати лет. Я приступил к этой работе, когда мой отец умер от сердечного приступа. Я не знал, чем еще заниматься, – Чарлз был в Южной Африке. Когда он вернулся, ему понравилось, как я управлял поместьем, и он попросил меня остаться. В моем возрасте это была редкая возможность – мне было всего двадцать. Но я вырос в «Мальвах» и хорошо знал это место. Чарлз мог найти куда более опытного человека, но, думаю, он был рад нанять кого-нибудь, кому это нравится. Он любил землю, и люди служили ему и, конечно, мисс Вуд в меру своих способностей.
– И вы будете продолжать управлять поместьем?
Ройстон поднял брови:
– Не знаю. Я даже не думал об этом. Но мисс Вуд, безусловно, унаследует «Мальвы»? Семьи у полковника не было…
– Я не видел завещания полковника. Его копия здесь или мне придется обратиться к поверенным в Лондоне?
– Копия в сейфе. Полковник оставил ее там на случай, если его убьют, – я имею в виду в армии. Конечно, она запечатана. Я не знаю, что там говорится, но не вижу причин, почему бы мне не вручить вам ее, если вы думаете, что это способно помочь.
– Кто мог застрелить полковника Харриса?
Лицо Ройстона помрачнело.
– Возможно, Мейверс. Он сам не смог ничего добиться в жизни, поэтому пытается навредить тем, кому повезло больше. Он уже почти год восторгается тем, как большевики застрелили царя и его семью, чтобы построить новое общество. Я бы не исключал, что этот ублюдок сделал то же самое с полковником.
– Но полковник был не самым крупным землевладельцем в Аппер-Стритеме, не так ли?
– Нет, самые крупные Холдейны. Давенанты считались почти такими же, но Хью Давенант не походил на своего отца. Он растратил большую часть денег на всякие дикие планы, и ему пришлось продать землю, чтобы выплатить долги. Я говорю о покойном муже миссис Давенант. Ей повезло, что он умер. Насколько я понял, он не усвоил урока, и она, в конце концов, осталась бы без пенни за душой. Но у него просто голова не была приспособлена к бизнесу.
– Кто купил большую часть земли Давенанта? Харрис?
– Он купил несколько полей, что граничат с его собственными, но львиную долю отхватили Холдейн и управляющий миссис Крайтон. Она живет в Лондоне, сейчас ей около девяноста, и она не бывала в Аппер-Стритеме с начала века.
– Итак, остановимся на Мейверсе, желающем за неимением царя застрелить Харриса или Холдейнов.
– Люди вроде Мейверса не мыслят так, как вы и я. У него была долгая вражда с Харрисом, и если бы он решил застрелить кого-нибудь, то, вероятно, выбрал бы полковника из принципа. Фактически он так и сказал, когда полковник пригрозил ему судом, если он попытается снова отравить собак. «Собака и хозяин заслуживают одной судьбы».
– Когда это произошло? До войны или позже?
– До, но вы еще не встречались с Мейверсом, верно?
– Есть свидетели, которые утверждают, что он был в понедельник утром на рыночной площади и произносил речь.
Ройстон пожал плечами:
– Что, если так? Никто не обращает внимания на его бредни. Он мог ускользнуть на время, никем не замеченный.
Ратлидж задумался. Вот и миссис Давенант сделала такое же замечание.
– Вы не думаете, что капитан Уилтон убил Харриса?
Ройстон покачал головой:
– Это нелепо! Чего ради?
– Дэниел Хикем заявляет, что он видел, как полковник и капитан ссорились в понедельник утром, незадолго до убийства. Как если бы ссора накануне продолжилась утром и внезапно привела к насилию.
– Хикем сказал вам это? – Ройстон коротко усмехнулся. – Я бы скорее поверил моему коту, чем пьяному полоумному трусу.
На сей раз готовый к такой характеристике, Ратлидж тем не менее вздрогнул.
Казалось, слова ударили по его нервам, вызвав физическую боль. Преодолевая ее, он спросил:
– Вы сами видели тело?
– Да. – Ройстон поежился. – Когда пошел слух, что полковника застрелили и кровь была повсюду, мой первый вопрос был: «Кто-нибудь из вас, дураков, проверил, дышит ли он еще?» Они посмотрели на меня, как на рехнувшегося. Когда я прибыл туда, то понял почему. Если бы я это сделал, то не смог бы вернуться туда ни за какие деньги. Сначала я был не в состоянии поверить, что это Чарлз, хотя узнал его шпоры, куртку, кольцо на руке. Тело выглядело как… как нечеловеческое.
Когда Ройстон ушел, Ратлидж допил кофе и мрачно произнес:
– Перед нами образец всех добродетелей, которого ни у кого не было никаких причин убивать. Если не считать Мейверса, хотя он имеет лучшее алиби из всех. Таким образом, мы остаемся с Уилтоном и этой проклятой ссорой. Скажите, сержант, каким был Харрис в действительности?
– Именно таким, сэр, – ответил сержант безапелляционным тоном, словно услышал глупый вопрос. – Очень достойным человеком. Совсем не таким, от которого ожидаешь, что он станет жертвой убийства.
Очень скоро они нашли Дэниела Хикема. Он стоял посреди Хай-стрит, словно регулируя движение транспорта, которого, кроме него, никто не видел. Ратлидж затормозил перед рядом маленьких лавок и какое-то время изучал его. Большинство жертв контузии, которых он видел в госпитале, были послушными, сидели с пустыми лицами, глядя в бездну собственных ужасов, или метались взад-вперед час за часом, как если бы старались убежать от преследующих их демонов.
По ночам он слышал в коридорах эхо воплей, ругательств и криков о помощи. Это настолько живо воскрешало перед мысленным взором окопы, что Ратлидж проводил ночи без сна, а большую часть дней в ступоре, что делало его таким же покорным и отчужденным, как остальные.
Потом сестра Франс перевела Ратлиджа в частную клинику, где он, по крайней мере, нашел убежище от этих кошмаров и обрел врача, достаточно заинтересованного его случаем, чтобы попытаться пробить стену молчания. Возможно, доктор был одним из любовников Франс – как ни странно, все они оставались в добрых отношениях с ней, когда связь кончалась, и всегда были готовы прийти на помощь.
Наблюдая за Хикемом, было легко заметить, что он привык к воображаемому транспорту, едущему в разные стороны, и регулировал движение с достаточным опытом, как если бы стоял на оживленном перекрестке, где проходила автоколонна.
Он посылал одних налево, других направо, давал сигналы к повороту, кричал кому-то, чтобы тот заставил чертовых лошадей двигаться, и звал людей помочь вытащить из грязи пушку. Хикем эффектно салютовал офицерам, проезжающим мимо, – в его пантомиме нельзя было ошибиться, – затем демонстрировал грубый жест, который, впрочем, удовлетворил бы усталых людей, возвращающихся с фронта, и испуганных юнцов, идущих им на смену.
Во Франции Ратлидж видел множество людей, стоящих на дорожных развилках под дождем или палящим солнцем, заставляя полуживую армию двигаться, несмотря ни на что, выкрикивая распоряжения, ругаясь на отстающих, указывая безошибочными движениями, что делать в окружающем их хаосе. Многие погибали там, где стояли, от пуль, снарядов и бомб, отчаянно пытаясь удержать людей от полной потери ориентации.
Но телеги, экипажи и автомобили Аппер-Стритема всего лишь поворачивали немного, чтобы не задеть Хикема, оставляя его в центре дороги, как лошадиный навоз. Некоторые женщины колебались, прежде чем перейти улицу мимо него, приподнимали юбки с нервным отвращением и отворачивались в страхе. Тем не менее никто из деревенских мальчишек не дразнил его, и Ратлидж, заметив это, спросил почему.
– Во-первых, он дома почти год с тех пор, как его выписали из госпиталя. Во-вторых, он огрел палкой главаря мальчишек, наорал на него на ублюдочном французском и сломал ему ключицу. – Дейвис перевел взгляд на Хикема, который смотрел сейчас в другом направлении, запертый в прошлом, которое никто не мог с ним разделить. – Отец мальчишки сказал, что тот получил по заслугам, но другие считали, что Хикема нужно изолировать, пока он не покалечил кого-нибудь еще. Однако викарий не желал и слышать о сумасшедшем доме – он говорил, что Хикем проклятая душа, нуждающаяся в молитве.
«Боже всемогущий, – тихо произнес Хэмиш. – Это ты через пять лет, только вокруг тебя будет не транспорт, а люди, окопы, кровь, вонь, снаряды, и мозги твои будут раскалываться от грохота. Ты будешь кричать нам, чтобы мы перелезли через насыпь, спрятались в укрытие или держали строй, а сестры будут привязывать тебя к кровати, и никто не станет обращать внимания на твои вопли, когда капрал Хэмиш…»
– Сперва я увижу нас обоих мертвыми, – процедил Ратлидж сквозь стиснутые зубы. – Клянусь…
Дейвис испуганно посмотрел на него.
Глава 4
– Вы сами видите, что он практически выжил из ума, – сказал Дейвис, когда Ратлидж, сидя за рулем, тупо глядел на нескладную фигуру в центре залитой солнцем, оживленной Хай-стрит.
Сержант не был уверен, что понимает человека из Лондона, и сомневался, что тот правильно процитировал капитана, сказавшего полковнику: «Сначала я увижу вас в аду». Должен ли он был поправить Ратлиджа? Или притвориться, что не заметил ошибки? Инспектор вроде бы не спешил арестовывать капитана Уилтона.
– Выжил из ума? Нет, он заперся в нем. Должно быть, Хикем регулировал транспорт, когда начались бомбардировки, и продолжал это делать, пока они не подошли слишком близко. Вот почему он ведет себя так, – ответил Ратлидж, наполовину обращаясь к самому себе. – Это последнее, что он помнит.
– Не знаю, сэр…
– Зато я знаю, – прервал разговор Ратлидж, вспомнив, где находится и с кем.
– Да, сэр, – с сомнением отозвался Дейвис. – Но уверяю вас, что сейчас с ним бесполезно говорить. Он не услышит вас. Он в своем собственном безумном мире. Нам придется вернуться позже.
– Тогда взглянем на луг, где нашли тело. Но сначала я хочу отыскать доктора Уоррена.
– Он живет здесь, за гостиницей. Отсюда виден его дом.
Это было узкое кирпичное здание, где находилась маленькая приемная. Доктор Уоррен собирался уходить, когда Ратлидж подошел к двери и представился.
– Хочу задать вам несколько вопросов, если не возражаете.
– Возражаю, – сердито сказал Уоррен. Это был пожилой, сутулый, седеющий мужчина с голубыми глазами, остро смотревшими из-под мохнатых черных бровей. – У меня на руках очень больной ребенок и роженица. Это может подождать.
– Кроме одного вопроса. Вы прописывали успокоительное мисс Вуд?
– Конечно. Девушка была вне себя от горя, и я боялся, что она заболеет. Поэтому я оставил порошки Мэри Саттертуэйт, чтобы она давала их хозяйке трижды в день и ночью, пока та не придет в себя. И чтобы никаких посетителей, включая вас.
– Я уже видел ее, – ответил Ратлидж. – Она казалась несколько… отстраненной. Я бы хотел знать почему.
– Будешь отстраненной после всего, что я дал ей. Она желала видеть тело полковника – думала, ему попали в сердце. Но ему раздробили голову выстрелом почти в упор, оставив обрубок шеи. И мне пришлось сообщить ей это, чтобы она выслушала меня. Нет, не напрямик, конечно! Но достаточно, чтобы удержать ее. Она потеряла сознание, но, когда мы отнесли ее в кровать, уже пришла в себя. Я дал ей порошок, растворенный в воде, и она выпила, не зная, что это. А сейчас, пока я обсуждаю с вами успокоительное, должен родиться ребенок. Первый ребенок, а от мужа никакого толку – он, вероятно, грохнется в обморок при первом появлении крови. Так что отпустите меня.
Доктор быстро прошел мимо Ратлиджа в сторону гостиницы, где, очевидно, оставлял свой автомобиль. Ратлидж проводил его взглядом, потом сбежал по ступенькам к собственной машине, где сидел Дейвис.
Ратлидж поехал по Хай-стрит и замедлил скорость, когда Дейвис указал на дорогу, которая начиналась у затененной деревьями стены кладбища и по которой, по его словам, шел Уилтон. Она вела через вспаханные поля к вершине невысокого холма и затем спускалась к узкому каменному мосту и развалинам старой мельницы. Трехмильная прогулка занимала немного времени.
Церковь находилась не на самой Хай-стрит, а в стороне от нее, на Корт-стрит, где стояли маленькие домики. Ратлидж подумал, что это могли быть средневековые приюты для нуждающихся, ибо все четырнадцать были одного размера и облика. Он повернул к ближайшему, у ворот кладбища. Не выключая мотор, подошел к грубой кладбищенском стене, откуда открывался лучший вид на дорогу. Он хотел посмотреть, есть ли места, откуда пахарь или жена фермера, кормящая цыплят, могли бы наблюдать за происходящим. Ему нужны были свидетели – люди, которые видели Уилтона во время утренней прогулки, взбирающегося на холм с тростью в руке. Или… вообще видели его, что могло быть в равной степени важным…
Начало дороги было пустым, если не считать ссорящейся пары воронов. Дальше она была почти не видна, ибо следовала вдоль ряда деревьев, окаймлявших возделанные поля. Ратлидж смог разглядеть только привязанную корову.
Вернувшись к машине, он спросил:
– По этой дороге можно добраться на луг, где нашли тело?
– Да, отсюда это не видно, если вы не знаете, куда смотреть, но есть маленькая тропинка, примерно через два поля от нас. Если вы пойдете по ней, то наткнетесь на изгородь, которая тянется вдоль земли полковника. Там есть еще меньшая дорожка, которая соединяется с другой, идущей от Смизи-Лейн, – я покажу вам это место, так как там я нашел вдрызг пьяного Хикема. Представьте себе букву «Н», сэр. Эта дорога у церкви и другая у Смизи-Лейн образуют вертикальные линии и взбираются на холм, а перекладина – маленькая дорожка, соединяющая их.
– Да, понимаю. А когда доберешься до изгороди?
– Найдешь перелаз в ней и очутишься в полях, где полковник выращивал кукурузу. Между изгородью и рощей – полоска невспаханной земли, предназначенная для сенокоса. На дальней стороне рощи находится луг. Это место убийства.
Ратлидж поехал назад. На Хай-стрит он снова увидел Хикема, плетущегося по тротуару, опустив голову, бормоча что-то себе под нос, и пару раз махнувшего рукой. Это был жест отвращения. Теперь он выглядел пьяным, опустившимся человеком. Ни Ратлидж, ни Дейвис не сделали никаких комментариев, но оба видели, что нет смысла останавливаться.
Продолжая ехать в направлении «Мальв», Ратлидж увидел Смизи-Лейн. Дейвис указал ему на нее. Немощеная улица тянулась между кузницей и конюшней с экипажами напрокат справа и скобяной лавкой слева. Помимо этих заведений, было еще шесть или семь развалившихся домов, поднимающихся вверх по склону холма к полям. Там, где стоял последний дом, Смизи-Лейн превращалась в дорогу для повозок, которая вскоре сужалась до сельской улочки с ухабами и лужами грязи. Ратлидж вел машину осторожно, беспокоясь за шины и оси.
Вскоре дорога потерялась в зарослях боярышника и дикой вишни, и им пришлось покинуть автомобиль.
– Здесь я нашел Хикема, – выйдя из машины, сказал Дейвис. – Он спал среди листвы. А там, – сержант указал на то место, где дорога переходила в улочку, – как утверждает Хикем, он видел полковника, разговаривающего с капитаном Уилтоном.
– Вы искали здесь следы копыт? Или отпечатки ботинок Уилтона?
– Инспектор Форрест приехал искать следующим утром и сказал, что нам лучше передать это дело Скотленд-Ярду.
– Но здесь были следы двух человек?
– Насколько он мог видеть, нет.
Это, вероятно, означало, что инспектор не хотел ничего искать. Ратлидж кивнул, и они двинулись дальше, до того места, где их тропинка пересекалась с другой.
– А это, сэр, граница земли Харриса, как я и говорил.
Обогнув поле кабачков, они подошли к изгороди. Сержант Дейвис быстро нашел перелаз.
– Теперь мы на земле полковника, – сообщил он.
Сырая земля прилипала к ботинкам. Поле для сенокоса представляло собой стену из высоких мокрых стеблей, увитых сорняками. Дикие розы цеплялись за пиджаки. Дейвис замысловато выругался, обжегшись крапивой. Наконец они вошли в рощу, где идти стало легче, а шаги по сырым листьям были почти беззвучными. Они вышли на маленький солнечный луг. Жужжание пчел наполняло воздух.