– Вот и караван прошлый нашелся, – поежился Усити.
– Однако подпалил рыжий зверя, подпалил, – заметил Туззи, подмигивая Каю. – Теперь зверь еще злее будет. Или бежать бросится? Из-за него ведь тихо в лесу, из-за него?
Кай молча прошел мимо, залез в седло, обернулся:
– Если бы до Кеты паслось таких зверьков штук пять, по одному на каждую сотню лиг, я бы радовался.
– Почему? – крикнул ему вслед Туззи.
– Ядовитое дерево можно обойти, а вот ядовитый луг не перепрыгнешь, – отозвался Кай. – Легче пришибить одного огромного пса, чем отбиться от сотни мелких.
– Как ты собираешься пришибить этого пса? – заорал Туззи. – Да он перекусит тебя вместе с лошадью! Или ты думаешь, что у этого каравана охраны не было?
– Если хочешь попробовать пришибить его сам, можешь обогнать меня, – бросил через плечо Кай и двинулся дальше.
Теперь он посматривал не только по сторонам, но и вверх: слишком напоминали отпечатки на земле следы древолазов, что ковыляли в туварсинских джунглях от дерева к дереву, прежде чем повиснуть на плодовых ветвях вниз головой. Конечно, для такого гиганта и деревьев подходящих пока не попадалось, но готовым следовало быть ко всему. Кай по-прежнему надеялся на собственного коня, который позволял ему спать ночами, но рассчитывал всегда только на себя, а значит, крепкий сон ближайшей ночью Каю не грозил. Вечером к нему опять пришла девчонка, и он снова заставил ее съесть миску каши.
– Как ты попала в эту передрягу? – спросил Кай.
– Все вольные в передряге, – ответила она ему. – Многие поселки сожжены. С гор спускаются кусатара, их тысячи. И не только они. Лами с Восточных Ребер и даже малла словно озверели. Или ты не слышал?
– Слышал, – пожал плечами Кай. – Тати хотят очистить левый берег Хапы от людей. Подобное бывало и раньше, но всегда люди брали вверх. Подожди, закончится Пагуба, Текан поднимется, ураи соберут Большую Тулию и изберут нового правителя. А уж ему ничего не будет нужно, кроме маленькой победоносной войны. А еще лучше – большой войны. Кусатара снова спрячутся в своих крепостях, малла в своих дуплах, лами в своих норах.
– И долго мне ждать? – Она наклонила голову к плечу. – И дождусь ли я? А если я скажу тебе, что теперь все иначе? Что все тати объединяются для другого? Что они хотят вовсе уничтожить Текан? Воспользоваться тем, что Пагуба затянулась и проредила число людей как никогда? Многие вольные теперь возвращаются на правый берег Хапы, но не найдут покоя и там. А кое-кто осмеливается строить дома на окраине Дикого леса. Мой отец тоже собирался, да вот не успел.
– И твой поселок тоже уничтожили тати? – спросил Кай.
– Да. – Она судорожно вдохнула, словно вынырнула с глубины. – Странные тати. Словно одурманенные. Некоторые как будто напоминали неведомых чудищ. Было страшно. Многих, кого я знала, разорвали на части и сожрали у меня на глазах.
– Но ведь ты осталась жива? – заметил Кай. – Почему ты осталась жива? Если твой поселок сожжен, если тати хотят уничтожить людей, почему ты жива?
– Сама удивляюсь. – Она покачнулась, оперлась рукой о ствол орешника. – Странно. Второй раз ем досыта, и второй раз меня клонит в сон. Опять просплю до утра. А раньше не могла заснуть. Странно, что я жива. Я ведь многих тогда убила. Но потом меня ударили по голове. У них были такие узкие кожаные мешки с песком. Как чулки.
– Ты многих убила? – не сдержал улыбки Кай. – Наверное, раздавала щелчки малла? А потом тебе сохранили жизнь как самой шустрой? Или самой глазастой?
– Не знаю. – Девчонка пожала плечами. – Если бы ты видел, охотник, скольких перебили в нашем поселке. Оставляли только девчонок да юнцов, что покрепче. Я слышала, что их отправили в Гиблые земли. В шахты. И на рудники кусатара. Говорили, что и там и там – верная смерть. Тати нужно оружие, значит, нужна руда, металл. А девчонок отправляют куда-то под Кету. Будут делать их то ли воинами, то ли женами. Наверное, где-то не хватает жен. Такшан хвастался спьяну.
– Что собираешься делать? – спросил Кай.
– Все равно опять сбегу! – прошептала она. – Чуть позже!
– Позже? – не понял Кай.
– Мне надо в Кету, – почти беззвучно прошелестела девчонка. – Сама собиралась пойти туда следующей весной, а тут такая оказия. Так не проще ли добраться до нее в веселой компании?
– Ты это называешь «веселой компанией»? – удивился Кай. – А что в Кете забыла?
– Ты тоже мне все свои секреты расскажешь? – усмехнулась она.
– Послушай, – он с подозрением прищурился, – не могу избавиться от мысли, что где-то тебя уже видел. Лицо твое мне точно незнакомо, но когда говоришь или двигаешься… Ничего в голову не приходит?
– Приходит, – кивнула девчонка. – Знакомиться не умеешь. Туговато у тебя с фантазией, охотник. Мог бы и поинтереснее что-нибудь придумать.
– Сказала Такшану, что я заставил тебя съесть кашу? – с усмешкой поинтересовался Кай.
– Нет. – Она сжала губы в линию. – Он ведь чего-то хочет от тебя. А вдруг поверит твоим словам, да и в самом деле пришлет кого потолще? А я что? Буду с голоду подыхать?
– Как тебя зовут? – спросил Кай.
– Каттими, – гордо расправила худые плечи девчонка. – Я дочь кузнеца!
– Плохая примета, – вздохнул Кай. – Для меня плохая. Однажды… Ладно. Скажи-ка мне, тебе не показалось, что у твоего Такшана руки длинноваты? И брови уж больно черны?
– Он полукровка, – выпятила девчонка губу. – То ли бабка, то ли дед у него из кусатара. Ну так и руки у него длинноваты, но не до колен же? Он ведь и сам этого не скрывает. А то стали бы с ним разговаривать тати? Он же за героя себя числит! Мол, выкупает у тати людей. А то, думаешь, как ему хиланские ярлыки достаются?
– Понятно-понятно, – задумался Кай.
– Что за плохая примета? – Она все еще стояла в десяти шагах от него, зевала, прикрывая рот ладонью. – У нас в поселке встреча с кузнецом считалась удачей.
– Да так, – ответил Кай. – Однажды я встретил дочь кузнеца, и после этого моя жизнь перевернулась.
– Влюбился? – загорелись у нее глаза.
– Нет, – махнул рукой Кай. – Просто все совпало. С ней все в порядке, думаю, она даже счастлива. Моя жизнь перевернулась. Не из-за нее. Из-за меня. Ты что-то еще хотела спросить?
– Ага. – Она взъерошила короткие волосы. – Почему тебя кличут Весельчаком? Я еще ни разу не видела, чтобы ты улыбался.
– А вот так? – Кай старательно растянул рот.
– Да ну тебя, – надула губы Каттими, – я лучше пойду.
– Ладно, – проворчал Кай и добавил, когда девчонка обернулась: – Как-то я встретил одного путника, у которого была кличка Лохматый. Так вот он был лыс, что твоя коленка. Понимаешь?
– Так ты Весельчак, потому что никогда не смеешься? – поняла Каттими. – А почему ты не смеешься?
– Невесело мне, – процедил сквозь зубы охотник.
Холод накатил под утро. Кай мгновенно открыл глаза и секундой позже услышал предупреждающий храп лошади. Его конь стоял опустив голову, прижав уши, словно он был не лошадью, а огромным псом, и смотрел вперед, в сторону распадка, заполненного утренним туманом, в который дорога ныряла, словно в молочную реку. А ведь только вечером он набирал воду в текущем там ручье.
– Тихо, тихо, – прошелестел Кай, снимая с лошади сразу и ружье, и копье. – Тихо, Молодец. Умник, коняшка, умник. Я тоже вижу. Густоват туман, густоват. Не все чисто с туманом. Только нам никак не нужно встречать его там. Там болотина, его нужно встретить здесь. Но он не пойдет сюда просто так. Ведь ты меня понимаешь?
Конь с сомнением фыркнул охотнику в щеку.
– Ну я же не всегда предлагаю тебе такой трюк? – усмехнулся Кай, с гримасой перетягивая повязку на груди. – Очень редко. И он пока что никогда нас не подводил. Ведь так? С меня лепешка, приятель.
Мягкие губы прихватили охотника за плечо.
– Только будь осторожен, – попросил коня Кай, вытащил из-за пояса нож, вновь надрезал многострадальную ладонь, промокнул в крови платок. – Очень осторожен, – повторил Кай и привязал платок к сбруе. – Он на кровь пойдет, точно тебе говорю.
Конь фыркнул и поскакал вниз по дороге. Не сводя с него взгляда, Кай перебежал на левую сторону тракта, остановился под раскидистой сосной, заставившей даже дорогу вилять у ее корней, сорвал с плеча моток веревки, перекинул ее через толстый сук высоко над головой, свободный конец закрепил на поясе. Между тем конь доскакал до молочного месива, окунул в него копыта, погрузился почти по брюхо и вдруг резко рванулся назад. Каю даже показалось, что он увидел взметнувшуюся над туманом лапу. Раза четыре ему приходилось отправлять верную лошадку выманивать из засады какую-нибудь мерзость, но никогда конь не рвался назад с такой скоростью. И вслед за ним из распадка не побежал зверь, а пополз сам туман. Он накатывал волной, так, будто сердобольная хозяйка подхватила в печи чугунок и выскочила с ним в зимнее морозное утро, и там чугунок покрылся паром, скрылся в пару. И вот уже хозяйки нет, но источник пара словно несется сам по себе и против ожидания окатывает не кипятком, а холодом.
Конь домчался до Кая за секунды, охотник зацепил за упряжь крюк, которым заканчивалась веревка, и ринулся вперед, чтобы присесть меж молодых сосенок, распушивших ветви у обочины тракта. Он разглядел в клубах тумана зверя, когда до него оставалось с пару десятков шагов. Тот не был слишком быстр, верно, думал, если вообще мог думать, что его добыча все равно никуда не денется. Да и запах не обманывал зверя: пахло людьми, лошадьми, кожей, тканями, сталью. Всем, что было столь лакомым и доступным, исключая разве что недавних злых всадников, которые обожгли ему морду, плечи и передние лапы. Всякий, разглядевший зверя издали, решил бы, что он видит медведя. Но медведя-уродца, потому как голова его была непомерно велика даже для медвежьего туловища, а лапы слишком длинны, и сам он был чересчур велик для медведя, и не бежал он, а скакал, потому как отталкивался от усыпанного хвоей тракта не подушками вооруженных страшными когтями клешней, а их оборотной стороной, он словно опирался о землю кулаками! Всякий, увидевший зверя вблизи, умер бы от ужаса, потому как тот был в два раза больше лошади, и на его обожженной морде горели бешеным пламенем вместо глаз огненные щели.
Кай передумал в мгновение. Выставлять против такой туши даже пятилоктевое копье было равносильно попытке отогнать грозовую тучу, надувая щеки. И он выстрелил в зверя сразу из четырех стволов. Однажды ему приходилось стрелять сразу из двух. Тогда он чуть не вывихнул себе плечо. На этот раз Кай оказался более предусмотрителен: к прикладу ружья заведомо была прикреплена прошитая кожей войлочная подушка, да и куртка была усилена кожаными вставками как раз на груди, но все же удар оказался столь сильным, что он на мгновение потерял сознание. А когда пришел в себя, понял, что лишился и слуха. И все же вой зверя перешиб даже временную глухоту. К счастью, конь охотника не оплошал, в момент выстрела он рванулся прочь и в тот краткий миг, на который Кай обратился в безвольную куклу, успел вздернуть хозяина на достаточную высоту, чтобы зверь проскочил под ним.
– Ну и тварь, – только и вымолвил Кай, с трудом взбираясь на толстый сук и глядя, как окровавленное, ослепленное чудовище ломает клыки о выпавшее из рук стрелка ружье, и почти сразу заорал что было силы: – Здесь я! Здесь! Сюда!
Зверь расслышал призыв мгновенно. Ружье отлетело в сторону, развороченная морда, на которой среди кусков плоти остались только зубы, обратилась вверх, и длинные лапы, нащупав ствол, тут же раскрылись клешнями древолаза. Они не просто вцеплялись в кору, они прокалывали, щепили саму древесину гиганта.
Кай встретил чудовище у основания сука. Загнал в глотку копье, подпрыгнул, уходя от удара когтистой лапы, уцепился за следующую ветвь, взобрался на нее, а потом уже сек и рубил ползущую за ним по стволу мерзость мечом, пока та, потеряв обе лапы и изрядную часть головы, не рухнула к основанию дерева грудой распадающейся в черную слизь плоти.
Когда Кай спустился на землю, его ноги дрожали. Сосны больше не было. Верхушка еще держалась, но на три десятка локтей ствол лишился половины сучьев и оказался выгрызен с некоторых сторон до сердцевины. Конь Кая, раздувая ноздри, ткнулся ему в плечо.
– Две лепешки, – хрипло выдохнул охотник и полез в поясную сумку за обещанным. – В этот раз мы обошлись без новых ран, хотя старые, похоже, открылись.
Молодец с удовольствием принял лакомство, а Кай, зажав нос платком, приблизился к поверженной туше и потянул за торчащее между огромных клыков древко. Извлеченное из пасти зверя копье было исковеркано – поперечина смята, лепесток наконечника прокушен. Вдобавок плоть чудовища оказалась ядовитее обычного. Сталь осыпалась на глазах. То же самое стало и с ружьем. От приклада не осталось ничего, стволы были смяты, замки сплющены.
– Говорят, что такая же туманная тварь скоблила когтями ворота Намеши, – хрипло заметил подошедший Такшан. – Ворвалась бы в город, вся намешская гвардия бы не справилась с нею. Но тут на дороге показался обоз беженцев, торопящихся в город, она и отвлеклась. Перекусила обозом и пошла на запад. Может быть, это она и есть?
– Может быть, – кивнул Кай.
– Ты, Весельчак, сделал бы честь любому войску, – с интересом пробормотал Такшан.
– Боюсь, что не любое войско сделало бы честь мне, – ответил Кай и бросил обломки ружья Шарни, который бледнее бледного трясся за спиной Такшана. – Держи, купец. На память. Похоже, придется выторговать у тебя другое ружье.
– Я – не купец, – поправил охотника Шарни и посмотрел на него с надеждой. – Ты не бросишь нас?
Кай смотал веревку, поднялся в седло, взглянул на обоз, готовый то ли продолжать путешествие, то ли разворачиваться вспять.
– Нет, конечно, а то ведь следующая тварь, вместо того чтобы перекусить обозом, пообедает мною. Кажется, в прошлый раз я погорячился насчет пяти таких зверьков. Да и еще одно дельце у меня к тебе появилось, Шарни.
– Какое? – прохрипел тот.
– Копья у меня больше нет, поможешь с хорошим оружейником?
– Это самое легкое, что ты мог у меня попросить! – с радостью отозвался толстяк.
– Вот и славно, – пробормотал под нос Кай и сдвинул брови, разглядев холодный огонь в глазах Такшана.
Птицы запели на пятый день пути. Но вечером четвертого дня Кай увидел, что след рыжего и его спутников покинул тракт. До узкой речушки, которая пересекала спустившийся в глубокий овраг тракт каменистым перекатом, следы коней были, после нее – нет. Кай спрыгнул с коня, скинул сапоги, вошел в холодную воду и прошел вниз по течению с сотню шагов. Когда вернулся, на дороге увидел Туззи, сидящего в седле.
– Рыжий по воде ушел? – понимающе ухмыльнулся верзила. – И ты за своим дружком?
– Нет, – покачал головой Кай.
– Да ладно, – махнул рукой Туззи. – Середина пути почти. Что тебе обоз? Я дорогу по руслу Каменной речки знаю. Выводит она прямо к Эрхе, ну, правда, на сотню лиг южнее Кеты, да и сама речка сотню лиг лишних петлями раскидывает по чаще, но зато без забот. Южный край леса спокойнее.
– Телеги не пройдут, – сказал Кай.
– Так ты ж вроде не нанимался ни в проводники, ни в охранники? – прищурился Туззи.
– Я вот не пойму, кем ты нанялся? – поинтересовался Кай. – Или ты в удовольствие за обозом тащишься.
– Не твое дело, – оскалил зубы верзила. – Может быть, я в Кете наряд на охрану возьму?
– Ага, – кивнул Кай. – За пять лиг от города. Наверное, толпятся уже заказчики? Ждут славного воина…
– Ты язычком-то поосторожнее шевели, – прошипел Туззи. – А то ведь он о зубки пораниться может. Я ведь не мерзость пустотная, с дури под твой клинок не попрусь. Издали возьму. А то и деревенщину свою с цепи спущу. Хочешь стрелку в затылок заполучить?
– А что, приятель? – Кай присел на камень, натягивая сапоги. Он с трудом сдерживался, чтобы не прикончить мерзавца немедленно. Хотя был ли он уверен, что Туззи – мерзавец? Да и если бы пришлось убивать всех мерзавцев, под ногами бы хлюпало от пролитой крови. – Может быть, сойдемся клинок в клинок? Да вот хоть прямо здесь? Ты не бойся, видишь, я и хромаю, да и бок у меня не в порядке. Рискнешь обнажить меч? Как думаешь, если я тебя окорочу на половину локтя, разбежится твое воинство или нового вожака выберет? Ну что, дальше с обозом пойдешь или свернешь на Каменную?
Туззи схватился за рукоять своего меча немедленно, но из ножен его не выдернул. Покраснел, как небо в разгар Пагубы, прошипел что-то неразборчивое и развернул коня прочь.
Вечером к Каю снова пришла Каттими. Нельзя сказать, что она округлилась за последние дни, но что-то на ее лице, кроме глаз, появилось. Она вновь предложила Каю кашу, вновь безропотно съела ее сама, жалуясь, что, с тех пор как стала есть больше, каждый вечер проваливается в сон, как в черную яму. Конечно, может быть, в каше есть какое-то сонное средство, только зачем Такшану усыплять Кая? К примеру, если бы тот спал прошлой ночью, то страшный зверь не только расправился бы с проводником, но и разнес бы весь обоз.