– Нет, и это означает, что я сам решаю, наказать ли моих людей. Только я. Лоота, я тебя наказываю. Иди, холодная вода, как обычно. Очнешься – жди меня в… А где, кстати?..
– Он в нижнем зале для гостей, – прогудел аоори, верно распознавший незавершенный вопрос о сыне Лооты. – Там никого из чужих поблизости. А если за ним пробовали следить, как раз туда подобраться неоткуда. Зато вам, энэи, от вашей комнаты брести будет совсем близко. И я распорядился, чтобы в верхнем зале накрыли для вас ужин.
– Наказал, вот ведь вреднючая сушеная акула, – почти не расстроилась Элиис. Она погладила дрожащую и всхлипывающую сирену по плечу: – Идем, я буду тебе сочувствовать. Подумаешь, вода. Хочешь, вдвоем станем мерзнуть? Не плачь.
Лоота плакала. Жалобно и тихо, сжавшись, закрыв лицо руками. Ее увели, бережно, но крепко удерживая за обе руки. Аоори прикрыл за спиной Элиис дверь и только после этого нагнулся и извлек из-под ложа араави длинный узкий нож. Усмехнулся, положил на столик.
– Опять взялась за свое, – сообщил он без особого удивления или злости.
– Проще всего было бы лишить голоса и отослать в дальний малый храм, – отозвался араави. – Но такое решение сломает ее окончательно. Станет никому не нужна… А ведь знает немало и служит по-своему верно. К тому же кого еще я могу просить о некоторых тонких и спорных услугах вроде дела с посланником ваура?.. Как мальчик?
– Я помню, энэи, свой недосмотр прошлого года, – тяжело вздохнул аоори и пояснил, наказывая себя каждым словом: – Восточный храм отравил мальчика, который пробрался к нам тайком и что-то желал рассказать, но не успел. Какой я аоори, если не уберег ребенка? Но я усердствую и на сей раз принимаю все меры: его охраняют лучшие люди. Лекарь у нас наилучший, так что выкупленный вами сирена жив, он очнулся, ему гораздо лучше. Будете с ним разговаривать теперь?
– Да.
Араави неспешно сел, потянулся, умылся. Охотно выпил травяной настой. Улыбнулся, отмечая, что отдохнул хорошо и полноценно. День сна! Такой безмерной роскоши он не позволял себе давно. Эраи встал, зевая и щупая стенку, побрел по узкому коридору, не пробуя казаться бодрым. Аоори беззвучно двигался следом. Лишь иногда постанывали самые слабые дощечки пола.
– Ориим был в один уровень, – припомнил араави.
– Этот – в два с лишком. – Страж за спиной усмехнулся. – Он почище, поприятнее, мы с полным почтением перенесли вас, в закрытых носилках. Здесь и для божественной нашлась комната прямо с окном на скотный двор. Ни единой мысли о побеге, она все время кормит Коора.
– Чем? – лениво полюбопытствовал араави, пряча в ладони зевок.
Он немедленно поплатился за неуместный вопрос, ведь перечисления хватило на всю длину коридора. И еще осталось – как раз чтобы устроиться за столом и дождаться, пока тощий парнишка-сирена дохромает до предложенного ему удобного кресла возле того же стола напротив араави.
– …и, само собой, лепешки с сырной начинкой, – закончил дотошный аоори. – Подавать ужин?
– Так сразу – ужин… Однако спал я долго. Конечно, подавай. Лепешки он съел все?
– Нет, мы боролись и парочку отстояли, – ответил достойный воин.
Сирена неуверенно сел и огляделся. Было видно: происходящее для него непонятно и непривычно.
– Ты трижды сбегал из замка, – заинтересованно припомнил араави то, что сообщили ему чужие слуги. – Ловок. Я изучал устройство таких крепостей и до сих пор сохранял весьма твердое убеждение, что оттуда не выбираются. Все обучение сирен, как мне известно, налажено на отдельном острове.
– Первый раз ушел вплавь, – безразлично отозвался сирена, глядя в пол. – Потом я спрятался в лодке, которая меня же искала. В третий раз дождался окончания переполоха и выбрался во внешний мир совсем незаметно. Я сам вернулся обратно, когда побродил по берегу, посетил три ближайших острова и выяснил все, что хотел узнать. Но моя готовность излагать условия и принимать разумные требования никого не устроила.
– Занятно. Что же ты хотел узнать за стенами замка? – продолжил любопытствовать араави, выбирая сырную лепешку. – Ты ешь, не завидуй. Я не уважаю тех, кто страдает завистливостью и скрывает свой аппетит.
– Сперва укажите мою казнь, – усмехнулся сирена, коротко глянул на араави и снова уставился в пол. – Может, мне пища уже без пользы.
– «Сперва»! – возмутился Граат. – Что за день! Все словно забыли, кто я, меня таскают с места на место, как груз, мне ставят условия, а теперь вот не просто просят – требуют! Я пока не знаю, за что тебя следовало бы казнить. Здесь не восточные острова, их порядки и их обиды меня не занимают. Учти пока вот что: ты обошелся храму запада в две тысячи граонов серебром. Изволь кушать и выздоравливать, ценный ребенок.
Сирена перестал изучать пол, заинтересованно прищурился, глядя на араави прямо и удивленно. Но уточнять ничего не стал, а осмотрел подносы, число которых все возрастало. Подвинул поближе крупную копченую рыбину, бобовые стручки, большую лепешку и надолго смолк, занятый ужином. Аоори принял кувшин из рук слуги, принюхался к содержимому, не нашел ничего опасного, наполнил кислым молоком две плошки и поставил возле сидящих за столом. Сам он замер у плеча араави, с умилением глядя на мальчика, жадно глотающего куски, готового лезть руками в каждое блюдо…
Наконец сирена наелся до блаженной медлительности движений, удобно уселся в кресле и прикрыл глаза.
– Я готов повторить то, что уже говорил в замке, вернувшись туда. Я покинул место обучения всего лишь потому, что хотел знать, как живут люди. Мне казалось важным посмотреть на тех оримэо, которые не принадлежат Сиирэл, не служат и не владеют даром. – Он пожал плечами и скривился от боли в свежей ране. – Я всегда жил в замке, с рождения, наверное. Если в иных местах все так же, в служении нет смысла. Но мне сказали: не мое дело – думать. Мое предназначение состоит в том, чтобы исполнять волю хозяина, которого назначит храм. Мне представляется, что без понимания мира я буду дурно исполнять повеления… Опять же, я не желаю что-либо делать, не понимая смысла и цели задания.
– Что же ты решил, побывав на берегу?
– Прежде всего я убедился в том, что мой голос очень опасен. И еще я пришел к выводу, что не готов служить любому хозяину. – Юноша упрямо глянул на араави. – Я вернулся и попросил у жрецов право на выбор хозяина, годного для меня. И тогда меня стали воспитывать.
– Судя по всему, без особой пользы, – отметил араави. – У тебя есть вопросы или просьбы?
– Почему вы, жрецы запада, купили именно меня?
– Мои люди искали ребенка, рожденного в третий месяц от завершения сезона дождей, в определенный год. Его мамой была сирена, у него на плече знак принадлежности храму и символ острова Поути, откуда прислали его отца. Еще мои люди имели при себе оттиск ладони женщины, родившей ребенка. Он ставился на запись о рождении, все совпало.
– И что, по такому случаю я должен возрадоваться и принять нового хозяина? – с некоторым ехидством уточнил сирена и опустил веки, откинувшись на спинку кресла. – Пока что я признаю одно: уплаченная за меня цена высока. Мне известно, сколько в точности серебра храм воздает за детей, забирая их из семей. Вы переплатили. Хочу заметить, что годным хоть к чему-то, кроме поедания пищи, я стану нескоро, а верну ли должную силу голоса, пока вовсе неизвестно. Ребра разбиты, горло пострадало, голос сел. Рука, сами видите, сломана.
– Хозяина для тебя пока нет, – отозвался араави. – Но имеется важное дело, и мне для этого дела требуешься именно ты. Полагаю, несносный мальчишка, я не стану слушать твое мнение о готовности исполнять или не исполнять то, за что я уплатил полновесным серебром. Вот твоя работа: я устал до последней крайности от постоянных попыток твоей полубезумной мамы добраться до сока ош. И от ее продолжительной болезни, выраженной в навязчивом желании перерезать мне, якобы прячущему вожделенное, мое тощее ненавистное горло. Изволь присматривать за негодной хранительницей. И только попробуй не справиться.
Сирена широко открыл глаза и молча слушал араави. По его взгляду, шало прыгающему по лицам, по напряжению, вынуждающему дрожать левое веко, араави понял: юноша использует вторую часть дара. Настоящие сирены – лучшие из них, осознанно впитавшие и принявшие полноту капли дара, – не только внушают, но и безошибочно улавливают ложь. Выцеживают тончайшие намеки на неискренность в оттенках голоса, мимике, дыхании, пульсе, даже в молчании…
– Она себе самой противна, когда натворит невесть что, – признал араави, с растущим интересом рассматривая юношу. – Плачет, просит прощения. А потом снова утрачивает всякое понимание пользы и вреда, добра и зла, себя и мира. За год она четыре раза добиралась до моей комнаты. Сколько раз ее ловили стражи в коридорах, не ведаю.
– Моя мама? – Голос сирены приметно дрогнул.
– Судя по приметам поиска – твоя.
– Не понимаю… Что следует делать?
– Ты дурно слушал. Но изволь, я повторю медленно и подробно. Следить за ней. Убеждать, в том числе голосом. Я полагаю, ты – единственное существо на всем нашем Древе, действительно важное для Лооты.
– Вы ее хозяин? – едва заметно поморщившись, предположил сирена.
– Я, скажем так, в равном с тобой положении, – вздохнул Граат, морщась и нехотя позволяя себе глубокий зевок. – Мне передали сирену покойного перламутрового араави, не спрашивая согласия. В довесок к жезлу. Меня забыли спросить, хочу ли я стать ее хозяином.
– То есть вы хотите сказать, что вы и есть…
Юноша запнулся и удивленно нахмурился. Араави проследил за его взглядом. Не обнаружил на собственном одеянии белой окантовки, пусть даже самой узкой. Потер костяшками пальцев лоб. Обернулся к аоори. Тот безмятежно улыбнулся и развел руками, даже не пытаясь выглядеть виновато:
– Вы, энэи, когда по трое суток не отдыхаете, потом делаетесь непробудимы.
– Уж так прямо…
– О наш трудолюбивый и неусыпный владыка, – с отчетливым ехидством покаялся аоори, гулко стукнув себя в грудь и поклонившись. – Признаю, я подобрал кое-какие травки, продлевая время отдыха. Вас отстирали после горного похода, если позволите так сказать. Грязи было много, поверьте. Лекарь делал вам массаж, далее он же разминал стопы. Потом пришла девочка и стала спрашивать, что такое древняя кровь.
– Девочку зачем приплел? – насторожился араави.
– Так за все уж сразу решил повиниться, – с трудом пряча улыбку, вздохнул страж. – У меня волосы острижены коротко, Лоота спала, прочие воины тоже не сгодились. Отказать божественной было невозможно, мы все чтим Сиирэл. И мы с благоговением… не вмешивались. Она плела косички. Пробовала по-всякому, чтобы покрасивше выходило, поровнее, вы же ей подарили коня. А потом Лоота вошла – и вот…
Араави судорожно ощупал голову. Охнул, торопливо ободрал несколько ленточек, разворошил волосы. Сокрушенно глянул на сирену, согнувшегося в кресле. Смеяться над владыкой тот не мог, вдобавок смятые ребра нещадно болели… Но не смеяться тоже не получалось. Справился с собой юноша на редкость быстро. Поклонился, даже попробовал встать, но был остановлен жестом Эраи.
– Значит, теперь я принадлежу западным островам, никакой ошибки нет и решение принято, хотя мы пока что на срединном Тооди, – сделал вывод сирена. – Неожиданно… О вас говорили в крепости сирен востока много дурного, о владыка Граат. Так много, что я заинтересовался.
– Хотя бы не обзывали меня сушеной акулой? – живо уточнил араави.
– Нет, – удивился сирена. – Звали просто акулой. Зубастой. А что?
– Пустяки. Как мне тебя звать?
– Не знаю. Тех, кто не допущен до взрослого служения, в нашей крепости именовали по году приема и комнате проживания. Меня приняли в год Волны, я должен быль отзываться, когда кричали «девятая Волна».
– Пять лет назад началось твое обучение… чем же ты занимался первые десять лет жизни? – удивился араави.
– Жил там же, при храме, учился воинскому делу, – отозвался сирена. – Ведь жрецы еще не знали наверняка, есть ли у меня в голосе мед и яд, годны ли они по силе.
– Ясно. Иди вниз. Твоя мама наверняка уже закончила мерзнуть в воде и теперь готова знакомиться с сыном, вполне надежно осознавая себя.
– Она… здесь? – В голосе проявилось короткое смятение.
Араави кивнул. Его аоори, не дожидаясь новых приказов, прошел к дверям, подозвал одного из своих людей. Указал на сирену и велел проводить и поддержать. Юноша ошарашенно дернул плечом. Зачем поддерживать? Он вроде не падает, хоть и хромает.
– Привыкай, – безнадежно посетовал Граат. – Эти здоровенные чудища еще хуже моей сирены. Они никого не слушаются. Меня наверняка теперь же запрут, а если лекарь велит, вынудят снова отдыхать.
– Вас… запрут? – осторожно переспросил сирена.
– Обязательно, – заверил аоори, сохраняя полнейшую серьезность. – У нас строго. Лекарь сказал – исполняем.
– Очень необычные порядки.
– Ты не умничай, пока еще есть целые ребра, – с напускной мрачностью буркнул аоори.
Сирена сказал бы больше и поинтересовался многим, но желание увидеть маму было гораздо сильнее любопытства. Он уже хромал через комнату. И позволил себя поддерживать, то есть, в общем-то, нести вниз по крутой лестнице…
Лоота, как и предполагал араави, успела выбраться из холодной воды и дрожала под толстым шерстяным покрывалом. Всхлипывала пуще прежнего, безвольно комкая край ткани. Ей и самой представлялось, что вспышки слепой бессознательной злобы остались в прошлом. Оказывается, нет.
Элиис старательно расчесывала ее мокрые волосы и утешала, как могла:
– Все равно, если честно, он малость получше моей родни. И уж всяко гораздо толковее отца Юго. Не пьет, не дерется. Умный. Сердится иногда, шумит и в воду загоняет – но у каждого свои недостатки.
– Я-а п-п-п-п… – Синие от холода губы не желали выговаривать сложное для них слово.
– Правильно? – предположила Элиис.
Сирена всхлипнула еще горше и замотала головой.
– Привыкну? – повторила попытку угадать Элиис. – Это да, наверняка. И ты, и я… Если уж по совести, ну куда я денусь от коняки?
– Т-ты добрая, – плотнее вжалась в угол сирена и выговорила хоть что-то. – Я пыталась его убить. Тайком. Понимаешь? Эта гадость сильнее меня. Гораздо сильнее. Как ты догадалась закричать… Я ведь тоже могла использовать голос. У меня исключительно сильный голос, вот в чем беда.
– Ты вылечишься, – пообещала Элиис. – Я попробую поговорить с водой. Уже попробовала, я ведь всамделишный сирин, как выяснилось вчера. Вода из тебя вытянет плохое. Не сразу, но постарается.
– Спасибо.
– А это кто? – Элиис ткнула пальцем в замершего в дверях юношу. – И кто его так помял?
– Не знаю. – Лоота дернула плечом под покрывалом и стала с удивлением рассматривать прибывшего. Она полагала, что достаточно полно представляет себе окружение араави. Все же именно она – личная сирена владыки и оберегает араави Эраи усердно и старательно, когда помнит себя…
Стоящий за спиной юноши воин древней крови мрачно сдвинул брови и показал Элиис на выход. Мол, пора тебе. Девочка закусила губу, решая непростую и малопонятную задачу: стоит ли слушаться. Наконец она вздохнула, положила гребень на столик и встала.
– Мне пора кормить Коора.
– Надо же… Неужели он еще может есть? – не поверила Лоота.
– Он постарается, раз так надо, – с сомнением предположила девочка.
Она прошагала к двери и выбралась в коридор. Страж вышел следом. Он слышал, закрывая дверь, как юноша неуверенно спросил или позвал: «Мама»… как охнула Лоота…
Дверь плотно закрылась и отрезала звуки. Элиис дернула огромного носителя древней крови за штанину. Она уже успела усвоить: эти страшные на вид люди не обижают детей.
– Кто таков?
– Сын энэи Лооты, – коротко ответил тот.
– Ух ты! Пойду скажу араави, что он не такой уж и сушеный…
– Нет. Травник велел уложить детей на закате.
– А он что, важнее меня? Я же эта, как там, божественная. И желаю общаться со жрецом, вот.