Что касается последних глав, где рассматривается влияние производства на рынок, научное значение термина «товар» {Ware) в отличие от его обыденного значения, различия в степени способности товаров к сбыту и, наконец, денег, то в этом отношении сказать почти нечего. Идеи, содержащиеся здесь, и разрозненные замечания о капитале, содержащиеся в предыдущих разделах, были только первыми набросками, которые получили развитие в более поздних публикациях. И хотя они оказали серьезное влияние, известными они стали только благодаря более позднему и более подробному изложению.
Такое подробное рассмотрение здесь содержания «Оснований» может быть оправдано выдающимся положением этой работы среди публикаций Менгера, а по сути и среди всех работ, заложивших основы современной экономической науки. Возможно, в этой связи уместно процитировать суждение ученого, лучше всего способного оценить относительные достоинства различных вариантов современной школы, Кнута Викселля, который первым наиболее успешно соединил то лучшее, что было в учениях различных групп. По его словам, «своей славой он обязан этой работе и благодаря ей его имя дойдет до потомков, поскольку можно суверенностью сказать, что после «Начал» Рикардо не было ни одной книги – даже с учетом блестящих, хотя и довольно афористичных достижений Джевонса и необычайно трудной работы Вальраса, – которая оказала бы на развитие экономической науки такое большое влияние, как «Основания» Менгера»[161].
Но сам прием этой книги едва ли можно назвать восторженным. Ни один из рецензентов в немецких журналах, кажется, так и не понял значения ее основного вклада[162]. У себя на родине попытки Менгера получить на основании этой работы право чтения лекций в Венском университете увенчались успехом лишь после преодоления определенных трудностей. Едва ли он знал, что перед тем, как он начал читать свои лекции, университет окончили два молодых человека, которые сразу увидели в ней «архимедову точку опоры», как назвал ее Визер, позволяющую совершить переворот в существующих системах экономической теории. Бём-Баверк и Визер, его первые и наиболее восторженные последователи, никогда не были его непосредственными учениками, и их попытка популяризировать учение Менгера на семинарах ведущих представителей старой исторической школы – Книса, Рошера и Гильдебранда – не принесла никаких плодов[163]. Но постепенно влияние Менгера у себя в стране возросло. Вскоре после его повышения на должность экстраординарного профессора Менгер (в 1873 г.) оставил свое место в канцелярии премьер-министра к большому удивлению его начальника Адольфа Ауэрсперга, который не мог понять, как кто-то может хотеть поменять должность, открывающую широкие перспективы для удовлетворения больших амбиций, на академическую карьеру[164]. Но это еще не было последним «прощай!» миру политики. В 1876 г. Менгер был назначен учителем несчастного кронпринца Рудольфа, которому тогда было восемнадцать лет от роду, и сопровождал его в длительных поездках по Европе, включая Англию, Шотландию, Ирландию, Францию и Германию[165]. После своего возвращения в 1879 г. он возглавил кафедру политической экономии в Вене и погрузился в спокойную и размеренную жизнь ученого, которая была столь характерной для второй половины его долгой жизни.
К этому времени идеи его первой книги – в этот промежуточный период он не опубликовал ничего, если не считать нескольких небольших рецензий, – начали привлекать широкое внимание. Заслуженно или нет, но в случае с Джевонсом и Вальрасом именно математическая форма, а не содержание их учения, по видимому, была их главным нововведением и составляла основное препятствие для его принятия. Но для понимания менгеровского изложения новой теории ценности подобных препятствий не было. В течение первого десятилетия после публикации книги ее влияние стало стремительно распространяться. В тоже самое время Менгер приобрел репутацию отличного преподавателя, и его лекции и семинары стали посещать все больше студентов, многие из которых впоследствии стали уважаемыми экономистами. Помимо уже названных, среди ранних членов его школы особого упоминания заслуживают Эмиль Сакс и Иоанн фон Коморжински, а также его студенты Роберт Мейер, Роберт Цукеркандль, Густав Гросс, а чуть позже Германн фон Шуллернцу Шраттенхофен, Рихард Рейсх и Рихард Шуллер.
Но если в Австрии шел процесс формирования новой школы, то в Германии – больше, чем в других странах, – отношение к экономистам было враждебным. Именно тогда в Германии получила наибольшее влияние молодая историческая школа под руководством Шмоллера[166]. На смену оберегавшему традиции Volkswirtschaftliche Kongress пришел вновь созданный Союз социальной политики[167]. Курсы экономической теории в германских университетах читались все реже. Таким образом, работе Менгера не было уделено должного внимания не потому, что немецкие экономисты считали, что он ошибался, а потому, что они считали предложенный аналитический подход бесполезным.
Вполне естественно, что в таких условиях Менгер счел более важным не продолжение работы над «Основаниями», а защиту избранного им метода от притязаний исторической школы на обладание единственным подходящим инструментом исследования. Именно этими обстоятельствами обусловлено появление его второй большой работы – «Исследования о методах социальных наук и политической экономии в особенности» («Untersuchungen tiber die Methode der Socialwissenschaften und der politischen Oekonomie insbesondere»)[168]. Необходимо помнить, что в 1875 г., когда Менгер начал работу над этой книгой, и даже в 1883 г., когда она была опубликована, еще не начали выходить работы его учеников, которые привели к четкому закреплению позиций школы, и что он вполне мог считать, что дальнейшие усилия окажутся тщетными, пока не будет разрешен принципиальный вопрос.
В каком-то смысле, «Исследования» представляют собой не меньшее достижение, чем «Основания». В полемике против притязаний исторической школы на исключительное право толкования экономических проблем с этой книгой вряд ли что-то может сравниться. Менее ясно, можно ли столь же высоко оценить ее положительное изложение теоретического анализа. Если бы Менгер был известен только благодаря этой работе, сожаление, которое иногда высказывают его поклонники, что он отошел от своих работ по конкретным проблемам экономики, имело бы смысл. Это не значит, что его рассуждения о характере теоретического или абстрактного метода не имели большого значения или влияния. Возможно, эта книга – больше, чем какая-либо другая, – способствовала прояснению особого характера научного метода в социальных науках и оказала огромное влияние на профессиональных «методологов» среди немецких философов. Но мне, во всяком случае, кажется, что ее основное значение для современного экономиста заключается в необычайно глубоком понимании природы социальных явлений, которое обнаруживается при рассмотрении указанных проблем для иллюстрации различных методов и при рассмотрении развития идей, с которыми должны работать социальные науки. Рассмотрение несколько устаревших взглядов, например органического или, точнее, физиологического толкования социальных явлений, позволяет ему прояснить истоки и характер социальных институтов, что может представлять интерес для современных экономистов и социологов.
Один из основных тезисов книги следует рассмотреть более подробно: подчеркивание необходимости строго индивидуалистического или, как он обычно говорил, атомистического метода анализа. Один из наиболее выдающихся последователей Менгера отмечал, что «сам он всегда оставался индивидуалистом в смысле классической экономической науки, чего нельзя сказать о его последователях». Вряд ли такое утверждение применимо больше, чем к паре случаев. Но в любом случае в нем явно недооценивается метод, использованный Менгером. То, что у классических экономистов оставалось некой смесью этических постулатов и методологических инструментов, было систематически развито им в последнем направлении. И если внимание к субъективной составляющей в работах представителей австрийской школы полнее и убедительнее, чем в работах представителей любой другой школы современной экономической науки, то этим они во многом обязаны блестящему обоснованию, приведенному Менгером в этой книге.
Его первая книга не привлекла внимания немецких экономистов. Но он не мог пожаловаться на недостаток внимания ко второй его книге. Резкая критика единственного признанного учения сразу же привлекла к себе внимание и вызвала среди прочих враждебных отзывов необычайно враждебную менторскую отповедь главы школы Густава Шмоллера[169]. Менгер принял вызов и ответил страстным памфлетом «Ошибки историзма в немецкой экономической науке» («Irrthtimer des Historismus in der deutschen Nationalokonomie»)[170], написанным в форме писем к другу, где он безжалостно громил позиции Шмоллера. С точки зрения содержания в памфлете не было ничего нового по сравнению с «Исследованиями». Но он отличался необычайной силой и блеском изложения, которой Менгер смог достичь, занимаясь не построением сложной академической аргументации, а участием в открытом споре.
Вслед за учителями к спору вскоре подключились также ученики. Создалась редко встречающаяся в научном споре обстановка враждебности. С австрийской точки зрения направленность спора определил сам Шмоллер, который после выхода памфлета Менгера пошел на беспрецедентный шаг и объявил в своем журнале, что, хотя он получил экземпляр книги для рецензии, он не смог оценить ее, потому что сразу же вернул ее автору, и воспроизвел оскорбительное письмо, приложенное к возвращенной книге[171].
Чтобы понять, почему проблемы соответствующих методов больше всего волновали Менгера до конца его жизни, нужно представить, какие страсти вызывал эти спор и что означал для Менгера и его последователей разрыв с господствующей немецкой школой. Шмоллер дошел до публичных заявлений о том, что члены «абстрактной» школы не соответствовали занимаемым ими должностям в немецких университетах, а его влияние было достаточно сильным, чтобы сместить сторонников учения Менгера с академических постов в Германии. И через тридцать лет после завершения спора влияние новых идей, которые теперь торжествуют повсюду, затрагивало Германию меньше, чем любую другую страну мира.
Но, несмотря на такие нападки, за шесть лет – с 1884 по 1889 г. – вышел целый ряд книг, которые окончательно закрепили в мире репутацию австрийской школы. Бём-Баверк уже в 1881 г. опубликовал свое небольшое исследование «Права и отношения с точки зрения учения о хозяйственных благах» («Rechte und Verhaltnisse vom Standpunkt der wirtschaftlichen Giiterlehre»), но только с одновременным выходом его работы о капитале «История и критика теорий процента на капитал» («Geschichte und Kritik der Kapitalzinstheorien») и «Источника и основных законов хозяйственных ценностей» («Ursprung und Hauptgesetze des wirtschaftlichen Wertes») Визера в 1884 г. стало очевидно, насколько сильное подкрепление получило учение Менгера в этом лагере. Из этих двух работ более важной для дальнейшего развития основных идей Менгера, несомненно, была работа Визера, поскольку в ней содержалось исследование явления издержек, известное теперь как визеровский закон издержек, о котором уже шла речь выше. Но еще через два года вышла работа Бём Баверка «Основы теории ценности хозяйственных благ» («Grundziige einer Theorie des wirtschaftlichen Giiterwertes»)[172], которая хотя и не добавила ничего особенно нового к работам Менгера и Визера, но благодаря огромной убедительности и четкости аргументации больше любой другой работы способствовала популяризации доктрины предельной полезности. В 1884 г. два непосредственных ученика Менгера Виктор Матайя и Густав Гросс опубликовали свои интересные работы о прибыли, а Эмиль Сакс выпустил небольшое, но очень качественное исследование по вопросу о методе, в котором он поддержал Менгера в его основном посыле, хотя и критиковал некоторые детали[173]. В 1887 г. публикацией своей работы «Основы теории государственного хозяйства» («Grundlegung der theoretischen Staatswirtschaft»), первой и наиболее полной попытки применить принцип предельной полезности к проблеме государственных финансов, Сакс внес свой основной вклад в развитие австрийской школы, и в том же году своим исследованием близкой проблемы природы дохода о себе заявил еще один из ранних учеников Менгера Роберт Майер[174].
Но самым «урожайным» был 1889 г. В этом году были опубликованы «Позитивная теория капитала» («Positive Theorie des Kapital») Бём-Баверка, «Естественная ценность» («Natiirli-cherWert») Визера, «Теория цен» («Zur Theorie des Preises») Цукеркандля, «Ценность в изолированном хозяйстве» («Wert in der isolierten Wirtschaft») Коморжинского, «Новые успехи экономической теории» («Neueste Fortschritte der National-okonomischen Theorie») Сакса и «Исследования о понятии и сущности земельной ренты» («Untersuchungen iiber Begriff und Wesen der Grundrente) Шуллерн-Шраттенхофена[175]. В последующие годы много сторонников появилось также среди чешских, польских и венгерских экономистов из Австро-Венгерской монархии.
Возможно, наиболее успешным изложением учения австрийской школы на иностранном языке была «Чистая экономика» Маффео Панталеони, первое издание которой вышло в том же году[176]. Из других итальянских экономистов идеи Менгера в большинстве своем или полностью были приняты Л. Коса, А. Грациани и Г. Маццола. Схожего успеха его идеи добились также в Голландии, где использование известным голландским экономистом Н. Г. Пирсоном учения о предельной полезности в его учебнике (1884–1890), опубликованном затем на английском языке под названием «Основы экономики», также оказало заметное влияние. Во Франции распространением нового учения занимались Шарль Жид, Е. Биллей, Шарль Секретан и М. Блок, а в Соединенных Штатах оно было тепло принято С. Н. Паттеном и Ричардом Эли. Даже первое издание «Принципов» Альфреда Маршалла[177], вышедшее в 1890 г., отражало намного большее влияние Менгера и его группы, чем могли представить себе читатели поздних изданий этой великой работы[178]. А в следующие несколько лет Уильям Смарт и Джеймс Бонар, которые еще до этого выказали свою приверженность австрийской школе, широко популяризировали ее работы в англоязычном мире[179]. Но – и это возвращает нас к особому положению работы Менгера – теперь все более известными становились уже не столько его собственные работы, сколько работы его учеников. Основным объяснением этого было то, что тираж «Оснований» Менгера уже был распродан и книгу было трудно достать, а Менгер не давал разрешения ни на переиздание, ни на перевод. Он надеялся в скором времени предложить намного более проработанную «систему» экономической теории и уж во всяком случае не желал переиздавать работу без тщательной переработки. Но его внимание отвлекали другие задачи, и осуществление этого замысла постоянно откладывалось.