Проект Паттерсона, под названием tonnage-act, т.е. билля о потонном сборе, встретил в парламенте сочувствие. Правительству нужны были деньги, и оно проектировало выдать из потонного сбора с судов и лодок вознаграждение тому, кто ссудит его суммой в 1,5 млн фунтов стерлингов. Паттерсон и предлагал учредить банк в форме акционерной компании, который заключит с казной заем на эту сумму.
Но и у Паттерсона было много противников, и, когда план его стал известен, началась война на бумаге, не менее ожесточенная, чем борьба между конформистами и нонконформистами или между старой и новой Ост-Индской компанией. Авторы отвергнутых проектов набросились как сумасшедшие на своего счастливого соперника; золотых дел мастера и содержатели ссудных касс подняли разъяренный вой; недовольные тори предсказывали падение монархии, ибо банки являются республиканскими учреждениями – банк процветает в Венеции, Генуе, Амстердаме и Гамбурге, но слыхал ли кто-либо о французском или испанском банке? Напротив, некоторые виги говорили о гибели английских свобод: банк – орудие тирании, ужаснее звездной палаты, страшнее армии Кромвеля; все имущество страны будет находиться в руках «тоннажного» банка – таково было презрительное название его, – «тоннажный» банк будет в руках монарха. Наконец, в верхней палате некоторые лорды заявляли, что весь план имеет в виду лишь обогащение ростовщиков за счет дворянства и джентри; люди, имеющие сбережения, предпочтут помещать их в банк под проценты, чем ссужать их под залог земель.
Деньги нужны были правительству – иначе Англия рисковала остаться без флота в Ла-Манше, – и билль был принят. Билль разрешает открытие подписки на 1,2 млн фунтов стерлингов, причем подписавшиеся (каждое лицо на сумму не свыше 20 тыс. фунтов стерлингов) образуют акционерное общество под названием «губернатор (директор) и компания Английского банка». Общество передает весь свой капитал правительству, которое обязуется уплачивать ему 8% с этой суммы, – кредит для того времени не дорогой.
С учреждением Банка Англии последнему не была предоставлена монополия, он даже не пользовался исключительной привилегией в области выпуска банкнот. Только законом 1708 г. запрещен был выпуск банкнот компаниям, учреждаемым в количестве более 6 человек, т.е. акционерным банкам. Такое запрещение считалось равносильным запрещению учреждать банки вообще, и действительно других банков (учрежденных компаниями) в Англии долго не возникало. Банкноты могли выпускать по-прежнему только отдельные банкиры; но в Лондоне это скоро прекратилось, ибо с появлением всесильного Английского банка роль банкиров там надолго свелась к минимуму. В провинции же, где до середины XVII в. Банк Англии не имел отделений, возникали небольшие банки. Первоначально это были торговцы, которые рядом с торговлей давали ссуды своим покупателям; они же принимали у последних вклады. Так возникали банки в провинции до середины XVIII в.; в 1755 г. впервые был сразу основан банк в отличие от этих постепенно возникающих банков. Но еще в 1759 г. насчитывалось в Англии всего 12 банков, и лишь в 1776 г. число их достигло 150, а в 1790 г. увеличилось до 300[73]. Они выпускали банкноты, которыми производили учет векселей, так что в провинции в отличие от Лондона банкноты являлись не столько свидетельствами о помещенных вкладах, сколько средством кредитования, ибо депозитная операция была в провинции еще мало развита и без выпуска банкнот банкиры не в состоянии были бы кредитовать своих клиентов[74].
Иное положение находим на континенте Европы. Публичные банки, которые здесь существовали, как мы видели, не занимались торгово-промышленным кредитом, частных же банков почти не было. Марпергер в своем «Описании банков» (1716 г.) называет банкиром купца или менялу, который имеет много дел с векселями на иностранные рынки. Ради вексельных операций (производства и получения платежей посредством векселей) купцы обращались к «ярмарочному» или «иностранному» банкиру, производившему свои операции в одном из крупных центров – Амстердаме, Милане, Франкфурте-на-Майне, – и только к концу XVIII в. стали для этого прибегать и к услугам местного банкира – до того времени они производили платежи, обходясь и без него. Во всяком случае, банкир, по общему правилу, лишь инкассировал их векселя, но самостоятельно их не снабжал кредитом. Лишь с начала и в особенности с середины XVIII в. возникают в отдельных местах ломбарды, выдающие купцу ссуду под товары, как, например, в Брюнне (Австрия) в 1751 г., в Санкт-Галлене в 1752 г., где купец помещал свой холст до поездки на ярмарку и получал под него ссуду для производства дальнейших операций[75]. Лудовици рассказывает о существовании таких «ленбанков», или ломбардов, не только в Италии, Англии и Голландии, но и в Гамбурге и Берлине[76].
В Австрии еще в 1785 г. на предложение группы лиц устроить публичный банк последовал отказ Иосифа II «решительно и навсегда». Но два года спустя датский банкир Баргум и группа местных оптовых торговцев все-таки сумели добиться патента на открытие «коммерческого, ссудного и вексельного» банка, капитал которого в значительной мере создавался из средств высшей австрийской аристократии; этим-то и объясняются успешные результаты ходатайства. Банку предоставлено было право производить все виды оптовой торговли, вексельные операции в пределах страны и за границей, учет и ломбардирование товаров. Ломбардная и учетная операции удачно развивались, но Баргум стал составлять подложные векселя, и когда это раскрылось, бежал (в 1790 г.), после чего привилегия, выданная ему, была аннулирована. Два года спустя представителям высшей аристократии (кн. Шварценберг, кн. Коллоредо, гр. Ностиц и др.) удалось снова выхлопотать привилегию на открытие банка, причем они ссылались на то, что за короткое время своего существования банк успел повести успешную борьбу с ростовщичеством (хотя административные органы это отрицали). Однако теперь ломбардная операция исчезает; напротив, банк занимается усиленно торговлей и учреждением промышленных предприятий. После банкротства государства и он вынужден был прекратить свою деятельность[77].
Вообще коммерческий кредит был на континенте Европы еще весьма мало распространен и в XVIII в.
Обширные торговые операции таких крупных фирм XVI в., как Фуггеры, Вельзеры, Гохштеттеры и др., обходились еще почти без кредита. Это были обыкновенно семейные полные товарищества, в которых каждый из членов не только нес риск, но и принимал нередко участие в общем предприятии. Правда, членам, выходившим из состава товарищества, разрешалось в виде особой льготы оставить свой капитал целиком или частью в предприятии в качестве депозита, т.е. как вклад, с которого они получали определенные проценты, независимо от прибылей или убытков товарищества. Однако эти капиталы принадлежали родственникам, которым оказывалась таким образом особая льгота. К посторонним лицам не желали обращаться, и они не могли помещать своих капиталов у компаний. 5%-ные депозиты были известны в XVI в. – у итальянских фирм, как мы видели, помещались депозиты уже раньше, – германские торговые дома и товарищества их принимали, а имперские чины уже в 1522 г. запрещали их, требуя, чтобы компании пользовались одним собственным капиталом. Но они составляли исключение. В начале XVI в. в Аугсбурге, крупном торговом центре того времени, депозиты были еще мало распространены, и летописец с удивлением рассказывает, что у Амброзия Гехштеттера князья, графы, дворяне, городские жители, крестьяне, батраки и служанки помещали то, что имели, из 5%; даже поденщики, которые имели не более 10 гульденов, отдавали их его компании, так что он по временам имел до 10 тыс. вкладов – никто не знал, что у него было столько. Позже Эк защищал contractus trinus и такой процент (contractus quinque de centum), ссылаясь на то, что в Аугсбурге он в течение свыше 40 лет применяется пользующимися почетом гражданами, женскими монастырями, учеными людьми[78].
К концу XVI в. компания суконщиков в Иглау вынуждена была «в стране и за пределами ее добиваться ссуд», обращаясь к купцам Праги, Штейра и других городов, а компания по сбыту олова в Амберге принимала вклады с правом взятия их обратно лишь по истечении 5 лет, тогда как компания могла ежегодно, с предупреждением за 3 месяца, отказаться от них. Это последнее право – освободиться от вкладов в любой момент – было весьма существенно для компании. В 1614 г. наряду с внесенной участниками суммой в 25 тыс. (117 лиц, в размере от 25 до 450 гульденов), имелось вкладов на 12 тыс. в размере от 250 до 5 000 гульденов (наибольшую сумму поместил курфюрст)[79]. Известная торгово-промышленная вюртембергская компания, центром деятельности которой являлся г. Кальв, в начале XVIII в. уже пользовалась в значительных размерах не только вкладами участников, которые обязаны были помещать известную часть прибылей у компании из 6% годовых (независимо от прибылей, получаемых ими в качестве членов), но и капиталами посторонних лиц; компания делала займы у частных лиц, правительственных касс, местных чиновников и центральной администрации вплоть до высших ступеней и уплачивала 4 или 5% Однако этим путем компания не столько имела в виду расширить свои операции, сколько заинтересовать население, в особенности же чиновников, в успехах предприятия и привлечь их на свою сторону. Когда же положение ее упрочилось, компания начала выплачивать обратно помещенные у нее капиталы, усматривая в них обузу, от которой нужно освободиться как можно скорее[80]. Этот факт крайне характерен. Он ярко выражает условия того времени, когда предприятия вовсе не стремились к расширению своих операций и всячески избегали обращаться к кредиту для этой цели.
С другой стороны, и помещать свои капиталы в предприятиях соглашались лишь весьма немногие; слишком рискованны были такого рода операции[81]. Банкротства представляли собой в то время, как видно из романов XVIII в. и статистических данных, приводимых Баашем, и из описаний деятельности отдельных предприятий, явления весьма частые[82]. Коммерческая деятельность ведь была соединена с большим риском: постоянные войны, опасности, сопряженные с мореплаванием (пиратство, кораблекрушения, отсутствие попутного ветра, задерживавшее суда), валютный хаос и т.д. легко приводили к гибели торговца, а тем самым разоряли и его кредиторов. Поэтому, кто имел лишние деньги, обычно держал их у себя или же приобретал на них землю. Взаймы давали только родственникам или знакомым или, в крайнем случае, при помощи объявлений во вновь появившихся газетах искали верного помещения денег, однако не в области торговли и промышленности, а в форме земельного кредита. В Пруссии к концу XVII в. была учреждена земская кредитная касса (Churmärkische Landschaft), созданная в интересах дворянского землевладения, которая принимала вклады и платила за них 6%, но она скоро обанкротилась, и хотя продолжала и впоследствии свою деятельность, но этот печальный опыт весьма пугал людей, не решавшихся после этого помещать в этом учреждении свои сбережения. В начале XVIII в. король сам стал помещать там свои деньги, и касса в частных вкладах не нуждалась[83].
Однако этот пробел заполняется как безвозвратными пособиями, так и ссудами, выдаваемыми в особенности промышленникам государством[84]. Во Франции, например, государство приходит на помощь промышленности и торговле не только безвозвратными пособиями, но и ссудами. Одно из учреждений – касса полупроцентного сбора (это был дополнительный к 3%-ному сбору, взимаемому с товаров, привозимых с Антильских островов), позже переименованная в Caisse de commerce, – выдало из своих средств (они первоначально были предназначены для борьбы с контрабандой в этих областях) 1,3 млн ливров (за пятидесятилетие 1739—1789 гг.). Ссуды были, однако, либо беспроцентные, либо с весьма низким процентом (не свыше 5), выдавались они на срок 1—6, редко более лет, иногда за поручительством, чаще же без него, почему много сумм (около четверти) не возвращалось[85].
С середины XVIII в. в Пруссии появляются небольшие группы лиц, у которых накопились некоторые суммы и которые стараются их поместить под проценты. Это придворные, дворянство, чиновники, в особенности же вдовы и сироты, всякого рода богоугодные заведения, монастыри. Эти последние категории особенно нуждались в помещении своих денег под проценты, так как обычно не имели других доходов и им пришлось бы для своего существования или для содержания учреждения расходовать самый капитал.
Упомянутая земская касса и другие учреждения дворянского поземельного кредита, а также учрежденный к концу XVIII в. королевский банк и его провинциальные отделения, наконец, государственная торговая компания (Seehandlung) принимали свободные суммы в качестве депозитов, но в крайне ограниченном количестве. Активные операции их были столь ограничены, что они не в состоянии были найти приложение даже для той небольшой суммы вкладов, которая им предлагалась. Им приходилось периодически производить возврат излишних накопившихся у них вкладов, причем это делалось обыкновенно в определенной очереди, в том порядке, в котором они были внесены, так что возвращались каждый раз наиболее давно помещенные суммы. Позже богоугодные заведения в качестве особой льготы добились того, что их вклады вовсе не возвращались, выплачивались же только суммы, принадлежавшие частным лицам. Последние также нередко обращались к королю с жалобами на то, что им некуда поместить свои сбережения, и просили о том, чтобы он приказал земской кассе или банку принять их вклады. Такие прошения подавались военными, отставными чиновниками, духовными лицами. Одни заявляли, что у них нет других источников дохода, другие ссылались на продолжительную и беспорочную службу на пользу государства, иммигранты указывали на то, что при самом вызове их из-за границы им было обещано принять их вклады. При этом они готовы были ввиду верности помещения довольствоваться 5%, которые эти учреждения уплачивали. Король часто отдавал приказание принять суммы определенных лиц (в особенности министров) или учреждений, и тогда приходилось возвращать вклады другим. В 1786 г. среди депозитов, находившихся у бранденбургской земской кассы на 3
1
2
И другие кредитные учреждения страдали от такого несоответствия между активными и пассивными операциями. Учрежденный в 1765 г. Прусский банк не сумел развить ни эмиссионную операцию (право ему было предоставлено), ни жировую, а ограничивался вексельной, ломбардной и депозитной. Но и кредитование (путем учета векселей и под товары) производилось, за отсутствием спроса, в ограниченных размерах, тогда как депозиты (судебных мест, опекунских учреждений, церквей, благотворительных установлений) быстро росли; временно приходилось приостанавливать их прием. Ввиду изобилия их банк стал кредитовать государство и землевладельцев, что привело его к несостоятельности. Характерно, что при создании в 1780 г. в Ансбахе банка, превратившегося впоследствии в Нюрнбергский банк, в качестве одной из основных задач его выдвигалось «всяческое оказание помощи той части подданных, которые часто находятся в затруднительном положении, не имея возможности немедленно поместить поступившие капиталы и наличные деньги». А в то же время купцы заявляли, что в кредитном учреждении, которое давало бы им ссуды, они не нуждаются, и когда некоторым из них банк предлагал ссуды для расширения предприятия, то они отказывались, ссылаясь на то, что от этого пострадал бы их кредит. «Активные операции» развивались медленно, тогда как вклады обильно притекали и никому нельзя было отказать[87].