Торольф прошел через строй и увидел человека средних лет, высокого и жилистого, с умными и глубокими серыми, как полуночное море, глазами, что ждал его приближения. Нетрудно было догадаться, что это и есть Торстейн Китобой. За спиной Китобоя стояли два дряхлых старика, создавая представительство переговорам, которые должны были состояться. Присутствие на переговорах старейшин – дело обычное, хотя и не вполне необходимое, потому что решение все равно будет принимать сам Торстейн.
Торольф остановился в двух шагах от Китобоя, с любопытством его разглядывая и не начиная разговор первым. Так велел его ранг, и ярл старался поддерживать субординацию сразу, чтобы не восстанавливать ее потом, если переговоры завершатся успешно.
– Мы рады приветствовать на своем берегу гостей, – сказал наконец Китобой, – хотя, признаюсь, никого не ждали в такую погоду…
Погода сама ответила Торстейну репликой. Штормовой ветер, трепавший его длинные волосы, принес холодный, почти ледяной дождь, капли которого сразу покатились по лицам встречающих, но не намочили лица ярла, поскольку ему дождь тугими струями бил только в прикрытую плащом спину и в прикрытый шлемом затылок.
– Я вижу, что вы народ весьма гостеприимный… – высказал Торольф укор. – Но я знаю также, что у вас есть основания так себя вести. Представлюсь… Я – ярл Торольф, иногда меня еще зовут Торольфом Одноглазым, и, наверное, не стоит объяснять, откуда такое прозвище, – он провел пальцами по шраму, пересекающему лицо и то, что было когда-то его вторым глазом.
– Я рад приветствовать на нашей земле прославленного воина, – довольно сухо сказал Торстейн. – Шторм заставил тебя искать убежище в нашем фьорде?
– Нет, – напрямую ответил Одноглазый. – Я плыл сюда целенаправленно, чтобы встретиться с Торстейном Китобоем.
– Это я, – ответил Торстейн. – Но с моей стороны невежливо принимать гостя, который прибыл специально ко мне, на улице да еще под дождем. Пройдем в дом…
Торольф согласно кивнул и шагнул вперед, не дожидаясь, когда развернется Китобой.
Дом Торстейна ничем не отличался от других домов – углубленных в землю сооружений, покрытых двухскатной крышей, заложенной дерном. Стены были выложены из необтесанных, только слегка подрубленных камней, поскольку строительные деревья в этой местности почти не росли и были дорогим удовольствием, а вот на сооружение крыши пришлось все же деревянные жерди использовать. Внутри было дымно, и дышалось с трудом, но Торольф давно привык, что его соотечественники, если они не ярлы или просто не слишком богатые люди, в большинстве своем живут именно так, в суровой простоте и без затей. Устроились рядом с очагом, над которым на цепи, держащей металлический крюк, висел большой котел, а в котле варилась обычная для всех береговых скандинавов рыбная похлебка.
Хозяин уселся прямо на козью шкуру, брошенную на земляной пол, уступив гостю более высокое сиденье – еловую колоду. Другой колоды в доме не было, таким образом Торстейн показал повышенное гостеприимство, которое ярл не мог не отметить, хотя радушия в голосе хозяина тоже не слышал. Старики из свиты Китобоя остановились у порога и садиться не пожелали.
– Я готов выслушать тебя, ярл, – просто сказал Китобой.
– Я прибыл к тебе с деловым предложением, – Торольф выдержал паузу, подчеркивая важность сказанного.
Но паузу не выдержал Торстейн.
– Я же сказал, что слушаю…
– Твое положение и твое противостояние с ярлом Ингьяльдом… Как ты думаешь, когда оно может закончиться?
– Когда на то будет воля Одина, – просто ответил Китобой и не стал вдаваться в подробности, не стал объяснять существо вещей, которое гость и без того, кажется, знал. – Я одного понять не могу, какое ко всему этому имеешь отношение ты, ярл…
– Самое прямое…
– Не понимаю…
– Ты знаешь, наверное, что конунг Норвегии Кьотви нашел себе достойное место среди костров Вальгаллы?
– Конечно. И даже знаю, что ты один из претендентов на его место. Хотя, скажу честно, мне думается, что место это должно принадлежать Ансгару, сыну Кьотви.
– Ты знаком с Ансгаром? – словно бы с каким-то сожалением спросил Одноглазый.
– Нет, нам не доводилось встречаться. Я за всю свою жизнь в других районах Норвегии бывал всего несколько раз, и Ансгар на моем пути не вставал.
– Мальчишка полукровка, по матери хитрый и коварный грек, умеющий, несмотря на возраст, плести интриги и претендовать на то, чего недостоин, но не способный повести за собой воинов. Иначе я сейчас не сидел бы против тебя, а давно уже кормил бы червей в земле. С его правлением Норвегия станет частью Швеции, и только. Наши соседи будут только рады такому конунгу, что не может постоять за свой народ.
– Может быть, дело обстоит и так, – вздохнул Китобой. – Я не в курсе тех событий, мне бы со своими разобраться. А это тоже не просто.
По виду хозяина Торольф сразу понял, что задел больную струну. Он лучше других знал, что главный враг и притеснитель того поддерживает с соседями тесные отношения. Следовательно, сам Торстейн симпатизировать шведам не мог.
– Вот потому я к тебе и приплыл.
– Я опять не понимаю.
– Я приплыл к тебе, чтобы помочь тебе и твоим людям разобраться с вашими событиями. Теперь понятно?
Китобой ответил сразу, без раздумий. Это означало, что у него быстрый ум, что Торольф умел ценить в других людях.
– Теперь еще менее понятно, чем раньше. Ты хочешь вмешаться в наши разборки с ярлом Ингьяльдом? Зачем? С какой целью?
– А почему бы и нет? Могу я оказать помощь какой-то из сторон?
Это прозвучало намеком – откажешься от помощи ты, не откажется твой противник…
– Можешь. Только я хотел бы знать, какой именно стороне ты желаешь помочь?
– Если бы я намеревался помочь старому ярлу Ингьяльду, то, наверное, высадился бы сразу в его фьорде.
– Допустим, ты намереваешься нам помочь. Вопрос только в том, зачем тебе самому это нужно? Ты уж извини меня, ярл, за прямоту, но мы народ простой и прямой, и я тебе откровенно скажу, что слухи о тебе ходят по нашей земле не самые лучшие. И о тебе, и о твоем сыне Снорри Великане.
– Мой сын недавно предстал пред Одином.
– Извини, я не знал этого. Пусть будет жарким его костер в Вальгалле.
– Но разговор о другом. Что говорят обо мне плохого?
– Если сказать мягко… Поговаривают, что ты не из тех, кто помогает другому по доброте душевной. И потому мне трудно тебя понять.
– Люди говорят правильно, – согласился Торольф Одноглазый. – Я обычно долго думаю, прежде чем что-то совершить. И забочусь о том, чтобы мое предприятие было удачным со всех сторон. В том числе и со стороны выгоды.
– И что ты надумал в этот раз?
– В этот раз я предлагаю помощь той стороне, которая согласится помочь впоследствии мне. Помочь на выборах конунга.
– А ярл Ингьяльд кого собирается поддерживать на выборах?
– Этого мне пока не дано знать, поскольку мы ни разу в жизни с Ингьяльдом не встречались, – не стал Одноглазый раскрывать все карты. – Он живет отдельно от норвежской жизни и больше интересуется шведскими делами, которые норвежского ярла вообще-то касаться не должны. И, я думаю, он выбрал бы конунгом того, кто будет больше удобен шведам. Но решать за ярла я не могу, и потому не буду утверждать это твердо. Короче, я решил начать с вас и предложить вам свою помощь.
– Пусть так, – согласился китобой. – Но в чем должна выражаться наша помощь? Тебе нужны голоса наших выборщиков на общем собрании? Туда от нас поедет только один человек. И едва ли единичный голос может что-то решить.
– Мне нужна поддержка военной силой, – сказал ярл напрямую. – Я помогаю вам военной силой, взамен вы точно таким же образом помогаете мне. Союз двух воинских сил – это уже не одна-единственная сила. Союз всегда бывает выгоден всем сторонам, в него входящим.
– Ты собрался воевать?
– Если придется, то я буду вынужден воевать. А это, скорее всего, произойдет, выберут меня или не выберут. Я намереваюсь стать конунгом и стану им. Конечно, сторона, которая поддерживает потерявшего символ власти Ансгара…
– Какой символ власти? – невежливо перебил Китобой.
– Меч Ренгвальда. Его нет у Ансгара, и потому многие ярлы и бонды не желают его признавать. И я в том числе. Я не пожелал бы его признать даже с этим мечом в руке. А без меча и подавно. Так вот, я и говорю, если меня выберут конунгом, сторона Ансгара попытается свергнуть меня силой, и будет война. Если выберут все-таки Ансгара или кого-то другого из ярлов, войну вынужден буду начать я, иначе Ансгар или кто-то другой просто постараются меня уничтожить как главного конкурента. Выбора у меня нет, если уж начал это дело, и потому мне необходимо иметь сильное войско. И я набираю туда людей. Хотя бы на короткое время. На самый решающий период. Именно с этим я и прибыл в ваш вик. Прибыл, чтобы начать воевать здесь. Хоть против тебя, хоть против ярла, это не имеет для меня принципиального значения. Но первым предложение получил ты. Тебе и решать. Тем более что сейчас такое время года, что рыбная ловля уже закончилась, а промысел зверя начнется только весной. Зимой вам все равно делать нечего. Отчего же не решить все свои проблемы. Все проблемы на многие годы вперед.
В это время качнулся и отодвинулся полог у входа в дом. Дверь здесь, видимо, ставили только на зиму, а летом заменяли дверь простым парусиновым пологом. И, поскольку холода еще не подошли вплотную, дверь навешивать никто не поторопился. Без нее легче было выйти наружу дыму.
– Что ты хочешь? – спросил Торстейн человека, заглянувшего в сумрак дома, но сразу ничего не увидевшего.
– Один воин с драккара хочет пройти сюда с сообщением для своего ярла.
– Пусть войдет… – потребовал Торольф.
– Пропустите его, – согласился Китобой, наглядно показывая, что разрешение здесь дает только он, и только после его согласия человек удалился и вернулся через минуту, чтобы запустить кормчего Красного Нильса.
– Что случилось? – спросил Одноглазый.
– Гунналуг просил найти тебя и сказать.
Торольф приблизился к кормчему вплотную, и тот шепнул на ухо:
– Прилетела очередная птица. Гунналуг говорит, что его люди захватили в плен спасшегося после боя ярла Фраварада и плывут с ним к тебе. Судно должно пойти в Швецию, а оттуда пленника отправят с конным отрядом.
– Хорошая весть. Что-то еще?
– Фраварад говорит, что Ансгар утонул вместе с мечом.
– Эта весть еще лучше. Гунналуг нашел его в Вальгалле?
– В том-то и дело, что Ансгара нет ни в Вальгалле, ни в хели. И это колдуна беспокоит. Он предполагает, что Ансгар сейчас в другом месте и движется в направлении дома.
– Ладно. Скажи колдуну, чтобы копил силы. Скоро они, кажется, очень понадобятся.
Красный Нильс ушел, качнув косичками в бороде, а ярл Торольф повернулся к своему привставшему собеседнику и сел на свою колоду.
– Я слышал имя Гунналуга… – сказал настороженный Торстейн Китобой.
– Ты не ослышался.
– Он с тобой?
– Да. Он в моей команде. Помогает в благодарность за услугу, которую я ему оказал.
– Колдун…
– Да.
– Он в самом деле что-то может? Или такой же шарлатан, как колдуны с ярмарки? Наш здешний колдун тоже иногда может что-то. В основном погоду предсказывает. Время от времени у него это получается. На моей памяти он несколько раз посылал в наши сети хорошую рыбу. А как Гунналуг?
– Гунналуг рыбой не занимается. Ты видел, как мы входили в твой фьорд?
– Видел. И мои люди видели. Я как раз собирался спросить тебя об этом странном деле. Так это колдун? Это он провел лодки и укротил волну?
– Он вел лодки своей мыслью, без помощи весел и паруса. И волну укротил. Моряки могут ошибиться, особенно в незнакомом месте. Колдун никогда не ошибается. А сутки назад выставил мысленную стенку шторму, и мы плыли по спокойной воде, а шторм бушевал в пятидесяти локтях от нас. А до этого просто выбросил из времени двое суток, чтобы мы не опоздали по своим делам, и мы оказались вдруг там, куда еще было плыть и плыть. А еще до этого он мыслью сжег острог русов в Бьярмии. А раньше… А раньше было еще много того, что не умеет ни один колдун на свете. А он умеет…
– У тебя сильная команда, – заметно подсевшим голосом согласился Китобой. – Но я не задал тебе главный для меня вопрос. Чего ты хочешь от нас взамен своей помощи? Ты хочешь, чтобы мы воевали за тебя?
– Именно так… Хотя бы на первых порах. Мне показалось, я сказал это ясно. Пока вам позволяет время.
Китобой думал долго. Наконец ответил, старательно, как заметил Торольф, подбирая слова, чтобы не обидеть ненароком ярла, на стороне которого такой сильный колдун, как Гунналуг:
– Я не могу тебе ничего обещать так вот, сразу. Я должен посоветоваться со своими людьми. Я не ярл, чтобы люди пошли за мной только по моему приказу. Я лишь глава клана, и все свои действия согласовываю со своими людьми. Ты дашь нам время на раздумья?
– Как долго вы собираетесь думать?
Торольф откровенно торопился и задал вопрос недовольным тоном. Он ожидал, что Китобой более влиятельный человек и в состоянии все решать самостоятельно. Впрочем, это, может быть, даже лучше. Самому Торольфу будет легче взять власть над его людьми.
– Твоя команда не успеет сварить похлебку, когда я приду с ответом, каким бы он ни был.
– Я жду, – Торольф встал, показывая, что первичный разговор окончен. – Но ты напомни своим людям, что мы с одинаковым успехом может обратиться со своим предложением к ярлу Ингьяльду, как и к вам. Может быть, тот сумеет лучше оценить способности Гунналуга, если вас не заинтересует наше предложение. Я думаю, что Ингьяльд наверняка оценил бы их выше и не стал бы думать излишне долго. Гунналуг обидчив, и даже я стараюсь быть с ним предельно осторожным. А мне он во многом обязан своим могуществом. Именно я дал ему то, что ему не хватало, потому что сам пользоваться этим не умею. Иначе я сам мог бы обрести его могущество.
– Я слышал, что ты сказал. Но мы можем оставить свои дома только в том случае, если ярл Ингьяльд уже не сможет угрожать им. Это ты понимаешь?
– Конечно. И потому тороплюсь. Я буду ждать твоего ответа на своем драккаре…
Глава 2
Привычному к узким и длинным драккарам, подверженным только боковой качке, которая при большой скорости движения лодок, особенно при движении по реке, была не слишком и заметна за счет гибкости ясеневых досок, из которых делались борта, Ансгару плыть на, казалось бы, валких и внешне слегка неуклюжих ладьях показалось сначала даже странным. Он и раньше думал, что на ладье плавать все равно что в большом тазу под парусом. Слишком уж заметно было одновременное раскачивание и боковое, и по длине, слишком чувствительной была ладья к любой волне, попадающей под широкий нос, даже к той, казалось, которую она догоняла. Тем не менее юный конунг быстро убедился, что в быстроте хода ладья за счет более широкого паруса[1] превосходит любой равновесельный драккар, и превосходит его маневренностью, что при движении по реке, где было множество поворотов русла, оказалось немаловажным качеством. Там, где драккару для выравнивания курса требовалось два одновременных гребка с одной стороны с одновременным торможением веслами с другой, ладье хватало только торможения с одной стороны, и курс уже выравнивался, позволяя идти дальше почти на той же скорости, что и прежде. А уж про удобство лодки, имеющей палубу и трюм, и говорить не приходилось.
Ансгар, в отличие от своих друзей из сотни Овсеня, успел за остаток ночи почти выспаться, тогда как они грузили на ладьи сначала лошадей и лосей, что оказалось делом не самым простым, особенно это касалось лосей, которые вообще не любят замкнутые пространства, и только потом, уже перед самым рассветом, грузились сами.