– Зачем? – Лерка отодвинула фиалку, усадила на подоконник сначала свой зад, а потом взгромоздила ногу в ботинке. – А вообще-то неплохая идея. Надо будет как-нибудь почитать.
– Возникнет желание, приходи, вместе почитаем. А пока Белку оставь.
– С чужих рук она не ест, – напомнила Маркелова.
– Буду кормить ее из блюдечка, – пообещала я. Зачем мне понадобилась Белла? Что я хочу доказать? Что я еще не сошла с ума?
– Еще она боится громких звуков, – напутствовала меня на длительное общение с любимицей Лерка. – Слушай, а с чего вдруг Колосов обозвал тебя вампиром? Или он тебе настолько надоел, что ты его покусала?
– Я розы не люблю. А для вампиров страшнее роз ничего не существует. У этих цветов слишком резкий запах.
– Да ну? – заерзала на подоконнике Маркелова.
– Еще я не люблю чеснок и хохочу, когда в меня пытаются осиновый кол вбить. Как видишь, по всем параметрам выходит, что я вампир.
Я зевнула. Да что же за напасть такая! Двух часов не прошло, как я спала, и опять хочется. Лерка с азартом начала перебирать другие признаки вампира. Я прикрыла глаза. Мне послышалось, как где-то поблизости начали быстро-быстро печатать на компьютере. Звук был такой, будто компьютер стоит в моей комнате. Я подняла голову. Около окна спиной ко мне стояла Катрин – стройная, высокая, пышные рыжие волосы. Повернула ко мне заплаканное лицо, скривилась и прошептала: «Помоги!»
Это было настолько неожиданно, настолько не похоже на Катрин, что я проснулась.
Из-под подушки торчал красный хвост. Белла, не найдя другого убежища, спряталась у меня в кровати. Вокруг темнота. А где Маркелова? Ушла? Не помню, чтобы я ее провожала. Ой, как неудобно получилось…
Крыса забилась под подушкой, собираясь, видимо, прогрызться сквозь кровать к центру земли. Я выудила ее на свободу, погладила против шерсти, откинулась на спину, закрыла глаза. Ночь никогда не была моим любимым временем суток. И лучше было сейчас спать, а не ворочаться и воевать с крысой. Я повернулась на бок, прислушалась к себе и поняла, что спать не хочу. Выспалась. Еще какое-то время честно пролежала, убеждая себя, что сейчас усну. Но сон не шел. За окном была тревожная тьма, которая постоянно напоминала о себе – редко проезжающей машиной, шуршащим сквозняком, каким-то скрипом, нечаянным вздохом, еле уловимым присутствием.
Я хлопнула в ладоши, заставляя лампу на столе загореться. Снова выгнала из-под подушки Беллу, пододвинула к себе стопку учебников, устроилась удобней.
Ничто так не вгоняет в сон, как алгебра с геометрией. Что же мне здесь принесли? Задачник, методичка… Замечательно! Сейчас их посмотрю, завтра Макс удивится – придет, а я все выучила. Или не удивится? Он же не способен проявлять чувства. И все равно он любит. Что бы ни говорили про вампиров, Макс умеет любить. А его маленькие знаки внимания – подал руку на лестнице, помог надеть куртку, угадал желание, настроение, вовремя промолчал, удачно сказал… Главное, он все время рядом. Я чувствую, Макс со мной, где бы он ни находился. Я словно смотрю на мир вместе с ним, дышу с ним одновременно, живу одним желанием. Боязно представить, что было бы, если бы мы не встретились. Что будет, если он меня разлюбит…
Как страшно! Нет, не буду об этом думать. С чего ему так делать? Он любит меня! Такую, какая я есть. Я не меняюсь, остаюсь сама собой, а значит, и его чувство ко мне останется неизменным.
Я уткнулась в задачник. Тригонометрические формулы запрыгали у меня перед глазами.
Почему я решила, что Макс меня может бросить? Конечно же, ничего подобного не произойдет, но сама мысль об этом противным сверчком засела в голове, неумолчно трещала, шевелила запрятанные по углам тени. А что все-таки случится, если?.. Ничего не случится, все будет так же! Все, что дал мне Макс своим появлением, со мной и останется. Уверенность в себе, знание того, что в вечной борьбе с собой и против всех у меня есть защитник – моя персональная стена от всех бед, мой маленький источник бессмертия. И даже если его не будет (что, конечно, совершенно невозможно), теперь я знаю: из любой беды можно выбраться.
Нет, нет, не буду об этом думать. Он меня не бросит. Вот сейчас позанимаюсь, и завтра Макс… Нет, он не удивится. Просто примет к сведению. И сделает вывод. Жизнерадостный такой вывод, что скоро мы сможем уехать, сможем наконец побыть вместе.
Вместе…
Zusammen.
От нахлынувших чувств я сползла с подушки, попыталась закопаться в одеяле. Пискнула потревоженная Белла. Я выудила из-под подушки белый взъерошенный меховой комочек. Хорошо, что она со мной осталась, с ней не так тревожно. Хорошо, что ко мне пришла Маркелова, задания принесла…
Тетрадки!
Я отбросила учебник и потянулась к столу, на котором осталось несколько потрепанных тетрадей. Та, что по алгебре, так и лежала сверху. Я пролистала первые пару страниц. Они были пусты. Лерка никогда не пишет на первых страницах. Когда-то Маркелова утверждала, что на них просто неудобно писать. А теперь я знаю, что писать на первых страницах – дурная примета, к неприятностям. Когда начинают писать в новых тетрадках? 1 сентября. Ну и что здесь хорошего?
Но взяла я тетрадь в руки не поэтому. Интуитивно Лерка все делает правильно. И теперь бы понять, зачем она нарисовала профиль Макса.
Дата – шестнадцатое ноября. Три дня после вечеринки. Может, они встречались? Или Маркелова где-то случайно пересеклась с ним? Но Макс их встречу легко мог стереть из ее памяти – зачем оставлять такой явный след в человеке? Или Лерка просто думала о нем, о той вечеринке?
Чтобы взять все тетрадки, пришлось вылезать из постели. Как только я начала двигаться, темнота отступила, перестав быть пугающе-тревожной.
Интересно, что мне Лерка еще принесла. История, литература… Вот их можно было и не брать. Стоп, а это что?
На клеенчатой обложке тетради с загнутыми и разлохматившимися уголками был нарисован символ группы «Алиса», а внизу приписано слово «Голод?». Именно так – со знаком вопроса.
Я еще не открыла тетрадь, но уже поняла, что мои желания странным образом сбылись: только я пожелала, только-только успела поговорить с Маркеловой о ее дневнике, и вот он уже лежит у меня на коленях. Было в этом что-то от морока, от нечистой силы, которая любит заигрывать с людьми, подкупать их наивность и доверчивость.
Может, работа Макса? Подслушал, что я хотела Леркин дневник прочитать, и подкинул. Макс подслушал? Смешно! Он скорее войдет в комнату и спросит, нужно ли мне что-то, чем станет устраивать подобные фокусы. На него непохоже.
Я понюхала тетрадку. Нет, Максом от него не пахло. А если даже эта стопка листочков и побывала в его руках, то следов мой милый не оставил.
Сейчас я все узнаю?
Мысль испугала. Во-первых, чужие дневники читать нехорошо. Вряд ли Маркелова специально мне его подсунула, тем самым давая негласное разрешение на ознакомление. Собирала тетрадки и взяла, не заметив.
Я вновь невольно посмотрела в окно. Ночь, крыса, дневник… Готишненько выходит, очень готишненько!
Искушение или проверка на мою честность? Не буду читать! Меня Леркины записи не касаются. Все, что нужно, Макс расскажет мне сам.
Белла деловито протопала от подушки под одеяло. Вот кого точно не волнуют проблемы морали. Крысе хорошо там, где тепло и кормят.
Затрезвонивший сотовый телефон заставил вздрогнуть. Белка недовольно завозилась у меня в ногах. Эх, надо было выключить мобильный сразу, как только пришла Маркелова…
На экране высветилась тревожная надпись «Неизвестный».
Кстати, это может быть и Макс. Наверняка он способен сделать так, что его номер не определится.
Мне бы пораньше сообразить, что Макс не стал бы звонить среди ночи, скорее бы пробрался ко мне через окно, разбудил и обо всем рассказал лично. Но я уже нажала на кнопку приема вызова. И только потом подумала о том, что это звонит не любимый. Это мое прошлое. Ночь – самое время для воспоминаний.
– Маша?
Одно слово, мгновение, и все мои мысли, запрятанные в тайные и не тайные, пыльные и не пыльные углы, вырвались наружу. Нет, от прошлого нельзя убежать. Оно непременно нагонит, напомнит о себе, заставит все пережить заново.
Да, я Маша, а звонит Олег. Никогда не задумывалась, сколько ему лет и какая у него фамилия. А вот он знает обо мне все.
– Здравствуй! – Голос Олега сух. Раньше он со мной так не разговаривал. Был всегда вежлив, в меру радостен и всегда подчеркнуто галантен. А впрочем, что я хочу? В Москве сейчас тоже ночь, да и после всего, что случилось, вряд ли Олег станет со мной любезничать. Странно, что он вообще звонит. Я же его предала, обманула.
– Здравствуйте, Олег, – попыталась сказать я как можно равнодушней, хотя меня колотило от внезапно накатившего озноба.
– Извини, что так поздно. Я только сейчас увидел, что ты стала доступна. У тебя все хорошо?
Зачем он интересуется? Что-то знает? Или опять хочет выяснить, стала я вампиром или нет? Чего тут выяснять, все давным-давно понятно. Я здесь, он там. Я с Максом, он со Смотрителями. Хотя я и сама вроде как еще Смотритель…
– Спасибо, – процедила я сквозь зубы. – У меня все хорошо. Вы меня не разбудили, мне не спится.
– Что произошло? – с особым нажимом спросил он.
– Болею.
– С того дня? – уточнил Олег.
– Почти. – Я замялась. Можно сказать, что он тоже виноват в моем нездоровье. – Олег, что вам нужно?
– Твоя болезнь, в чем она проявляется?
– Упадок сил, – растерянно ответила я.
– Температура? – зачем-то стал вдаваться в подробности Олег. Доктор Айболит спешит на помощь… Зашивайте зайчикам лапки и не лезьте ко мне!
– Сбить никак не могу, держится на тридцати семи и пяти, иногда до тридцати восьми поднимается.
– И слабость?
– Зачем вам это? – Я уже давно поняла, что Олег не так прост, как хочет показаться.
– Маша… – начал он, и возникла пауза.
Я не выдержала – болезнь, расшатанные нервы, портрет Макса в тетрадке Маркеловой, ночь… Для срыва у меня было достаточно оправданий.
– Не надо мне ничего говорить! – Голос мой шел по нарастающей. – Вы первые начали. Если бы не ваш приезд, все было бы спокойно. И никто бы не погиб. Я вас предупреждала! Просила, чтобы вы не приезжали! Я пыталась остановить Эдгара и не смогла! А теперь ничего исправить нельзя! И не лезьте больше сюда! Это мой город, вам здесь делать нечего!
Выкрикнула и испугалась возникшей тишины.
– Маша, конечно, глупо тебя еще раз просить приехать в Москву, – осторожно проговорил Олег, – но если бы ты согласилась, мы были бы рады тебя видеть. И мы бы гарантировали безопасность Макса…
– Я болею! – Вот только Макса в это дело не впутывайте. Нечего ему делать в Москве… Знаем, уже один раз приезжали… – Не поеду я к вам! Я больше не Смотритель! Не надо втягивать меня в свои игры!
Из трубки лилось молчание. Можно было еще что-нибудь сказать, обвинить во всем случившемся Олега, землю, небо, весь мир. Но это уже было лишним. И так все понятно.
– Алло! – крикнула я в трубку. Показалось, что связь прервалась.
– Маша, скажи, а как ты общаешься с Максом? Он же вампир…
– В каком смысле? – Я начала бороться с желанием дать отбой.
– Ну… – протянул Олег. – Что вы делаете? Как он себя ведет?
– Послушайте…
– Понимаешь, Маша, – перебил меня Смотритель, – мне сейчас важно узнать, как у вас все происходит. Ведь ты человек, Смотритель, а он вампир…
И тут я начала кричать:
– Узнать хотите? Больше ничего не надо узнать? А не пошли бы вы куда подальше? И не звоните мне больше! Макса вы не получите!
– Подожди… – долетел до меня слабый голос.
– Скорее вы все там друг друга перебьете, чем получите Макса!
– Послушай! – попытался Олег пробиться сквозь мой крик.
– И не появляйтесь больше в городе, иначе я вам объявлю настоящую войну!
– Это важно!
– Вы еще не знаете, на что я способна!
– Антон тоже болеет…
– Май, ты что?
Я успела обернуться, увидеть маму, застывшую в дверном проеме, и уже повела пальцем, чтобы дать отбой, когда из динамика донеслось:
– Нам дали информацию о вампире, мы начинаем охоту. Катрин. Ты ее знаешь.
– Чего кричишь? – шагнула через порог мама. Лицо заспанное – она то ли встревожена из-за меня, то ли недовольна тем, что ее разбудили.
Палец надавил на красную кнопку. Телефон пискнул, и наступила тишина.
Глава III
Трудности перевода
Я сидела на крыше. Солнце было разлито повсюду – по домам, по деревьям, растворялось в воздухе. От этого света мне было хорошо и тепло, я чувствовала: вот-вот что-то произойдет. А потом крыша исчезла, и я полетела. Мчалась вперед, но не ощущала ни ветра, ни холода. Смех вырвался у меня из груди, я запрокинула голову. В небе носились стрижи, и я вдруг подумала, что не знаю, как у меня получается летать. Но ведь если так, то в какой-то момент я могу не справиться и упасть. Сердце тревожно застучало, я быстро глянула вниз. Ненавидящий взгляд Катрин прожег меня насквозь. Пискнула перепуганная крыса. И я проснулась.
На кухне ругались. Громко. Раздраженно. В первую секунду я подумала, что это папа с мамой. Успела удивиться – вот уж кого тяжело вывести из себя, так это моего папу. Он вообще не знает, что такое кричать. Но радостно заколотившееся в груди сердце подсказало мне, что зря я подумала на папу, с мамой на кухне разговаривал Макс.
Я отстранила тыкающуюся усатой мордочкой мне в лицо Белку. Ну вот, попросила себе на время развлечение, которое мне спать не дает! Ее же, наверное, еще и кормить надо. И откуда она взялась в моем сне?
На часах двенадцать. Ничего себе я поспала!
Под одеялом было жарко. Я выбралась из-под него, посмотрела на окно. Опять его закрыли! Мама убеждена, что причин у моей болезни две – постоянно открытые окна и Макс. Из форточек на меня дует, а Макс забирает последние силы. Кажется, в таком порядке. Хотя я могла и перепутать.
Что-то такое было… Какой-то разговор. Во сне? Вчера? Катрин! Олег сказал, что началась охота на Катрин!
Но про вампиршу мне пришлось забыть – первые же движения вызвали ужасную слабость. Вроде спала, а так тяжело, будто всю ночь с саблей тренировалась. Знакомая боль прошла по позвоночнику, выбирая, в какой части тела задержаться.
Я сгребла покорную Беллу и, покачиваясь, пошла к двери.
– Не надо мне говорить про любовь! – Вместе со сквозняком из распахнутой двери ко мне в комнату ворвался голос мамы. – Что вы во всем этом смыслите? Любовь у них! На ноги встаньте, школу закончите. Или всю жизнь собираетесь сидеть на шее родителей?
– Виктория Борисовна, я не хотел бы… – пытался перекричать мою маму Макс.
О, вампир в ярости! И я проспала такое зрелище.
– Не надо ничего хотеть! – Мою маму переспорить невозможно. Разве я Максу не говорила? – Посмотри, в каком она состоянии. Еще немного, и ее заберут в больницу. Ты этого добиваешься?
– Виктория Борисовна! Я, наоборот, хочу помочь.
– Вот и помоги! – бушевала мама. – Оставь ее в покое!
Картина была великолепна. Мама стоит около окна, деловой костюм – кажется, она собралась сходить на работу, – аккуратно уложенные волосы, на щеках полыхает румянец раздражения. Макс сидит за столом, на нем белая рубашка, светлые брюки, в тусклом свете дня кожа его не кажется такой уж бледной, а руки он сцепил, старательно пряча свои не совсем естественные синеватые ногти. Наверняка он заметил меня сразу же, как только я проснулась, но вида не подал. Поэтому первой на мое появление отреагировала мама.
– Хороший способ мне помогать… – Со сна голос у меня звучит хрипло. – Разбудили больного человека.
– Что это? – Мама заметила в моих руках Беллу.
– Друг человечества, – отозвалась я. Макс все еще сидел, не поворачивая головы, словно совещался с невидимым собеседником. – Я из-за вашего крика проснулась.
– Отправляйся обратно в кровать! Не ходи в таком виде! – Мама старалась говорить спокойно, но внутри у нее все бушевало. – Взрослые уже люди, пора думать о последствиях своих поступков.
Ее слова меня почему-то не задели. Я думала только о том, что прямо сейчас раздобыть еду для Белки будет проблематично – пока мама на кухне, никого, кроме меня, кормить она не позволит. Макс переживет без еды, а вот хвостатая живность скоро начнет есть меня.