Саре удалось овладеть собой, и она перестала плакать. Миссис Смит сидела, замерев как вкопанная, будто увидела что-то ужасное, и не замечала ни слез Сары, ни желания своего мужа утешить ее. Она читала Библию.
– Пожалуйста, – умоляюще сказала девушка. – Что с ним? Есть ли хоть какая-то надежда?
Прежде чем Эрб успел ответить, послышался голос Веры, прозвучавший как приговор:
– Надеяться следует только на Господа, юная мисс!
Заметив тревогу в глазах Эрба, Сара подумала: Он считает, что несчастье лишило ее разума. Может, так оно и есть.
4
Долгий день близился к вечеру.
В третьем часу, когда закончились занятия в школе, в больницу потянулись ученики Джонни в дешевых куртках, странных шляпах и потертых джинсах. Среди них было мало таких, кто всегда выглядел опрятно и хорошо учился, намереваясь продолжить образование в колледже. Узнать, что с Джонни, в основном пришли длинноволосые бунтари.
Все подходили к Саре и тихо спрашивали, как Джонни. Она качала головой и отвечала, что сама ничего не знает. Одна из учениц, Дон Эдвардс, влюбленная в Джонни, заметила, что Сара очень напугана, и разрыдалась. Подошла медсестра и попросила ее уйти.
– Она сейчас успокоится. – Сара обняла девушку за плечи. – Дайте ей минутку.
– Нет, я не хочу оставаться здесь! – воскликнула Дон и бросилась из комнаты, налетев по дороге на пластиковый стул и опрокинув его со стуком. Потом Сара заметила, как Дон сидела на ступеньках под холодным октябрьским солнцем, уткнувшись лицом в колени.
Вера Смит продолжала читать Библию.
К пяти часам большинство учеников разошлись по домам. Дон тоже ушла, но Сара не заметила когда. В семь часов молодой врач с бейджиком «Доктор Стронс» на лацкане белого халата вошел в комнату ожидания и, окинув присутствующих взглядом, направился к ним.
– Мистер и миссис Смит?
Эрб тяжело вздохнул:
– Да. Это мы.
Вера захлопнула Библию.
– Пойдемте со мной.
Вот и все, подумала Сара. Сейчас их отведут в отдельную комнату и там все скажут. Так, как есть. Она останется ждать, а когда они пойдут обратно, Эрб наверняка ей все расскажет. Он ведь добрый и понимающий человек.
– У вас есть новости о моем сыне? – спросила Вера, близкая к истерике, громко и четко.
– Да. – Стронс взглянул на Сару. – Вы – родственница, мэм?
– Нет. Подруга.
– Близкая подруга, – пояснил Эрб, взяв ее под локоть сильной и теплой рукой. Другую он положил Вере на плечо. Потом помог им подняться. – С вашего разрешения, мы пойдем вместе.
– Конечно.
Он провел их по коридору мимо лифтов и остановился у двери с табличкой «Конференц-зал». Пригласив их войти, Стронс включил свет, и комнату с длинным столом и дюжиной офисных стульев залил яркий свет флуоресцентных ламп.
Доктор Стронс закрыл дверь, закурил сигарету и бросил спичку в пепельницу на столе.
– Трудно говорить об этом, – произнес он, будто обращаясь к себе.
– Тогда лучше не тянуть, – сказала Вера.
– Наверное, вы правы.
Понимая, что вопросы должна задавать не она, Сара все же не выдержала и спросила:
– Он жив? Только не говорите, что он умер…
– Он в коме. – Стронс сел и глубоко затянулся сигаретой. – У мистера Смита очень серьезное повреждение черепа, и мы не знаем, насколько поврежден мозг. Возможно, вы слышали о «субдуральной гематоме» в одной из передач на медицинские темы. У мистера Смита было очень сильное субдуральное кровоизлияние, заблокировавшее черепной кровоток. Чтобы снизить давление и извлечь из мозга осколки костей, потребовалась длительная операция.
Эрб тяжело опустился на стул – на его мясистом лице застыло выражение ужаса. Обратив внимание на его грубые и покрытые шрамами руки, Сара вспомнила, что он плотник.
– Бог был милостив к Джонни и сохранил ему жизнь! – воскликнула Вера. – Я знала, что так и будет! Я молилась, чтобы Господь подал знак! Да святится имя Его. И возблагодарим Его все вместе!
– Вера, – удрученно произнес Эрб.
– В коме, – повторила Сара. Она растерялась, не понимая, как отнестись к этому сообщению. То, что Джонни не умер и пережил опасную и длительную операцию на мозге, должно было вселить надежду. Однако никакого облегчения она не испытывала. Ей не нравилось слово кома. За ним скрывалось нечто зловещее и непостижимое. Кажется, по-латыни это означало «мертвый сон».
– Что его ждет? – спросил Эрб.
– Пока трудно сказать. – Стронс нервно постукивал сигаретой о край пепельницы. Сара подумала, что он нарочно отвечает на вопрос формально, избегая сущности дела. – Сейчас, конечно, мы искусственно поддерживаем его жизнедеятельность.
– Но вы должны что-то знать о шансах, – сказала Сара. – Должны знать…
Она беспомощно всплеснула руками.
– Он может выйти из комы в течение сорока восьми часов. Или недели. Или месяца. А может и вообще никогда не выйти. И нельзя исключать, что он умрет. Скажу вам честно, это наиболее вероятный исход. Он получил… очень большие травмы.
– Господь хочет сохранить ему жизнь, – заявила Вера. – Я знаю это!
Эрб закрыл лицо руками и медленно потер щеки.
Доктор Стронс посмотрел на Сару и смущенно пояснил:
– Я хочу, чтобы вы были готовы… к любому развитию событий.
– А вы можете сказать, каковы шансы на то, что он выйдет из комы? – спросил Эрб.
Доктор Стронс замялся и нервно затянулся сигаретой.
– Нет, не могу.
5
Все трое провели в больнице еще час, а потом ушли. На улице уже стемнело. Длинные волосы Сары развевались на сильном и пронизывающем ветру, гулявшем по автостоянке, и уже дома она заметила, что в них застрял желтый дубовый листок. По небу одиноко плыла унылая и холодная луна.
Сара сунула Эрбу листок бумаги со своим адресом и телефоном.
– Позвоните мне, если будут новости. Не важно какие…
– Конечно. – Он вдруг нагнулся и поцеловал ее в щеку.
– Мне очень жаль, что я разговаривала с вами так резко, милая, – мягко произнесла Вера. – Мне было очень плохо.
– Я все понимаю, – заверила ее Сара.
– Я боялась, что мой мальчик умрет. Но я молилась. И говорила об этом с Господом. Как поется в песне: «Если вдруг придут невзгоды и несчастья одолеют, обратись с молитвой к Богу – и на сердце потеплеет».
– Вера, нам пора, – сказал Эрб. – Нам надо поспать и узнать, как…
– Но теперь Господь подал мне знак, – продолжала Вера, мечтательно глядя на луну. – Джонни не умрет. Господь не допустит этого. Я услышала Его голос у себя в душе и теперь спокойна.
Эрб открыл дверцу машины.
– Поехали, Вера.
Она взглянула на Сару и улыбнулась. Сара сразу вспомнила такую же открытую и беззаботную улыбку Джонни, но эта показалась ей самой жуткой, какую она когда-либо видела.
– Господь осенил Джонни своей благодатью, – сказала Вера, – и теперь душа моя ликует.
– До свидания, миссис Смит. – Губы Сары едва шевелились.
– До свидания, Сара.
Эрб сел за руль и завел двигатель. Машина тронулась и выехала с парковки на Стейт-стрит. Только тут Сара сообразила, что забыла спросить, где они остановятся. Хотя, наверное, они еще и сами не знали.
Она подошла к своей машине и бросила взгляд на реку: в темных водах, похожих на шелк, отражалась луна. На стоянке больше никого не было. Сара подняла глаза и посмотрела на луну.
Господь осенил Джонни своей благодатью, и теперь душа моя ликует.
Луна висела на небе как аляповатая карнавальная игрушка, небесное «Колесо фортуны», где все подтасовано в пользу хозяина и, помимо обычного зеро, есть еще и двойное. Сектор хозяина, сектор хозяина, все платят хозяину, ой-ё-ёй!
Ветер гонял по парковке опавшие листья. Сев за руль, Сара почувствовала себя очень одинокой и поняла, что потеряет Джонни. Ее охватил ужас, и по телу прокатилась дрожь. Наконец она собралась с силами, завела двигатель и поехала домой.
6
На следующей неделе от сообщества учащихся Кливс-Миллс поступило море открыток и пожеланий скорейшего выздоровления. Эрб Смит позже говорил Саре, что Джонни получил больше трехсот открыток. И в каждой были теплые слова и надежда на его выздоровление. Вера ответила на каждое послание запиской со словами благодарности и цитатой из Библии.
У Сары больше не было проблем с дисциплиной в классе. Ее внутреннее ощущение о нерасположении к ней школьной общественности сменилось прямо противоположным. Постепенно она поняла, что ребята видели в ней трагическую героиню – потерянную любовь мистера Смита. Эта мысль пришла Саре в голову в учительской во время перемены, в следующий четверг, и она сначала рассмеялась, но смех тут же перешел в истерические рыдания. Она испугалась себя. Во сне Сару постоянно преследовали кошмары, в которых Джонни или являлся в маске Джекила и Хайда, или стоял у «Колеса фортуны», а какой-то бестелесный голос все время повторял: «Мистер, мне нравится смотреть, как вы с ним разделываетесь!» Или Джонни говорил: «Все в порядке, Сара, теперь все хорошо», – а потом входил в комнату, и выше бровей у него не было головы.
Эрб и Сара остановились на неделю в гостинице, и Сара ежедневно встречалась с ними в больнице после обеда. Они терпеливо ждали вестей. Но ничего не происходило. Джонни лежал на шестом этаже в отделении интенсивной терапии, его жизнь поддерживали разные приборы, в том числе и искусственного дыхания. Доктор Стронс уже не выражал оптимизма. В пятницу Эрб позвонил Саре и сообщил, что они с Верой возвращаются домой.
– Она не хочет ехать, – сказал он, – но мне удалось образумить ее. Или так мне кажется.
– С ней все в порядке? – спросила Сара.
Повисла долгая пауза, и Сара решила, что задала бестактный вопрос. Наконец Эрб заговорил:
– Не знаю. А может, и знаю, но не хочу признаваться в том, что с ней не все в порядке. Она всегда была религиозной, но после перенесенных операций ее фанатизм усилился. После удаления матки. А теперь дело совсем худо. Она постоянно твердит о конце света. Она связывает аварию Джонни с Вознесением. Накануне Армагеддона Господь забирает всех истинно верующих на небо в их земном облике.
Сара вспомнила о наклейке на стекле однажды увиденного ею автомобиля: «Если Вознесение сегодня, пусть кто-нибудь заменит меня за рулем!»
– Я понимаю, о чем вы, – сказала она.
– Дело в том, – смущенно продолжал Эрб, – что она… поддерживает отношения с некоторыми группами… считающими, будто Господь явится к истинно верующим на летающей тарелке. Чтобы забрать их на небеса тоже на летающих тарелках. Эти секты… убеждают всех – по крайней мере не сомневаются сами, – что рай находится в созвездии Ориона. Только не спрашивайте меня, как они это вычислили. Вот Вера могла бы вам объяснить. Так что, Сара, сейчас мне довольно трудно.
– Я понимаю вас.
– Но она отличает мир реальный от воображаемого! – встрепенулся Эрб. – Вере нужно время, чтобы осознать случившееся. Я так и сказал ей. И что дома она может сделать это с таким же успехом, как и здесь. Я… – Откашлявшись, он продолжил: – Мне надо вернуться на работу. У меня есть обязательства…
– Ну конечно, – сказала Сара и, помолчав, спросила: – А что со страховкой? Лечение наверняка стоит безумных денег… – смущенно добавила она.
– Я разговаривал с мистером Пелсеном, заместителем директора школы. У Джонни был стандартный пакет «Голубого креста», покрывающий часть расходов по пребыванию в больнице, – пояснил Эрб. – Не эта новая штука по многосторонней медицинской страховке. Но нам с Верой удалось кое-что скопить.
У Сары защемило сердце. Нам с Верой удалось кое-что скопить. На сколько хватит их сбережений, если день пребывания в больнице стоит долларов двести, а то и больше? И чего ради? Чтобы поддерживать Джонни в состоянии растения, которое бездумно мочится в трубку и пускает по миру своих родителей? Чтобы он и дальше сводил мать с ума несбыточной мечтой о его выздоровлении? По щекам Сары потекли слезы, и она впервые подумала, что лучше бы Джонни умер и обрел вечный покой. Она ужаснулась этой чудовищной мысли, но та не исчезла.
– Я хочу, чтобы все у вас было хорошо, – сказала она.
– Я знаю, Сара. И мы желаем тебе того же. Ты будешь писать нам?
– Обязательно!
– И приезжай к нам в гости, когда получится. Паунал не так далеко. – Он помолчал. – По-моему, Джонни выбрал себе правильную девушку. У вас все было серьезно?
– Да, – подтвердила Сара, заливаясь слезами. Она вдруг заметила, что Эрб говорил о них в прошедшем времени. – У нас все было серьезно.
– До свидания, милая.
– До свидания, Эрб.
Сара повесила трубку и, поразмыслив, набрала номер больницы и справилась о Джонни. Никаких изменений. Поблагодарив реанимационную сестру, она повесила трубку и задумалась. Бог присылает флотилию летающих тарелок, чтобы забрать истинно верующих и доставить их на Орион. Смысла в этом было не больше, чем в безумном решении Господа сохранить жизнь лишенному разума Джону Смиту и погрузить его в вечную кому, конец которой положит только внезапная смерть.
Перед Сарой лежала стопка ученических сочинений. Она налила себе чаю и села проверять их. И если был момент, с которого начался отсчет ее нового периода жизни, уже после Джонни, то наступил он именно сейчас…
Глава четвертая
Убийца был скользким.
Он сидел на скамейке в городском парке возле эстрады, курил сигарету и напевал песню из «Белого альбома» «Битлз»: Ты сам не понимаешь, как тебе повезло снова очутиться в СССР…
Он еще не был убийцей, во всяком случае, пока. Но думал об убийстве очень давно. Мысли о нем неотступно преследовали его, но вовсе не тревожили, а, напротив, поднимали настроение. Время он выбрал правильно. И волноваться, что его поймают, никаких оснований нет. Как и по поводу прищепки. Потому что он хитрый.
Пошел небольшой снег. Все это происходило 12 ноября 1970 года, а за сто шестьдесят миль к северо-востоку от этого небольшого городка на западе штата Мэн лежал в коме Джон Смит.
Убийца осмотрел парк. Туристы, приезжавшие в Касл-Рок и Озерный край, часто называли его «общей землей». Но сейчас туристов здесь не было. Парк, утопавший летом в зелени, стал желтым и неживым и терпеливо дожидался, когда зима наконец вступит в свои права. На фоне светлого неба сверкали, переливаясь, замерзшие капли на покрытом ржавчиной проволочном щите, ограждавшем «дом» – основную базу на играх Малой бейсбольной лиги. Эстрада для оркестра нуждалась в покраске.
В целом открывавшаяся взгляду картина не радовала глаз, но убийца не замечал этого. Внутри у него все пело, и он с трудом сдерживался, чтобы не пританцовывать, а пальцами так и хотелось пощелкать в такт. На этот раз его мечта наконец сбудется.
Раздавив каблуком окурок, он тут же закурил новую сигарету и взглянул на часы. 15:02. Он сел на скамейку и продолжил курить. Мимо прошли двое мальчишек, перекидывая друг другу мяч, но убийцу они не видели, потому что скамейки стояли в низине. Он подумал, что именно сюда приходят потаскуны, когда погода теплее. Он знал все о потаскунах и о том, чем они занимались. Ему рассказывала об этом мать, и он видел все сам.
При мысли о матери настроение немного испортилось. Однажды, когда ему было семь лет, мать неожиданно вошла к нему в комнату – она никогда не стучалась – и застала его за тем, как он игрался со своей «штучкой». Она чуть с ума не сошла. Он пытался объяснить ей, что в этом нет ничего такого. Ничего плохого. Он просто «встал». Он ничего для этого не делал, и тот «встал» сам по себе. А он сидел и постукивал по нему. Ничего особо интересного, даже скучно. Но мать чуть с ума не сошла.
Ты что, хочешь быть грязным потаскуном? – закричала она. Он даже не понимал, о чем она: слово «грязный» он знал, а другое слышал от старших мальчишек во дворе их школы. Хочешь быть грязным потаскуном и подцепить заразу? Хочешь, чтобы у тебя оттуда тек гной? Чтобы он почернел? Чтобы сгнил? Ты этого хочешь?
Она схватила его за плечи и начала трясти, а он разревелся от страха. Его мать, крупная и властная женщина, не терпела возражений, а он тогда не был убийцей и не был скользким – всего лишь маленький мальчик, ревущий от страха. Его «штучка» съежилась и пыталась втянуться в тело.