Стоя у кромки воды, я увидел ее высоко над собой, но теперь уже значительно дальше. Корабль отчалил и с каждой секундой набирал скорость, а полоса воды, отделявшая меня от него, была уже слишком широкой, чтобы перепрыгнуть. В отчаянии я закричал и замахал руками, стараясь привлечь ее внимание. Безнадежно. Вокруг колыхалось целое море рук, бесчисленные голоса выкрикивали что-то невразумительное. Я видел, как она обернулась сказать что-то человеку, который только что подошел к ней и тут же натянул ей на голову капюшон, чтобы не было видно волос. Сомнения обуревали меня, и чем дольше я смотрел, тем более они крепли. В конце концов, наверное, это просто не та девушка; эта слишком уж владела собой. Но полной уверенности не было.
Судно уже начинало разворот в сторону устья гавани, оставляя за собой изгиб спокойной воды, похожей на полоску скошенной травы. Я стоял, глядя ему вслед, хотя холод уже прогнал пассажиров с палуб, и надежды узнать ее не осталось. О чем я думал за секунду до того, как увидел ее, припомнилось смутно, как сон. Мною снова овладела потребность безотлагательно продолжить поиски; я был полностью поглощен этой навязчивой идеей, как будто утратил важную часть собственного существа. Кроме этого, всё в мире казалось мне несущественным.
Люди уходили с пристани, притоптывая ногами от холода. Я не заметил, как остался один. Мне даже не пришло в голову отойти от кромки воды, я продолжал вглядываться в уменьшающееся судно. Как же я сглупил. Я страшно злился на себя, что дал отплыть кораблю, так и не установив личность девушки на борту. Теперь я никогда не узнаю наверняка, она это была или нет. И если это она, как мне теперь ее найти? Послышался унылый гудок – судно вышло из защищенной гавани в открытое море и стало исчезать за серой массой волнующегося горизонта. Корабль выглядел до смешного маленьким, совсем как игрушечный. И вот он пропал из виду, мои глаза уже не могли его отыскать. Пропал безвозвратно.
Что я остался один, а все ушли, я заметил, только когда ко мне строевым шагом приблизились двое полицейских и указали на знак: «Праздношатание на причалах строго запрещается указом Министерства обороны». «Ты что здесь шатаешься? Что, читать не умеешь?» В то, что я не заметил надписи, они поверить, разумеется, отказались. Высоченные в своих шлемах, они встали по обе стороны от меня так близко, что дула автоматов уперлись мне в бока, и потребовали предъявить документы. Таков порядок. Ничего личного. Как бы то ни было, мое поведение показалось им подозрительным, и они решили записать мое имя и адрес. Я снова повел себя по-дурацки – привлек к себе лишнее внимание. Теперь, когда им известно мое имя, я попаду в сводки; вся полиция будет знать обо мне и контролировать все мои передвижения. Это может стать серьезной помехой в моих поисках.
Пока двое полицейских выталкивали меня за ворота, что-то заставило меня посмотреть вверх, где на стене рядком неподвижно сидели большие черноспинные чайки; держа клювы против ветра и указывая на море, они напоминали чучела, прикрепленные, чтобы подать какой-то сигнал. В этот момент я решил покинуть страну, пока мои визы не закончились или их не аннулировали. У меня не было предпочтений относительно места, откуда начинать поиски, всё было одинаково малообещающим. А вот пытаться вести поиски отсюда, находясь под подозрением, означало бы обречь себя на неудачу.
Уезжать нужно было немедленно, пока не распространились полицейские сводки. По обычным каналам это было уже невозможно. Прибегнув к альтернативным способам, я умудрился сесть на грузовое судно с несколькими пассажирами, направляющееся на север. Я забронировал одно место до конца путешествия. Корабельный казначей готов был за вознаграждение уступить свою каюту. На следующий день я вышел, чтобы понаблюдать за прибытием судна в первый порт следования. Увидев на нижней палубе толпу готовящихся сойти на берег людей, я вспомнил жалобы, которые мне пришлось выслушать относительно переполненности судна. Официально на нем разрешалось перевозить двенадцать пассажиров. Сколько же их здесь на самом деле, думал я.
Стужа была лютая. По зеленой воде скользили отколовшиеся куски льдин. Очертания берега едва угадывались в туманной дымке. Пристань была уже довольно близко, но здания в конце мола казались бесформенными, призрачными. Облокотившись о перила, чуть поодаль от других пассажиров стояла девушка в тяжелом сером пальто с капюшоном. Ветер раздувал полы, обнаруживая клетчатую стеганую подкладку. Мое внимание привлекло именно пальто, хотя я прекрасно знал, что с начала холодов такие пальто стали чуть ли не женской униформой и увидеть их можно было повсюду.
Дымка поднималась и постепенно рассеивалась, вот-вот должно было взойти солнце. Изрезанное побережье изобиловало бухтами и острыми скалами, дальше виднелись заснеженные горы. Вокруг было много островков, некоторые, поднимаясь вверх, оказывались облаками, другие сгустками тумана опускались и вставали на якорь в море. Внизу белоснежный ландшафт, туманно-белый полог сверху – всё смутно, как в восточной живописи. Город, казалось, состоял из одних развалин, беспорядочно обрушившихся друг на друга строений, город песочных замков, разрушенный приливом. Мощная городская стена, некогда защищавшая его, была во многих местах проломлена и, следовательно, бесполезна, оба ее конца уходили под воду. Некогда это был большой город. И хотя его укрепления веками лежали в руинах, он всё еще представлял некоторый исторический интерес.
Внезапно всё затихло. Двигатели остановились. Корабль продолжал двигаться по инерции. Я слышал легкий шелест воды о борт, заунывные крики морских птиц, этот печальный северный звук. Больше никаких звуков не было. С земли не доносились ни шум машин, ни колокола, ни людские голоса. Разрушенный город под нависшими скалами застыл в полной тишине. Я думал о длинных и узких древних кораблях, награбленном добре, хранившемся в трюмах, крылатых шлемах, рогах для вина, тяжелых украшениях из золота и серебра, грудах окаменелых костей. Это был город из прошлого, город мертвых.
С моста раздался крик. На пристани как из-под земли выросли вооруженные мужчины с угрюмыми лицами. Они были в форме: подбитые ватой черные кители, крепко перетянутые ремнями, высокие сапоги, меховые шапки. Когда они двигались, ножи на поясе пускали солнечных зайчиков. Вид был нездешний, даже угрожающий. Я слышал, как кто-то сказал, что это люди правителя, что для меня ничего не значило; я об этом правителе ничего не слышал. Тем не менее их присутствие меня удивило, поскольку частные армии были запрещены законом. С бортов сбросили концы, мужчины поймали их и пришвартовали корабль. С грохотом опустился трап. Пассажиры зашевелились, подняли багаж, вынули паспорта и бумаги и начали, шаркая, медленно продвигаться к выставленному барьеру.
Девушка в сером пальто и не собиралась сходить на берег, даже позу не изменила. По мере того как пассажиры удалялись и вокруг нее не оставалось ни души, мой интерес возрастал, я не мог отвести от нее глаз. Больше всего меня поражала ее полная неподвижность. Такая пассивная позиция, предполагающая одновременно смирение и сопротивление, для молодой девушки была не вполне естественной. Она была настолько неподвижна, словно ее накрепко привязали к перилам, и я подумал, как легко спрятать веревки под этим широким пальто.
Яркая прядь блестящих светлых, почти белых волос выбилась из-под капюшона и развивалась от ветра; я почувствовал внезапное воодушевление; но тут же напомнил себе, что среди северян часто встречаются блондины. Тем не менее меня охватило неодолимое любопытство, мне необходимо было увидеть ее лицо. Чтобы это случилось, ей надо было посмотреть вверх, в мою сторону.
Движение пассажиров было прервано. На борт поднялись люди в форме и, властно покрикивая, растолкали толпу, требуя дать дорогу правителю. Проход освободили, и на борт поднялся высокий мужчина с соломенной шевелюрой, красивый особенной северной ястребиной красотой, ростом он был выше всех. Его надменность и полнейшее безразличие к остальным производили неприятное впечатление. Как будто почувствовав мое осуждение, он обратил на меня взор. Глаза у него были потрясающие – осколки ярко-голубого льда. Я видел, что он направляется к девушке в сером пальто – единственному человеку, который его не видел. Все остальные не сводили с него глаз. Когда он прокричал: «Чего ты здесь стоишь? Заснула что ли? – Девушка испуганно обернулась. – Поторопись! Машина ждет». Он подошел ближе и коснулся ее. Он улыбался, но в его голосе и поведении ощущалась угроза. Она отпрянула, явно не желая идти с ним. Он взял ее за руки, как будто дружески, но на самом деле стал силой тянуть ее за собой сквозь сбившихся в стадо, глазеющих на них пассажиров. Она так и не подняла глаз, и я не видел выражения ее лица, но вполне смог представить себе его стальную хватку на ее тонких запястьях. Они сошли на берег первыми, и их тут же увезла большая черная машина.
Я словно окаменел. И вдруг принял решение. Мне показалось, что стоит рискнуть. Хоть я не видел ее лица… в любом случае другого шанса у меня не было.
Я бегом спустился в каюту, послал за корабельным казначеем и сказал, что у меня поменялись планы. «Я сойду здесь». Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего. «Как вам будет угодно». Он безразлично пожал плечами, но не смог скрыть едва заметную ухмылку. Деньги свои он получил. Теперь сможет еще раз продать это место.
В спешном порядке я покидал в чемодан те из вещей, что уже успел распаковать.
три
С чемоданом в руке я вошел в город. Тишина изрыгала сама себя. Какое-либо движение отсутствовало. Опустошение оказалось еще большим, чем виделось с корабля. Не осталось ни одного целого здания. Где раньше стояли дома, теперь грудились обломки. Стены осыпались; пролеты лестниц вели в пустоту. За арками зияли глубокие кратеры. Восстановительными работами никто не занимался. От завалов очистили только главные улицы, остальное пребывало в полном запустении. Меж развалин изгибались похожие на звериные тропки, только протоптаны они были людьми. Я так и не нашел никого, кто подсказал бы мне дорогу. Казалось, город совершенно опустел. Наконец гудок поезда указал мне направление к вокзалу – маленькой времянке, сложенной из собранных на развалинах материалов, напомнившей мне заброшенную съемочную площадку. Но и тут я не нашел никаких признаков жизни, хотя поезд, видимо, отошел только что. Трудно было поверить, что здесь действительно что-то происходит; что-нибудь функционирует. Я отдавал себе отчет в неопределенности окружающей реальности, как вокруг меня, так и внутри. Всё вокруг было крайне непрочно, словно соткано из тумана и нейлона, за которыми ничего нет.
Я вышел на платформу. Чтобы проложить пути, они, должно быть, взорвали развалины динамитом. Одноколейка выходила из города, пересекала пустырь и скрывалась в еловом лесу. Такая хрупкая связь с миром особого доверия не вызывала. У меня было ощущение, что рельсы заканчиваются сразу за опушкой. За деревьями поднимались горы. Я крикнул: «Есть тут кто-нибудь?» Невесть откуда появился человек и показал кулак. «Проход запрещен – проваливай!» Я объяснил, что я только с корабля и ищу комнату. Он злобно, с подозрением уставился на меня и промолчал. Я спросил, как пройти на главную улицу. Он угрюмо пробурчал несколько слов, продолжая пялиться на меня, будто я с луны свалился.
С чемоданом в руке я вышел на площадь, по которой ходили люди. Мужчины в черных кителях, похожих на те, что я уже видел, почти все имели при себе холодное или огнестрельное оружие. Женщины тоже все были в черном, что производило тягостное впечатление. Их лица ничего не выражали, никто не улыбался. Но я обнаружил первые признаки того, что в некоторых зданиях по-прежнему кто-то живет, кое-где в окнах даже были стекла. На площади стояли лотки, работали магазинчики: деревянные хибары и пристройки заплатами пестрели на руинах. В другом конце площади работало кафе, был даже закрытый кинотеатр, чья потрепанная афиша рекламировала прошлогоднюю программу. Очевидно, это было живое сердце города; всё остальное представляло собой останки мертвого прошлого.
Я пригласил хозяина кафе выпить в надежде установить с ним хорошие отношения, прежде чем спросить про комнату. Местные жители все как один представлялись мне людьми замкнутыми, подозрительными и враждебно настроенными по отношению к незнакомцам. Мы выпили местного сливового бренди, напиток крепкий и огненный, как раз для холодного климата. Это был крупный, сильный мужчина, настоящий крестьянин. Сначала мне и слова из него было не вытянуть, но после второго стакана он расслабился и спросил, зачем я приехал. «Сюда никто не приезжает; для чужестранцев у нас нет ничего привлекательного – одни руины». – «Ваши руины – знамениты на весь мир. Вот я и приехал посмотреть на них. Я провожу исследование для научного сообщества», – выдал я заранее подготовленный ответ. «То есть в других странах есть люди, которых это интересует?» – «Конечно. Ваш город – важный исторический объект». Он, как я и ожидал, был польщен. «Это верно. Нам есть что вспомнить». – «А еще и первооткрыватели. Не слыхали, недавно найдена карта, которая доказывает, что ваши длинные корабли раньше всех переплыли Атлантику и первыми открыли Новый Свет?» – «Вы рассчитываете найти этому доказательства в здешних руинах?» Это мне еще на ум не приходило, но я согласился. «Мне, конечно, нужно получить разрешение: всё должно быть по правилам. Только вот я, к сожалению, не знаю, к кому обращаться». Он без колебаний ответил: «Нужно спросить правителя. Он здесь всё контролирует». Вот она, неожиданная улыбка фортуны. «А как мне его найти?» Перед моими глазами стояло девичье запястье в его железной хватке, крушащей хрупкие острые косточки. «Это не сложно. Нужно пойти в мэрию и записаться на прием у одного из секретарей». Я был рад такой удаче. Чтобы добраться до этого человека, я был готов долго выжидать удобного случая; и вот такая возможность представилась мне с самого начала.
Вопрос с комнатой также решился без проволочек. Удача сопутствовала мне во всем. И хотя сам хозяин не мог меня пристроить, у его сестры, живущей неподалеку, комната для меня нашлась. «Она вдова, ей, знаете ли, лишние деньги не помешают». Он пошел позвонить ей и, вернувшись после довольно долгого отсутствия, сказал, что всё улажено. Обед и ужин мне будут подавать в кафе, завтрак – в моей комнате. «Вам ничто не помешает работать. Там очень тихо. Дом стоит в стороне от улицы, фасадом на воду, так что никто туда даже не ходит». Он мне очень помог, поэтому, чтобы поддержать разговор, я спросил, почему люди избегают ходить вдоль фьорда. «Потому что боятся живущего на дне дракона». Я решил было, что он шутит, но лицо его было совершенно серьезно, и произнес он это, как нечто само собой разумеющееся. Мне еще не приходилось встречать человека, который пользовался бы телефоном и верил в драконов. Это развеселило меня и добавило ощущения нереальности происходящего.
Комната оказалась темной, унылой, без удобств и довольно холодной. Тем не менее предметы первой необходимости – кровать, стол и стул – там присутствовали. Заполучить даже такое жилье было удачей, ведь других вариантов просто не было. Сестра хозяина кафе выглядела старше и куда менее ушлой, чем ее брат, которому, должно быть, пришлось долго уговаривать ее принять меня. Она с видимым неудовольствием впускала в дом, где жила одна, чужестранца; ее подозрительность и неприязнь чувствовались во всем. Во избежание неприятностей я, не торгуясь, заплатил запрошенную ей непомерную плату за неделю вперед.