– Я понимаю, Варя, что у вас какое-то дело, но я так люблю гостей. А они ко мне редко ходят.
– А ваш брат?
– Осип? Это единственный, кто приходит. Но только раз в год – на мой день рождения. Давайте, Варя, посидим, поболтаем, а уж потом о делах.
Софье Трофимовне недавно исполнилось шестьдесят. Она числилась редактором в издательстве, но работала на дому, пересылая результаты по электронной почте.
Обстановку в квартире можно характеризовать одним словом – эклектика. Или дикое смешение разных стилей и эпох.
В гостиной вдоль стены стоял кожаный диван с круглыми подлокотниками, с высокой деревянной спинкой, с узким зеркалом и полочкой наверху. Эта вещь из сталинских времен.
Ближе к окну – массивный буфет от эпохи Николая Второго.
У двери югославские книжные шкафы – это начало семидесятых, стиль раннего Брежнева.
Компьютерный столик и электроника на нем – это наше время.
Только от Хрущева ничего не осталось. Его мебель была хилой, куцей и на тонких ножках. Уже все развалилось!
Варвара начала разговор с буфета. Она предположила, что эта вещь досталась хозяйке от дедов-прадедов.
– Угадали, Варя! Мой дедушка был купец первой гильдии. По нашим временам – это, как владелец сети супермаркетов. И имя у него было красивое – Степан Елисеевич.
– А Елисеевский магазин, это не его?
– Нет, Варя. Это из другой оперы, у деда были магазины на Мясницкой, на Балчуге, в Зарядье, в Марьиной роще. И квартира у нас была на Мясницкой, там, где Банковский переулок выходит на Кривоколенный.
– Значит, буфет оттуда?
– Нет, Варя. В смутные времена городскую квартиру разграбили. А буфет – из дачной мебели. У нас сохранился домик в Малаховке. Вы, Варвара, сказали, что вы из детективного агентства. Значит, вы юрист?
– Нет, я – сыщик.
– Неважно! Я прошу помочь мне. Недавно умер мой отец. Нотариус сегодня позвонил и сказал, что в пятницу собирает всех по поводу завещания. А я в этих тонкостях не разбираюсь. Мне бы наш дом в Малаховке получить.
– А есть еще наследники?
– Есть! Мой брат Осип Собакин. Иосиф Трофимович.
* * *
Хозяин указал Олегу на кресло, а сам сел на диван.
– Вы считаете, Олег, что у меня странное имя?
– Нет, нормальное имя.
– Нет, я вижу, что вы так считаете! Я, молодой человек, родился при Сталине! И мой отец тогда только начинал карьеру ученого. А дед был буржуй – бывший купец Первой гильдии. Вот и пришлось отцу проявить лояльность – назвать меня именем вождя.
Иосиф Трофимович гордо посмотрел на Крылова, закинул ногу на ногу и взял со стола трубку с длинным мундштуком. Он был в домашнем халате и пушистых тапочках. Если бы не тельняшка, то Собакин был бы похож сейчас на помещика. Что-то среднее между Ноздревым и Маниловым.
– Вот такая моя судьба, молодой человек! Сейчас опять буржуи у власти, но я теперь пролетарий. Дед умер давно, отец недавно, а их внуки продолжают жить в этом бардаке.
Собакин, наконец, раскурил трубку, и комната наполнилась «чарующим ароматом» табака и вишневой косточки.
Иосиф Трофимович, изображая полное наслаждение, откинулся на диванную спинку и зажмурил глаза.
Используя паузу, Крылов решил осмотреть комнату, которая выполняла роль гостиной. Если честно, то Олег имел слабую надежду увидеть на одной из полок всю псарню Фаберже.
А почему бы и нет?
Действительно! Собакины прятали драгоценности при тоталитарном режиме, а при Ельцине они выкопали псов и поставили их на полку.
Если так, то, кто тогда чуть не убил антиквара Рыжова? И кто ездил в Париж, планируя контрабанду коллекции из России?
Даже беглый осмотр жилища убеждал, что драгоценные собачки здесь и не ночевали! Уж если сравнивать Иосифа с помещиками, то, судя по квартире, это был Плюшкин вместе с Коробочкой.
Нет, понятно, что жена Собакина уже месяц жила на даче. Понятно, что у холостяков бывает в доме беспорядок. Но не до такой же степени!
Во всех шкафах, на всех полках, столах, стульях и прочих горизонтальных поверхностях лежали кучи мелких предметов быта. Носки, чашки, ремни, баночки, упаковки сухарей, платочки и очки.
Шедевры Фаберже тоже могли бы быть здесь, но найти их невозможно. Надо слишком глубоко копать!
– Так вы сказали, Олег, что вы частный детектив?
– Да! Вот моя визитная карточка. Агентство «Сова».
– Я пока не знаю, зачем я вам нужен, но вот вы мне очень нужны. Прямо сказать – зверь бежит на ловца!
– А что такое, Иосиф Трофимович? Рад буду вам помочь.
Собакин в последний раз затянулся вишневым дымом и начал длинный рассказ.
Отцу Иосифа на момент смерти было далеко за семьдесят пять. Возраст не самый преклонный, но никак не молодой.
Все знали, что академик Собакин всю жизнь любил молоденьких женщин. Не девушек, которые кроме денег ничего не чувствуют. А таких – от тридцати до сорока! Тех, которые уже многое понимают в этом деле, но еще не начали стареть.
Иосиф Собакин знал за отцом эту слабость и сам охотно шалил по женской части. Но он думал, что, когда человеку под восемьдесят, то все желания отсыхают сами собой!
Он ошибался!
За два месяца до смерти соседи академика заметили, что в поликлинике появилась новая участковая, которая зачастила в квартиру Трофима Степановича.
Соседи в шутку намекнули об этом Иосифу, а тот мимоходом спросил у отца: «Это кто, батя? Твоя новая любовь? Говорят, что хороша собой».
Совершенно добрый и милый вопрос! Без всяких задних мыслей. Но старый академик, как с цепи сорвался. Стал шаркать по комнате, размахивать здоровой рукой и кричать на сына, который, как Красная шапочка, пришел навестить родителя и принес продовольственную корзину.
А кричал Трофим Степанович следующее: «Если ты ее не видел, то молчи! Ты через два десятка поймешь, что с возрастом чувства только крепчают»!
Тогда, месяц назад Иосиф Степанович не придал значения разговору. Ну, побазарили немного и успокоились. Но после смерти отца соседи ехидно напомнили о наследстве: «Так вам с Софьей все досталось или той врачихе что-то перепало? Не упустите момент, Иосиф! У этой стервы очень хваткая рожа».
А вчера позвонил нотариус Гриневский. Он сказал, что завещание академика хранится у него, и в пятницу он его официально огласит.
– Олег, я вас прошу – пойдем вместе. Вы поможете мне, как мой консультант, как доверенное лицо. Я оплачу ваши услуги, но только потом, когда наследство получу. Или бесплатно помогите, как друг семьи.
– Какой я друг. Мы только сегодня познакомились.
– Не важно! Вот прямо сейчас я назначаю вас другом семьи. Вы согласны, Олег?
– Согласен, Иосиф Трофимович, а вы слышали о фигурках, которые Фаберже делал для вашей бабушки?
– Для Фаины? Слышал я эту легенду!
* * *
Собакин попытался раскурить погасшую трубку. Но руки его дрожали, и он никак не мог справиться со спичками – они ломались или сразу гасли от резкого движения, Иосиф повернулся к тумбочке и начал копаться в груде разных вещей. Наконец на дне кучи «мусора» он нашел зажигалку, но охота курить уже пропала.
– Слышал я, Олег, эту легенду. Или не легенду, а быль. Может быть и так! Даже точно, что так. Когда была еще жива бабка Фаина, я был у нее в Малаховке и видел там пуделя с блестящими глазами. Я даже играл с этой собачкой.
– И что потом?
– А ничего! Фигурку от меня спрятали, и этого пса я больше не видел. Но я помню, как бабка прошептала мне…
Собакин резко встал, запахнул халат, осмотрелся, подошел к Олегу и произнес тихо, прямо в ухо:
– Она мне сказала: «Не торопись. В свое время узнаешь и про пуделя, и про его братьев. Ты будешь очень богатым».
* * *
Последние три недели нотариус Гриневский ходил по лезвию. До вчерашнего вечера он очень волновался и вел себя осторожно. Феликс надеялся, что все само рассосется.
Не рассосалось!
Вчера нотариус возвращался домой поздно. В полной темноте он припарковал свой синий «Лексус» за кустами сирени. Было удивительно, что ближайший фонарь не горел. Еще вчера он светил, а тут как-то неожиданно сдох.
Место было знакомое, и Феликс Олегович поставил машину на ощупь.
Он уже открыл дверцу «Лексуса» и хотел выходить, но темная фигура вдруг выплыла из куста сирени, схватила его за руку и выдернула из машины, Феликс хотел высказать свое возмущение, но опять не успел. Еще одна тень появилась слева, обняла за плечо и прошептала обидные слова:
– Ку-ку, Гриня! Лучше молчи, или придется сделать тебе больно! В квартире кто-то есть?
– Я не понимаю! Это вы, Харитонов?
– Это я! Так в квартире пусто или как?
– Сейчас в квартире никого нет. Но мы так не договаривались! Это возмутительно! Это не по понятиям!
– Пошли уже, урка. Дома у тебя посидим, как люди, побазарим. Устали мы тебя ждать.
* * *
Гриневский надеялся, что Харитонову возразит Марк Ситник. Он тоже бандит, но постарше, поумнее и поинтеллигентней.
Но Ситник молчал и даже грубо пихнул нотариуса в сторону подъезда.
Гриневский шел, подчиняясь силе, он надеялся, что у лифта появятся соседи, а бандиты убегут, опасаясь свидетелей.
Но все соседи, как повымерли!
Вот когда не надо, то они везде толпятся и галдят во все глотки. А когда тебя убивают – они спят без задних ног.
Нотариуса пока не убивали. Хотели бы убить – пристукнули у кустов сирени. А раз оставили в живых, значит, хотят поговорить.
Феликс Олегович своими ключами открыл все три замка, и вяло улыбнулся, приглашая гостей:
– Проходите. Но, простите – у меня не убрано.
– Ничего. После нас – еще хуже будет.
* * *
В какой-то момент Гриневский искренне поверил, что у них будет беседа. Пусть жесткий, пусть базарный, но разговор, а не мордобой.
Нотариус расслабился и не заметил удара. Он не понял, как от руки Яши Харитонова получил удар в челюсть.
Феликс на время потерял сознание и начал падать, хватаясь руками за воздух.
Очнулся Гриневский в центре комнаты. Он сидел на стуле и не мог пошевелиться, поскольку был привязан обрывками зелено-голубой простыни.
Нет, это свинство!
Мало того, что бандиты отправили его в нокаут, так они еще рылись в его белье и разорвали любимую простынку с морем, пальмами и облачками.
– Не ожидал я от вас, ребята! Марк, мы же договаривались, как деловые люди. Почти, как джентльмены!
– Красиво говоришь, Гриня. Мы и вправду не так договаривались.
– Ах, так вы о деньгах? Я заплачу!
– Когда?
– Через три дня!
– А ты обещал три дня назад. Так?
– Так!
– Мы для тебя сейф на даче вскрыли? Так?
– Так!
– Что было внутри – принесли? Принесли! Где бабки! За такие дела мы и опустить можем. Чтоб завтра вся сумма была! Пойдем, Яша. Пусть клиент посидит и подумает.
И они на самом деле ушли, захлопнув за собой дверь.
Гриневский хотел крикнуть им вслед, хотел попросить развязать, но передумал.
Не буди лихо, пока оно тихо!
Ушли, и ушли!
* * *
Нотариус дотянулся ногами до пола и приподнялся. Он стоял в раскоряку, как черепаха со стулом на спине.
Потом он пошел! Ноги были связаны у колен, и шаги были куцые, а походка вразвалочку.
Он направлялся на кухню, где на столе разбросаны острые ножи.
* * *
Только через час он разрезал все веревки!
Потом Феликс выпил стакан водки и пошел в душ. Надо срочно отмыться от контактов с бандитами и спать. Завтра много работы.
Главное – завтра надо добыть деньги для этих уродов. Иначе – опять к стулу привяжут. Или, как обещали, куда-нибудь опустят.
* * *
Это в американских фильмах офис юриста – дворец. А у Феликса Олеговича была контора в здании строительного треста.
В шумном холле слева от вахтера красовалась желтая дверь, справа от которой вывеска – «Нотариус Ф.О.Гриневский».
Многие нотариусы живут припеваючи. И основные доходы они получают не за копии свидетельств о рождении, браке и смерти. Их денежки – бумаги крупного бизнеса за услуги рейдерам и мошенникам.
А вот Гриневскому не повезло. Что-то он получал от соседей-строителей, что-то от честных граждан, что-то от залетных южан.
Но это крохи! Жить можно, но как?..
* * *
Трофима Степановича Собакина нотариус знал пять лет. Гриневский был для старика доверенным лицом. Что-то вроде домашнего юриста. Раньше они встречались очень редко, а за месяц до смерти Феликсу Олеговичу пришлось посещать квартиру академика пять или шесть раз.
* * *
Гриневский далеко не в первый раз объявлял родственникам содержание завещания. И почти постоянно приключались истерики, конфликты или склоки.
Когда перед людьми маячат крупные деньги, то почти все начинают раскатывать губы. Каждому кажется, что именно он получит все или большую часть наследства.
А когда розовые надежды обнуляются, то человек впадает в ярость. Он чувствует, что его обокрали! Ему хочется наказать вора. И очень часто такой обиженный направляет свой гнев не в ту сторону. Главным виновником ему представляется тот, кто «неправильно» прочел завещание.
А это он – нотариус Гриневский.
* * *
Сегодня Феликсу предстояло не самое скандальное дело. Он знал, что родственники покойного не ожидают появления еще одного наследника. Но дети академика – люди интеллигентные, и мебель крушить не будут.
Гриневский сел за свой стол и начал перебирать бумаги.
Он ждал!
До назначенного срока оставалось три минуты. А главное – в кабинете нотариуса не было еще одного человека, самого важного в сегодняшнем спектакле.
Когда все бумажки с правой стороны стола были переложены на левую, Феликс Олегович осмотрел присутствующих. Детей академика он знал, хотя и не очень хорошо. Как и предполагалось, они пришли со своими консультантами.
Это были очень странные молодые люди. Слишком доброжелательные для такой ситуации – без гонора, суеты и амбиций. Совсем не похожие на адвокатов, юристов или ментов!
По правую руку от Иосифа Собакина сидел тридцатилетний парень с веселым и хитрым взглядом. Гриневский сразу решил, что это опасный, скользкий тип с двойным дном. Чего стоит только блуждающая улыбка на смазливой физиономии. Странно, но именно такие типы очень нравятся девушкам.
А возле Софьи Трофимовны сидела сравнительно молодая женщина. И на первые взгляд – тоже не подарок! Слишком умные глаза для такого возраста.
Пора было начинать церемонию, но Феликс тянул время. Он ждал, когда появится самый главный наследник!
И вот в дверь заглянула та, которую он ждал.
В кабинет вошла сорокалетняя женщина в белом халате. Из кармана торчала пачка рецептов, а через плечо висел фонендоскоп. Типичный вид врача, который на минутку оторвался от приема больных.
– Я опоздала? Простите, но я не могла бросить больных.
Гриневский встал и радушно поднял вверх ладони.
– Все в порядке, Галина Тарасовна. Мы понимаем – врачебный долг, клятва Гиппократа и всякое такое. Но мы еще не начали. Вы успели к самой раздаче.
Опоздавшая особа в белом халате скромно села в углу, а дети академика Собакина переглянулись и стали шептаться со своими консультантами. Было слышно, как Трофим Степанович тихо сообщил Олегу на ухо:
– Это врачиха из местной поликлиники. Я вам говорил о ней. Этого я и боялся! Вы догадываетесь, зачем она здесь появилась?
Софья Собакина тоже что-то хотела сказать, но только развела руками.
А нотариус Гриневский начал процедуру. Первая часть его выступления была похожа на научный доклад. Он говорил о главенстве закона, о семейных ценностях, наследственном праве, о Фемиде – богине правосудия.
Говорил он быстро и в таких юридических терминах, что его галиматью мало кто понял.
Затем Феликс перешел к сути дела.
– Вы все знаете, что покойный академик был моим доверителем. Я знал его много лет. Он просил меня оформить, хранить и довести до вас свое завещание. Итак, я приступаю к оглашению.
Гриневский поднял над головой тонкий пакет, прошитый со всех сторон нитками и пропечатанный печатями. Все подвинулись поближе, рассматривая конверт с завещанием.
Через пять секунд нотариус взмахнул ножницами, медленно отрезал край пакета и извлек документ. Все замерли.