Кровавый след - Кровякова А. В. 11 стр.


Седой за соседним столом громогласно объявил, что собирается купить «порше-кайенн».

– Зачем? – спросил Спортсмен. – Твоей «Ауди-Q?» всего год.

– Затем, что хочу и могу.

– Ха-ха-ха!

Седой как-то уж слишком лез из кожи, стараясь казаться крутым, храбрым бродягой, клоном «Ангела ада». Ясно, с деньгами у него полный порядок, но маскарад выдавал глубокое внутреннее несоответствие. Возможно, он занимает крупный пост в какой-нибудь корпорации, но исполнительным директором его не назначили – наверное, руководство разглядело в нем задатки жестокого диктатора. Скорее всего, он трудится в финансовом секторе… Заведует отделом регулирования денежных операций. Риск, адреналин, большие деньги, мания величия, страсть к потреблению.

Я наскоро оценил остальных. Здоровяка вычислить легче всего; он подчиненный Седого, его сторожевой пес. С двумя оставшимися потруднее. Не коллеги, но родственные души. Возможно, клиенты Седого. Вместе играют в гольф, устраивают долгие совместные обеды с выпивкой, время от времени заглядывают в стриптиз-бар. Все четверо – богатые африканеры из северных пригородов Кейптауна; устроили себе каникулы, о которых мечтали с детства. Жен и детишек оставили в бунгало где-нибудь в Херманусе. И все-таки между тем, кто они есть на самом деле и кем они себя воображают, зияет огромная пропасть…

– У тебя слишком много игрушек, – заметил Крысеныш.

– Мальчики любят игрушки, – сказал Здоровяк и покосился на Седого в поисках одобрения.

Тот кивнул:

– Верно, мать твою!

Они начали хвастаться, что у кого есть.

Прибежала Мичи с пивом; тетушка Вильна обслужила их.

– Стаканов не надо, – сказал Здоровяк.

Они с удовольствием пили из горлышек. Седой брякнул бутылкой о столешницу, вытер губы:

– Прямо материнское молочко!

Эмма нагнулась ко мне через стол и шепнула:

– Хотят вернуть молодость… Вспомнить, какими были в студенческие годы.

«Скорее полные идиоты», – подумал я.

– Еще пива! – крикнул Крысеныш.

Тетушка Вильна принесла.

Когда она проходила мимо нашего столика, я попросил счет.

– Вы ведь еще двойной бифштекс заказывали, – удивилась тетушка Вильна.

«Рыцари» вдруг замолчали, стали прислушиваться.

– Спасибо, тетушка, в другой раз, – тихо сказал я.

– «Двойной бифштекс», – хихикнул Крысеныш.

«Рыцари Харли» снова заржали, стали пить пиво.

– Булочки очень вкусные, – сказала Эмма тетушке Вильне.

– Спасибо, Эммочка.

Эмма налила себе еще чаю.

– Эммочка, иди к нам! – крикнул Спортсмен.

– Не тронь ее, она вон какая худенькая, – сказал Крыса.

– Чем ближе кость, тем слаще мясо, – ответил Спортсмен.

Они снова заржали.

– А он предпочитает двойные бифштексы, – заметил Здоровяк, глядя на меня и стуча себя пальцем по черепу.

Первый локстонский закон Леммера: в городке не давать воли своему гневу. Я встал, подошел к стойке и, держась к ним спиной, достал бумажник.

– Знаете, почему Иисус не мог родиться в Локстоне? – спросил друзей Крысеныш.

Тетушка Вильна нахмурилась.

– Потому что здесь нет ни одного умного мужика, – ответил Седой.

– Ха-ха-ха!

– И ни одной девственницы, – подхватил Здоровяк.

Снова «Ха-ха-ха» – на октаву выше.

Тетушка Вильна выписывала нам счет – медленно и аккуратно, как всегда.

– Ну не знаю, – возразил Седой. – Судя по виду, похоже, Эммочка еще девственница.

Я положил ладонь на стойку, опустил голову, медленно сделал вдох. Вдох, выдох. Я понимал, какие мысли вертятся у них в головах. Они меня рассмотрели, увидели невзрачного, тощего субъекта, деревенщину. Храбрости у них заметно прибавилось.

– Тощая дева со взором горящим, – сказал Спортсмен.

– Да ты, оказывается, поэт! – воскликнул Здоровяк.

– «Эмма, о, Эмма!» – пропел Крысеныш.

– Ха-ха-ха!

– «Скажи своей маме, что дядя хочет сделать с тобой ребенка».

Хриплый хохот над его вариантом популярной песни «Эмма».

Я открыл бумажник, приготовился платить. Заметил, как дрожат руки.

– Не волнуйся, Эмма, я буду нежен с тобой, – сказал Крысеныш.

– А может, и нет, – подхватил Спортсмен.

– Ха-ха-ха!

Я услышал, как Эмма отодвинула стул от стола и подумал: вот оно, началось.

– Ну, так давайте, – сказала Эмма. – Попробуйте только!

– Хо-хо! – протянул Крысеныш, но храбрости у него заметно поубавилось.

Голос Эммы резал, как нож:

– Интересно, что сказала бы твоя жена, если бы увидела тебя сейчас. И дети…

У них не нашлось что ответить.

– Девяносто пять рандов, – прошептала тетушка Вильма.

Я понимал, что нам необходимо срочно выйти из ресторана. Хотя бы ради нее.

– Какие вы жалкие! – сказала Эмма.

Зловещее молчание. Я торопливо выложил деньги на стойку и развернулся лицом к залу. Эмма, пылая от негодования, держалась за спинку стула.

– Эмма… – позвал я, потому что мне уже приходилось видеть, какая она бывает в ярости. Девять месяцев назад она бесстрашно тыкала своим тонким пальчиком в грудь здоровяка полицейского.

Я увидел лицо Седого, увидел, как в нем закипает злоба, и понял: от его следующих слов зависит все. Я направлялся к Эмме, когда он сказал:

– Ты за кого себя принимаешь, мать твою?

Я отчаянно цеплялся за последние остатки самообладания. Разум требовал: «Уходи!»

– Сама ты жалкая, тощая сучка! – прошипел Седой.

Ярость смыла все мои благие намерения. Я резко изменил курс и направился к нему.

21

След включает широкий спектр признаков, от видимых глазом отпечатков конечностей, которые дают подробные сведения о животном и о том, чем оно занимается, до едва различимых признаков, которые могут указывать лишь на то, что животное чем-то обеспокоено.

Настольная книга следопыта.Классификация знаков

– Ну и красивые же байки стоят у входа! Вы, ребята, должно быть, в деньгах купаетесь, – загрохотал с порога чей-то дружелюбный бас. Мощная фигура быстро отгородила меня от «Рыцарей Харли», я увидел смутно знакомое лицо. Человек подмигнул мне, отвлекая внимание. – Леммер, дружище, а я весь город обыскал, думаю, куда вы подевались! – Как будто мы с ним добрые приятели.

Из подсознания всплыло: это Дидерик Бранд, местный фермер. Я обошел его. Мне хотелось начать с Седого, преподать ему урок, который он не скоро забудет… Здоровяк медленно встал со стула.

Увидев мое лицо, Эмма опомнилась и крикнула:

– Леммер, нет!

Дидерик положил мне на плечо широкую, твердую ладонь и умиротворяюще пророкотал:

– Они того не стоят! – повернулся к их столику и, подталкивая меня к выходу, поинтересовался: – Интересно, сколько стоит одна такая штучка?

Эмма поняла, что он задумал, взяла меня за другую руку своей прохладной ручкой.

– Двести двадцать, – ответил Крысеныш писклявым от волнения голосом. – В базовой комплектации.

Дидерик и Эмма общими усилиями доволокли меня до двери. Я не сводил глаз с Седого; видимо, до него что-то дошло, потому что он отвернулся.

– Невероятно! – сказал Дидерик. – Классные машинки! – После того как мы вышли на улицу, он негромко сказал мне: – Зачем тебе это надо?

Эмма дернула меня за руку.

– Зря я вышла из себя… Нужно было не обращать на них внимания.

– Нет, – ответил я и стал вырываться, стремясь назад, в ресторан.

– Леммер! – резко окликнул меня Дидерик Бранд. Я посмотрел на него, увидел у него на щеках ямочки и обнадеживающую улыбку.

Я остановился.

– Слушайте, – сказал он, – хотите спасти двух последних черных носорогов в Зимбабве?

Можно подумать, он задал самый логичный вопрос в данных обстоятельствах.


О Дидерике Бранде я знал всего две вещи. Во-первых, он был крупным землевладельцем – владел огромным участком между рекой Сак и горами Нувевельд. Во-вторых, если в Локстоне кто-то поминал его имя, все восклицали: «Ах, этот Дидерик!» – а потом смеялись и качали головами, как будто речь шла о любимом сыне-проказнике.

Несколько раз я мельком видел его, точнее, видел его волосатую руку, машущую из окошка пикапа, когда он проезжал мимо. И вот он сидит у меня в гостиной, на новом кожаном диване – Эмма купила его, чтобы задобрить меня после того, как она раздолбала мой старенький, но надежный пикап «исудзу», не вписавшись в поворот на гравийной дороге у Якхалсданса. Домой мы вернулись вместе с Дидериком; по пути они с Эммой в два голоса убеждали меня, что «Рыцари» не стоят того, чтобы о них мараться. Я кивал, но в глубине души был еще в «Красном гранате» и вершил расправу.

Дидерик был крупным мужчиной за пятьдесят, широкоплечим, с обветренным лицом, какое бывает у всех фермеров в Кару. Над ушами и воротом чистой рубахи цвета хаки завивались черные пряди с сединой. Под носом небольшие усики; в уголках смеющихся глаз «гусиные лапки». Он излучал природное обаяние – сразу было ясно, что он умеет развлечь компанию гостей и не прочь посмеяться над собой. Дидерик сидел наклонившись вперед и опершись локтями о колени. Свою занимательную историю он излагал умело и довольно настойчиво. Эмма слушала его, раскрыв рот.

– Целых два года мы пытались раздобыть черного носорога, но это непросто. Получить лицензию на отлов практически невозможно – придется целую вечность ждать, нужно, чтобы твою кандидатуру одобрили, чтобы у тебя была достаточно большая ферма, естественная среда обитания. Если повезет, тебя включат в программу разведения диких животных. Но предпочтение отдается не частным лицам, а национальным паркам. В прошлом году власти Замбии объявили, что у них осталось всего десять особей. После девяносто восьмого года черные носороги считались там полностью вымершим видом. Черный носорог очень дорог, полмиллиона рандов за голову. Их надо срочно спасать. А ведь когда-то, давным-давно, они обитали в наших краях! Наконец я опросил всех, кого можно и кого нельзя. Все знали, что я ищу черных носорогов. Три недели назад мне позвонил один тип из Зимбабве; сказал, что раньше работал в тамошнем министерстве охраны природы. Хотя штурмовики Мугабе давно вытеснили всех белых с руководящих постов, он не уехал из страны, а устраивает для туристов сафари в Чете. В общем, он сказал, что они случайно наткнулись на пару черных носорогов – самца и самку. Нашли их на берегах реки Себунгве, к югу от Кариба. Животные были напуганы; они дикие, очень агрессивные и не подпускают к себе людей. Тот человек сказал, если мы их не спасем, их рано или поздно все равно убьют из-за рогов. У него самого не хватит денег на то, чтобы усыпить носорогов и перевезти их через границу. Если я оплачу расходы, доставку они берут на себя. Мне останется только принять груз на границе и доставить к себе. Но на деле все не так просто, как кажется. Себунгве в семистах километрах от нашей границы, и то если ехать по дороге, а им придется выбирать кружной путь, объезжать блокпосты и все такое. С их стороны это большая жертва, но в конечном счете все делается ради общего блага…

Вдруг он замолчал на полуслове и покосился в сторону окна. Тут и мы услышали характерный стрекот – к нам приближался небольшой одномоторный самолет. Дидерик Бранд кивнул, как будто ждал его.

Подумать только, наш сонный городишко субботним утром растревожен, как гнездо термитов.

– Мистер Бранд, позвольте предложить вам кофе, – вмешалась Эмма, воспользовавшись паузой. Я выжидал, гадая, какое его рассказ имеет отношение ко мне.

– Дидерик, зовите меня Дидериком. Эмма, спасибо, не надо. Трудность в том, что у нас совсем нет времени. – Он взял черную папку, которую раньше, войдя, положил на кофейный столик, и с треском раскрыл ее. Пролистал целую кипу документов. – Так вот, первым делом я связался с нашими природоохранными организациями. Как вы знаете, за контрабанду диких животных, не разрешенных к ввозу, ничего хорошего ждать не приходится. Министерство охраны окружающей среды отнеслось к нам очень сочувственно; по-моему, они чувствуют себя виноватыми из-за Зимбабве, если вы понимаете, о чем я. Но и их понять можно: у нас нет ни сертификата о происхождении животных, ни разрешения на вывоз от зимбабвийских властей. Как ни крути, а контрабанда есть контрабанда. – Он, наконец, нашел нужный документ и торжественно выложил его на столешницу. – Мне удалось кое-чего добиться! Во-первых, важную роль играет генофонд. В ЮАР поголовье крошечное, почти все наши черные носороги происходят из Квазулу и парка Крюгера. В смысле генофонда зимбабвийские животные бесценны. Пришлось подписать соглашение, по которому я предоставляю министерству охраны окружающей среды право первого отбора приплода. Во-вторых, помогло то, что я живу в отдаленном районе. О том, что я намерен разводить носорогов, знают всего несколько человек, в том числе вы. Кстати, прошу вас, никому не рассказывайте о носорогах, потому что их рога на черном рынке идут примерно по двадцати тысяч долларов за килограмм. Иными словами, каждый рог стоит больше шестидесяти тысяч долларов, почти полмиллиона рандов. В-третьих, у меня много земли и электрифицированная ограда. Здесь… – он похлопал своим большим пальцем по документу, – мое разрешение.

Дидерик достал из папки еще один лист бумаги.

– Вот письмо от директора департамента. Они готовы дать исключительное разрешение на ввоз под грифом «экстренный случай». – Толстыми указательными пальцами он изобразил кавычки.

– Дидерик… – начал я.

– Леммер, я знаю, о чем вы хотите меня спросить. При чем здесь вы? Сейчас объясню. Вы знаете Лоуренса Лериша?

– Я слышал о нем.

– А Николу, который разводит диких животных?

– Он мой друг.

– Сейчас Лоуренс находится в Мусине. Никола дал ему свой грузовик для перевозки животных. Сегодня он получит двух носорогов на зимбабвийской границе, восточнее Вембе, и повезет сюда груз, который стоит целое состояние – учтите, я имею в виду не только деньги. Ему предстоит преодолеть больше полутора тысяч километров. Если что-нибудь пойдет не так… – Бранд смерил меня многозначительным взглядом. Дошло до меня не сразу.

– Вы хотите, чтобы я поехал с ним?

– Пожалуйста, Леммер, дружище… – Как будто мы с ним старые приятели. – Я заплачу сколько скажете, полную цену.

По лицу Эммы я видел: она считает, что я должен принять участие в благородном деле.

– Дидерик, все не так просто…

– Леммер, все официально, вам не нужно беспокоиться.

– Дело не в этом. Я на контракте. Не имею права брать заказы со стороны.

– Что вы имеете в виду?

– Я работаю на одну кейптаунскую фирму, «Бронежилет».

– Да-да, вы телохранитель. Присматриваете за богатыми и знаменитыми…

В Кару секретов нет, есть только ложные впечатления.

– В основном я охраняю зарубежных бизнесменов… – сказал я.

– Но сейчас вы ведь не заняты?

– Дидерик, у меня контракт с «Бронежилетом». В нем написано, что я не имею права брать заказы со стороны. Все должно идти через них.

– Они должны получить комиссию.

– Совершенно верно.

– Леммер, приятель… откуда они узнают? Сегодня поедете, послезавтра вернетесь.

Как я мог ему объяснить, не обижая его, что моя верность Жанетт Лау не обсуждается?

– Я, как вы, Дидерик, тоже предпочитаю официальные санкции.

Он смерил меня задумчивым взглядом и, наконец, сказал:

– Ладно… Кто у них главный? Как ему позвонить?

– Как я туда доберусь? До Мусины ехать целый день.

– А самолет на что? – Он ткнул большим пальцем в сторону аэродрома. – Там Лоттер. Он вас ждет.


После десятиминутного разговора Дидерик передал трубку мне:

– Просит вас.

– Жанетт! – сказал я.

– Рада слышать, что ты начал сам привлекать клиентов… – Как всегда, ирония в ее хриплом прокуренном голосе, а потом короткое, отрывистое «Ха!». Это значит, она смеется.

Я решил промолчать.

– Если хочешь, берись. Уж я тут как-нибудь справлюсь.

Хотел ли я взяться за работу? Мне не придется уезжать далеко от дома. Правда, оставались вопросы, пока неясные. События с самого утра, с «Рыцарей», развиваются как-то слишком быстро. Ну и, конечно, мне не давал покоя Первый закон Леммера. Как известно, он гласит: не увлекайся. А здесь поневоле придется увлечься по самые уши. Местный фермер затеял Большое Дело…

Жанетт правильно истолковала мое молчание.

– Может быть, тебе известно больше, чем мне. Решай сам! – Помолчав, она добавила: – Леммер, похоже, дело благородное. Мне понравился его голос. Судя по всему, хороший человек. А ты ведь понимаешь, как им тяжело живется после кризиса…

Назад Дальше