– А как же комиссар…
– Подождет.
Ворота контейнерного склада были открыты, но табличка на заборе однозначно предупреждала, что въезд воспрещен и что автостоянка находится за пределами складской территории. Харри почесал укушенную лодыжку, взглянул на длинное открытое пространство между контейнерами и зарулил в ворота. Контора смотрителя располагалась в низкой постройке казарменного вида, которую за последние три десятка лет регулярно достраивали. И это было недалеко от истины. Оставив машину у входа, Харри быстрыми шагами одолел последние метры.
Пока он объяснял причину своего прихода и рассказывал о вчерашнем вечернем происшествии, смотритель сидел молча, откинувшись на спинку кресла, заложив руки за голову, и жевал спичку.
Спичка – единственное, что двигалось на лице охранника, но Харри показалось, будто по его губам скользнула улыбка, когда он услышал о поединке с собакой.
– Черный метцнер, – сказал охранник. – Родич родезийского риджбека. В Норвегии только у меня. Превосходная сторожевая собака. К тому же молчаливая.
– Это я заметил.
Спичка весело подпрыгнула.
– Метцнер – охотник, он подкрадывается к добыче. Чтобы не спугнуть.
– Вы имеете в виду, она собиралась… съесть меня?
– Ну, так уж прямо и съесть.
Охранник не стал вдаваться в подробности, без всякого выражения смотрел на Харри, обхватив затылок сплетенными ладонями, и Харри подумал, что либо руки у него очень большие, либо голова маленькая.
– Значит, в то время, когда, по нашим предположениям, застрелили Пера Хольмена, вы ничего не видели и не слышали?
– Застрелили?
– Когда он застрелился. Ничего не видели и не слышали?
– Зимой охрана сидит в помещении. А метцнер, как я уже говорил, собака молчаливая.
– Удобно ли это? Ну, что собака не поднимает тревогу?
Охранник пожал плечами:
– Она делает свое дело. А мы сидим себе в тепле.
– Но собака не обнаружила Пера Хольмена, когда он пробрался на склад.
– Территория-то большая.
– А позднее?
– Вы имеете в виду труп? Ну, тело ведь замерзло в камень. К тому же мертвецы метцнера не привлекают, он хватает живую добычу.
Харри вздрогнул.
– В полицейском отчете написано, что, по вашим словам, Пера Хольмена вы здесь никогда раньше не видели.
– Так и есть.
– Я заходил к его матери и взял у нее семейную фотографию. – Харри положил снимок на стол перед охранником. – Взгляните внимательно и скажите мне, вполне ли вы уверены, что никогда раньше не видели вот этого человека.
Охранник опустил взгляд. Перегнал спичку в уголок рта, хотел ответить, но вдруг замер. Вынул руки из-за головы, взял снимок. Долго вглядывался.
– Н-да, ошибочка вышла. Видел я его. Он был тут летом. Трудно признать… того, что лежал в контейнере.
– Вполне вас понимаю.
Несколько минут спустя, собираясь уходить, Харри сначала приоткрыл дверь и выглянул наружу. Охранник засмеялся:
– Днем собака сидит под замком. К тому же зубы у метцнера узкие, рана быстро заживает. Сперва-то я подумывал купить кентуккского терьера. У того клыки как пила. В куски рвут. Повезло вам, инспектор.
– Ладно, – сказал Харри. – Приготовьтесь, скоро сюда придет наша сотрудница, и вашему полкану придется покусать кое-что другое.
– Ну и что? – спросил Халворсен, осторожно объезжая снегоочиститель.
– Псу дадут куснуть такую мягкую штуку вроде глины, – сказал Харри. – Потом Беата и ее сотрудники поместят оттиск в гипс, он застынет, и получится модель собачьей челюсти.
– Вон как… И этого будет достаточно для доказательства, что Пера Хольмена убили?
– Нет.
– По-моему, ты говорил…
– Я говорил, что именно это мне нужно, чтобы доказать убийство. The missing link[9] в цепочке доказательств.
– Та-ак. И каковы же остальные звенья?
– Обычные. Мотив, орудие убийства и повод. Здесь сверни направо.
– Не понимаю. Ты сказал, подозрение основано на том, что Пер Хольмен использовал клещи, чтобы проникнуть на склад?
– Я сказал, что меня это удивило. Точнее говоря: законченный героинщик вынужден искать приюта в контейнере, но одновременно мыслит настолько четко и ясно, что заранее запасается клещами для взлома ворот. Вот я и решил вникнуть поглубже. Паркуйся здесь.
– Не понимаю, как ты можешь утверждать, будто знаешь, кто виновен?
– Сам подумай, Халворсен. Это несложно, ведь все факты тебе известны.
– Терпеть не могу эти твои штучки.
– Я просто хочу, чтобы ты стал хорошим полицейским.
Халворсен покосился на старшего коллегу – не насмехается ли? Оба вышли из машины.
– Запирать не будешь? – спросил Харри.
– Замок ночью замерз. И утром я сломал ключ. Ты давно знаешь, кто виновный?
– Некоторое время.
Они пересекли улицу.
– Знать кто – самое простое. Подозреваемый очевиден. Муж. Лучший друг. Малый с послужным списком. Но ни в коем случае не дворецкий. Проблема не в этом, проблема в другом – доказать то, что чутьем знаешь давным-давно. – Харри нажал кнопку домофона рядом с фамилией «Хольмен». – Вот чем мы сейчас займемся. Добудем кусочек мозаики, который превратит на первый взгляд разрозненную информацию в прочную цепь доказательств.
Из динамика послышалось «да».
– Харри Холе из полиции. Можно нам?..
Замок зажужжал.
– И действовать надо быстро, – продолжил Харри. – Большинство убийств либо раскрываются в первые двадцать четыре часа, либо не раскрываются вообще.
– Спасибо, это я уже слыхал, – сказал Халворсен.
Биргер Хольмен ждал их на лестничной площадке.
– Заходите, – сказал он и первым прошел в гостиную.
У двери на лоджию стояла елка, пока ненаряженная.
– Жена отдыхает, – сообщил Биргер Хольмен, предупреждая вопрос Харри.
– Мы тихо, – сказал Харри.
Биргер Хольмен печально улыбнулся:
– Да она не проснется.
Халворсен быстро взглянул на Харри. Тот хмыкнул.
– Наверно, приняла успокоительное?
Биргер Хольмен кивнул:
– Завтра похороны.
– Да, тяжелое испытание. Ну что ж, спасибо за фото.
Харри положил на стол снимок: Пер Хольмен сидит, родители стоят по бокам. Защищают. Или, если посмотреть иначе, держат под конвоем. В комнате повисла тишина. Биргер Хольмен почесал предплечье под рукавом рубашки. Халворсен наклонился в кресле вперед, потом откинулся назад.
– Вы много знаете о наркозависимости, Хольмен? – спросил Харри, не глядя на него.
Биргер Хольмен наморщил лоб.
– Моя жена всего-навсего приняла снотворное. Это не означает, что…
– Я говорю не о вашей жене. Возможно, ее вы сумеете спасти. Я о вашем сыне.
– Ну, кое-что знаю, конечно. Он сидел на героине. И это была его беда. – Он хотел сказать что-то еще, но раздумал. Не сводил глаз с фотографии на столе. – Наша общая беда.
– Не сомневаюсь. Но если бы вы хорошо знали, что такое наркозависимость, то вам наверняка было бы известно, что она подавляет все остальное.
Голос Биргера Хольмена вмиг задрожал от возмущения:
– Вы полагаете, инспектор, что мне это неизвестно? Полагаете… что моей жене… он… – Слезы душили его. – Родной матери…
– Я знаю, – тихо сказал Харри. – Но наркотик важнее матери, важнее отца. Важнее жизни. – Харри вздохнул. – И важнее смерти.
– У меня нет сил, инспектор. Куда вы клоните?
– Анализ крови показывает, что ваш сын умер не после дозы. То есть он был в плохом состоянии. А когда героинщику плохо, потребность в «спасительной» дозе настолько сильна, что он может угрожать пистолетом родной матери, лишь бы добыть наркотик. Именно наркотик, не пулю в висок, а иглу в предплечье, в шею, в пах или в другое место, где есть чистая вена. Вашего сына нашли со шприцем и пакетиком героина в кармане, Хольмен. Он не мог застрелиться. Потому что главным для него был наркотик. Превыше всего… в том числе превыше…
– …смерти. – Биргер Хольмен сидел, обхватив голову руками, но голос звучал совершенно отчетливо: – Значит, вы считаете, моего сына убили. Почему?
– Надеюсь, вы нам объясните.
Биргер Хольмен не ответил.
– Потому что он угрожал ей? – спросил Харри. – Потому что надо обеспечить жене покой?
Хольмен поднял голову.
– О чем вы?
– Уверен, вы слонялись вокруг Платы, ждали. А когда он появился и купил дозу, пошли за ним. На контейнерный склад. Ведь он ходил туда, когда не имел другого пристанища.
– Я ничего об этом не знаю! Это неслыханно, я…
– Да знали вы, знали. Я показывал фото охраннику, и он опознал человека, о котором я его спросил.
– Пера?
– Нет, вас. Вы были там летом, спрашивали, можно ли поискать сына в пустых контейнерах.
Хольмен смотрел на Харри, а тот продолжал:
– Вы неплохо все спланировали. Клещи, чтобы пройти на территорию, пустой контейнер – вполне подходящее место для наркомана, чтобы свести счеты с жизнью, причем никто не увидит и не услышит вашего выстрела. Из пистолета, который, как может засвидетельствовать мать Пера, находился у него.
Халворсен пристально смотрел на Биргера Хольмена, держался наготове, но тот даже не пытался что-либо предпринять. Только шумно дышал носом и, глядя в пространство, почесывал предплечье.
– Вы ничего не докажете, – сказал Хольмен, словно бы с сожалением.
Харри развел руками. В наступившей тишине с улицы донесся веселый звон бубенчиков.
– Что, чешется? Терпежу нет? – спросил Харри.
Хольмен мгновенно отдернул руку.
– Можно взглянуть, что у вас так чешется?
– Не стоит. Пустяки.
– Можно посмотреть здесь, а можно и в участке. Выбирайте, Хольмен.
Бубенчики трезвонили все громче. Сани? Здесь, в центре города? Халворсена не оставляло ощущение, что вот-вот грянет взрыв.
– Ладно, – прошептал Хольмен, расстегнул манжету и закатал рукав.
На белом волосатом предплечье виднелись две подсохшие ранки. Кожа вокруг была ярко-красная.
– Поверните руку, – скомандовал Харри.
Точно такая же ранка, но одна, была и на внутренней стороне предплечья.
– Жутко чешутся, собачьи-то укусы, верно? – сказал Харри. – Особенно дней через десять – четырнадцать, когда начинают зарастать. Так мне сказал врач из травмопункта и предупредил, чтобы я не расчесывал болячки. Вам бы тоже не стоило чесать, Хольмен.
Хольмен пустым взглядом смотрел на свою руку.
– В самом деле?
– Три ранки от зубов. С помощью макета челюстей мы докажем, что вас, Хольмен, укусила вполне определенная собака на контейнерном складе. Надеюсь, вы легко сумели отбиться.
Хольмен покачал головой:
– Я не хотел… я хотел только избавить ее.
Бубенцы на улице разом умолкли.
– Вы признаете свою вину? – спросил Харри, делая знак Халворсену.
Тот полез во внутренний карман, однако ни ручки, ни бумаги там не нашел. Харри закатил глаза и положил на стол собственный блокнот.
– Он говорил, что вконец измучился. Что ему невмоготу. Что он вправду хочет с этим покончить. Я нашел ему место в Приюте. Койку и трехразовое питание за тысячу двести крон в месяц. И его обещали включить в метадоновый проект всего через месяц-другой. Потом он опять исчез, а когда я позвонил в Приют, мне сказали, что он скрылся, не заплатив за жилье, а потом… потом он заявился сюда. С пистолетом.
– И тогда вы решились?
– С ним все было кончено. Я потерял сына. И не мог допустить, чтобы он забрал с собой и ее.
– Как вы его отыскали?
– Не на Плате. Я нашел его возле «Эйки», сказал, что хочу купить у него пистолет. Оружие было при нем, он показал мне его, хотел сразу же получить деньги. Но я сказал, что у меня нет с собой денег, мы, мол, встретимся у задних ворот контейнерного склада на следующий вечер. Знаете, вообще-то я рад, что вы… что я…
– Сколько? – спросил Харри.
– Простите?
– Сколько вы собирались заплатить?
– Пятнадцать тысяч крон.
– И…
– Он пришел. Оказалось, патронов у него нет, вообще не было, как он признался.
– Но вы явно это предвидели, к тому же калибр стандартный, достать патроны не составило труда, верно?
– Да.
– Сначала вы заплатили ему?
– Что?
– Ничего, забудьте.
– Поймите, страдали не только мы с Перниллой. Для Пера каждый день был мукой. Мой сын уже умер и только ждал… чтобы кто-нибудь остановил его сердце, которое упорно билось. Ждал…
– Спасителя.
– Да. Именно так. Спасителя.
– Но это ведь не ваша работа, Хольмен.
– Да. Это дело Господа. – Хольмен опустил голову и что-то пробормотал.
– Что вы сказали?
Хольмен поднял голову, его взгляд блуждал в пространстве, ни на чем не останавливаясь.
– Но если Господь не делает свою работу, ее должен сделать кто-то другой.
На улице лишь желтые фонари да бурый сумрак. Когда выпадал снег, в Осло даже ночью было светло. Звуки казались укутанными в вату, а снег под ногами похрустывал, как далекий фейерверк.
– Почему мы не забрали его? – спросил Халворсен.
– Бежать он не собирается и должен кое-что рассказать своей жене. Через час-другой пришлем за ним машину.
– А он прямо артист.
– Да?
– Ну, обрыдался ведь, когда ты сообщил о смерти сына, верно?
Харри задумчиво покачал головой:
– Тебе еще многому предстоит научиться, Младший.
Халворсен с досадой пнул снег.
– Так просвети меня, о мудрейший.
– Убийство – поступок настолько из ряда вон выходящий, что люди вытесняют его, воспринимают как полузабытый кошмар. Я много раз видел такое. Только когда кто-то другой скажет об этом вслух, до них доходит, что это существует не просто у них в голове, а случилось на самом деле.
– Н-да. Все равно хладнокровный субъект.
– Ты что, не разглядел, что он совершенно в кусках? Пернилла Хольмен, пожалуй, права: он из них двоих самый любящий.
– Любящий? Убийца? – Голос у Халворсена чуть не сорвался от возмущения.
Харри положил руку ему на плечо:
– Сам подумай. Разве это не поступок огромной любви? Пожертвовать родным сыном?
– Но…
– Я знаю, о чем ты думаешь, Халворсен. Привыкай, парень, подобные моральные парадоксы будут встречаться тебе на каждом шагу.
Халворсен взялся за незапертую дверцу, но она намертво примерзла. С неожиданной злостью он дернул ручку, дверца с треском распахнулась – резиновая прокладка осталась в проеме.
Они сели в машину, Харри смотрел, как Халворсен поворачивает ключ зажигания, а другой рукой щелкает себя по лбу, довольно сильно. Мотор взревел.
– Халворсен… – начал Харри.
– Так или иначе, дело раскрыто, комиссар обрадуется, – громко сказал Халворсен, выруливая на дорогу прямо перед сигналящим грузовиком. Потом наставил замерзший средний палец в зеркало. – Стало быть, давай маленько повеселимся. – Он опустил руку и опять щелкнул себя по лбу.
– Халворсен…
– Что? – буркнул тот.
– Прижмись-ка к тротуару.
– Чего?
– Давай.
Халворсен затормозил у бровки тротуара, отпустил руль и устремил решительный взгляд в переднее стекло. Пока они были у Хольменов, стекло успело покрыться морозными узорами. Халворсен шумно дышал, грудь бурно поднималась и опускалась.
– В иные дни хочется послать эту работу к чертовой матери, – сказал Харри. – Не переживай.
– Не буду, – отозвался Халворсен, но дышал по-прежнему тяжело.
– Ты сам по себе, они сами по себе.
– Да.
Харри положил ладонь на спину Халворсена, подождал. Через некоторое время почувствовал, что коллега дышит спокойнее.
– Молодец, – сказал Харри.
Оба молчали, меж тем как машина, лавируя в потоке послеобеденного транспорта, катила в Грёнланн.
Глава 7
Вторник, 15 декабря. Анонимность
Он стоял на самом высоком месте самой оживленной пешеходной улицы Осло, которая носила имя шведско-норвежского короля Карла Юхана. Он запомнил план города, который взял в гостинице, и знал, что здание, чей контур виднеется на западе, – это королевский дворец, а в восточной стороне расположен Центральный вокзал.
Он поежился.
Высоко на стене красным неоном светился термометр, сообщая о морозе, и малейшее движение воздуха ощущалось как ледяная стужа, проникающая сквозь верблюжье пальто, которым он до сих пор был вполне доволен, особенно потому, что купил его в Лондоне по весьма низкой цене.
На часах возле термометра было 19.00. Он зашагал на восток. Все складывается как будто бы удачно. Темно, масса людей, видеокамеры только возле двух банков и направлены на их банкоматы. Метро как путь отступления он уже исключил, там наверняка прорва камер наблюдения и мало народу. Осло оказался меньше, чем он думал.