– Неужели тебе не кажется, что в этом что-то есть? – спросила она.
– Мне вообще ничего не кажется, – отвечал Харри. – Я пытаюсь сохранить пустоту в мозгах – для чистоты восприятия.
– Но у тебя же должно быть какое-то мнение?
– Да. Я думаю, что три убийства совершены одним и тем же человеком или одними и теми же людьми. И я думаю, что мы можем найти связь между убийствами, которая, в свою очередь, может привести нас к мотиву, который, в свою очередь, – это если нам чертовски повезет, – приведет нас к одному или нескольким виновным.
– Чертовски повезет? Ты хочешь сказать, шансы у нас неважные?
– Ну… – Харри откинулся в кресле, заложив руки за голову. – Специальная литература о серийных убийцах измеряется многими метрами книжных полок. В кино полиция обычно зовет на помощь психолога, а тот, прочитав пару рапортов, воссоздает по ним образ, который точнехонько соответствует действительности, всегда и без исключения. Люди думают, что фильм «Генри: портрет убийцы-маньяка» – это такое универсальное описание, приложимое к любому серийному убийце. Но к сожалению, в действительности эти убийцы такие же разные, как и все люди вообще. Есть только одно, что отличает их от других преступников.
– И это?
– Их не удается поймать.
Бьёрн Хольм рассмеялся, хотя это было совсем не к месту, и опять замолчал.
– Но ведь это же неправда? – с надеждой спросила Кайя. – А что тогда…
– Ты думаешь о тех случаях, когда удается установить почерк, а по нему понять, кто за этим стоит. Но вспомни обо всех нераскрытых убийствах, которые по-прежнему считаются единичными, поскольку между ними так и не удалось обнаружить никакой связи. Их тысячи.
Кайя взглянула на Бьёрна. Тот глубокомысленно кивал.
– По-твоему, в данном случае связь существует? – спросила она.
– Ага, – сказал Харри. – И мы должны ее найти, не прибегая к расспросам, чтобы самим не засветиться.
– А тогда как?
– В службе наблюдения, анализируя картинки с угрозами, мы, никого не опрашивая, сосредотачивались исключительно на поиске возможных связей. У нас уже был натовский поисковик, когда никто еще слыхом не слыхивал про Yahoo или Google. С ним мы могли проникать всюду и изучать все, что хоть как-то было отражено в Интернете. Здесь придется делать то же самое. – Он взглянул на часы. – Именно поэтому я уже через полтора часа лечу в Берген. И через три часа буду беседовать с одной безработной коллегой, которая, как я надеюсь, сможет нам помочь. Так что давайте закругляться. Кайя и я уже высказались. Бьёрн, что у тебя?
Бьёрн Хольм встрепенулся в своем кресле, как будто его только что разбудили:
– Что? У меня?.. Боюсь, немного…
Харри осторожно потрогал скулу:
– Но что-то у тебя есть.
– Да нет. Ни мы в криминалистическом отделе, ни следователь не нашли практически ничего ни по Марит Ульсен, ни по двум другим жертвам.
– За два месяца, – заметил Харри. – Давай выкладывай.
– Могу повторить, – сказал Бьёрн Хольм. – В течение двух месяцев мы анализировали, просвечивали насквозь и вглядывались до боли в глазах во все то, что у нас имеется, – фотографии, анализы крови, фрагменты волос, ногтей и так далее. Мы обсудили двадцать четыре версии того, как ему удалось проделать двадцать четыре дырки в глотке у первых двух жертв, так что линии всех проколов сходятся в одной и той же точке. Но ответа не получили. У Марит Ульсен во рту тоже была рана, но ножевая и рваная, жуткая. Короче говоря, ничего.
– А что с теми камешками в подвале, где была найдена Боргни?
– Проанализировали. Много железа и магния, немножко алюминия и кремния. Так называемая базальтовая порода. Пористая и черная. Ну что, теперь понятнее?
– И у Боргни, и у Шарлотты с внутренней стороны зубов обнаружены следы железа и колтана. Что это означает?
– Что обе они были убиты с помощью одного и того же дьявольского приспособления, но это не приближает нас к разгадке, мы так и не знаем, что это было.
Пауза.
Харри кашлянул:
– Ладно, Бьёрн, выкладывай.
– Что?
– То, что тебе покоя не дает все время, пока мы здесь торчим, я же вижу.
Эксперт-криминалист почесал щетину на подбородке, не отрывая глаз от Харри. Кашлянул разок. Потом еще раз. Бросил взгляд на Кайю, как бы прося ее о помощи. Открыл рот, снова его закрыл.
– Хорошо, – сказал Харри. – Тогда переходим к…
– Это насчет веревки.
Двое других посмотрели на Бьёрна.
– Я нашел на ней моллюсков.
– Ого! – спросил Харри.
– Но не нашел соли.
Они все еще смотрели на него.
– Это довольно необычно, – продолжал Бьёрн. – Ракушки в пресной воде.
– То есть?
– То есть я переговорил с биологом, который занимается пресноводными водоемами. Ракушка принадлежит моллюску под названием горошина, одному из самых мелких подвидов, который встречается в Норвегии только в двух озерах.
– И эти озера?
– Эйерен и Люсерен.
– Оба в Эстфолде, – сказала Кайя. – Рядом. Крупные озера.
– В густонаселенном фюльке, – продолжил Харри.
– Сорри, – сказал Хольм.
– Ммм… А веревка – есть какие-то признаки, указывающие, где ее купили?
– Нет, в том-то все и дело, – сказал Хольм. – Никаких. И она вообще не похожа ни на одну веревку из тех, что я видел. Только натуральные волокна, ни нейлона, ни каких-то других искусственных материалов.
– Конопля, – сказал Харри.
– Что? – спросил Хольм.
– Конопля. Веревки и гашиш делают из одного и того же растения. Если захочется курнуть, можно просто заскочить в порт и поджечь швартовы у парома в Данию.
– Это не конопля, – сказал Бьёрн Хольм, не реагируя на смех Кайи. – Луб вяза и липы. Больше вяза.
– Настоящая кустарная норвежская веревка, – заметила Кайя. – Именно так раньше делали веревки на хуторах.
– На хуторах? – удивился Харри.
Кайя кивнула:
– В каждой деревне был хотя бы один человек, который делал веревки. На месяц опускаешь бревна в воду, чтобы они там размокали, потом снимаешь кору и берешь лыко. А потом ссучиваешь. Получается веревка.
Харри и Бьёрн повернулись на своих креслах к Кайе.
– Что такое? – растерялась она.
– Слушай, – сказал Харри. – По-твоему, это известно каждому?
– А, вот ты о чем… – протянула Кайя. – Просто мой дедушка делал веревки.
– Ага. И для веревок используют вяз и липу?
– В принципе можно использовать лубяные волокна любых деревьев.
– А в какой пропорции?
Кайя пожала плечами:
– Я, конечно, не специалист, но мне кажется, довольно необычно свить в одну веревку лыко от разных пород деревьев. Я помню, Эвен, мой старший брат, говорил, что дедушка использовал только липу, потому что она плохо впитывает воду. И поэтому ему не приходилось смолить свои веревки.
– Что думаешь, Бьёрн?
– Если такие веревки – редкость, тогда, конечно, легче выяснить, где ее сделали.
Харри встал и принялся ходить по комнате взад-вперед. Под резиновыми подошвами линолеум всякий раз жалобно всхлипывал.
– Значит, мы можем предположить, что производство было ограниченным, а продажа – локальной. Как, Кайя, тебе такая версия кажется приемлемой?
– Пожалуй.
– И мы также можем предположить, что места, где веревка была сделана и где ею пользовались, находились друг от друга неподалеку. Эти кустарные веревки вряд ли уезжали далеко от дома.
– По-прежнему звучит вполне правдоподобно, но…
– Давайте примем эту точку зрения за исходный пункт. Вы начинаете искать кустарных производителей веревок рядом с озерами Люсерен и Эйерен.
– Но сейчас такие веревки уже больше никто не делает, – запротестовала Кайя.
– Постарайтесь, – сказал Харри, взглянул на часы, схватил пальто, висевшее на спинке кресла, и пошел к двери. – Выясните, где сделали эту веревку. Я исхожу из того, что Бельман не знает про этих горошин. Или как, Бьёрн?
Вместо ответа Бьёрн выдавил улыбку.
– Ничего, если я проработаю версию насчет убийств на сексуальной почве? – спросила Кайя. – Я могла бы переговорить кое с кем из отдела нравов. У меня там есть знакомые.
– Ответ отрицательный, – сказал Харри. – Общее распоряжение держать язык за зубами насчет того, чем мы занимаемся, в особенности относится к нашим дорогим коллегам из Полицейского управления. Похоже, кто-то в управлении сливает информацию в Крипос, так что здесь мы разговариваем только с Гуннаром Хагеном.
Кайя открыла было рот, но взгляд Бьёрна заставил ее промолчать.
– Но ты можешь заняться кое-чем еще, – сказал Харри. – Найти эксперта-вулканолога. И отправить ему результаты анализа этих мелких камешков.
Светлые брови Бьёрна поползли на лоб.
– Пористый черный камень, базальтовая горная порода, – напомнил Харри. – Бьюсь об заклад, что это лава. Вернусь из Бергена часа в четыре.
– Передавай привет Управлению полиции в Бэ-э-эйггене, – проблеял Бьёрн и поднял вверх чашку с кофе.
– Я не в управление, – сказал Харри.
– Да? А куда же?
– В больницу «Саннвикен».
– Сан…
Дверь за Харри захлопнулась. Кайя взглянула на Бьёрна Хольма, который, открыв рот, все смотрел на закрывшуюся дверь.
– А что ему там делать? – поинтересовалась она. – Он к судебному медику?
Бьёрн покачал головой:
– «Саннвикен» – больница для душевнобольных.
– Да? Значит, он поехал к специалисту по серийным убийствам или что-то в этом роде?
– Так я и знал, что надо было отказаться, – сказал Бьёрн. – Если начальство узнает, чем мы тут занимаемся, мы рискуем работой, а коллега в Бергене…
– Что?
– Она и вправду не в себе.
– Ты хочешь сказать, что она…
– На принудительном лечении в закрытом отделении, вот что я хочу сказать.
Глава 18
Пациентка
Если высокий полицейский делал один шаг, то Хьерсти Рёдсмуэн приходилось делать два. И все равно она отставала, идя за ним по коридорам больницы «Саннвикен». За высокими узкими окнами, смотрящими вниз, на фьорд, хлестал дождь. Сосны и ели были такими зелеными, что казалось, вместо зимы пришла весна.
Вчера, едва услышав голос полицейского по телефону, Хьерсти Рёдсмуэн сразу же его узнала. Как будто ждала, что он позвонит. И попросит именно о том, о чем он и попросил: поговорить с Пациенткой. Пациентку называли Пациенткой, чтобы обеспечить ей максимальную анонимность после дела об убийствах почти годичной давности, которое она расследовала, из-за чего и оказалась там, откуда вышла: в психиатрической клинике. По правде говоря, оправилась она на удивление быстро, снова вернулась домой, но пресса, которая по-прежнему билась в истерике по поводу этого Снеговика, хотя дело давно было закрыто, не оставляла ее в покое. И однажды вечером три месяца назад Пациентка позвонила Рёдсмуэн и спросила, нельзя ли ей опять в больницу.
– Значит, она в приличной форме? – поинтересовался полицейский. – На лекарствах?
– Отвечаю «да» на первый вопрос, – сказала Хьерсти Рёдсмуэн. – А на второй не отвечу, поскольку обязана молчать.
Правда же состояла в том, что Пациентка была настолько здорова, что ей не нужны были ни лекарства, ни госпитализация. Тем не менее Рёдсмуэн сомневалась, следует ли разрешить полицейскому навестить Пациентку, ведь он тоже участвовал в раскрытии дела Снеговика и может вновь вытащить на свет божий старое и забытое. В свое время Хьерсти Рёдсмуэн как психиатр имела возможность убедиться в благотворности вытеснения, в том, что травме надо дать инкапсулироваться, уйти в забвение. Правда, коллегами эта точка зрения недооценивалась. С другой стороны, встреча с человеком, который расследовал то же дело, могла бы стать для Пациентки хорошей проверкой на степень выздоровления.
– У вас полчаса, – предупредила Рёдсмуэн, прежде чем открыть дверь в общую гостиную. – И помните: душа уязвима.
Когда Харри увидел Катрину Братт в прошлый раз, он ее не узнал. Вместо красивой женщины под тридцать, темноволосой, с огнем под кожей и в глазах, на него смотрело существо, напоминавшее засохший цветок: безжизненное, безумное, хрупкое, бесцветное. Он испугался тогда, что сломает ей руку, если пожмет ее чуть сильнее.
Тем отраднее было видеть ее сейчас. Она выглядела старше, а может быть, просто устала. Когда она улыбнулась и поднялась ему навстречу, он увидел в ее глазах знакомый огонек.
– Харри Хо! – сказала она и обняла его. – Как дела?
– Ничего, плюс-минус, – ответил Харри. – А ты как?
– Ужасно, – ответила она. – Но теперь гораздо лучше.
Она засмеялась, и Харри понял, что она снова здесь. По крайней мере, бо́льшая ее часть.
– А что у тебя со скулой? Болит?
– Только когда говорю или ем, – сказал Харри. – И еще когда просыпаюсь.
– Знакомая песня. Ты стал еще противней, чем я тебя помню, но я все равно рада тебя видеть.
– Аналогично.
– Ты хочешь сказать, что я стала еще противней?
Харри улыбнулся:
– Конечно.
Он огляделся. Другие пациенты в комнате сидели и смотрели кто в окно, кто вниз, на сложенные руки, а кто и просто в стену. Но не похоже было, чтобы они с Катриной вызывали чей-то интерес.
Харри рассказал о том, что произошло со времени их прошлой встречи. Что Ракель и Олег уехали за границу и адрес их неизвестен. О Гонконге. О болезни отца. О деле, которым он занимается. Она засмеялась, когда он предупредил, чтобы она никому об этом не рассказывала.
– Что с тобой? – спросил Харри.
– По правде говоря, меня хотят выпроводить отсюда, тут считают, что я здорова и просто занимаю место. Но мне здесь нравится. Еда оставляет желать лучшего, но здесь безопасно. У меня есть телевизор, и я могу приходить и уходить, когда захочу. Может, через месяц-другой я и вернусь домой, кто знает?
– Кто знает?
– Никто. Безумие приходит и уходит. Что тебе надо?
– А что бы тебе хотелось?
Она долго смотрела на него, прежде чем ответить:
– Помимо того что мне хотелось бы, чтобы ты пожелал меня трахнуть, я хотела бы тебе помочь.
– Именно это мне и нужно.
– Трахнуть меня?
– Чтобы ты мне помогла.
– Черт. Ну ладно. О чем речь?
– У вас тут есть компьютер с выходом в Интернет?
– У нас есть общий компьютер в общей гостиной, но он не подключен к Интернету, они не рискуют. Так что его используют исключительно для раскладывания пасьянсов. Но у меня в палате есть мой собственный компьютер.
– Воспользуйся общим. – Харри сунул руку в карман и вытащил USB-модем. Перебросил через стол. – Это «мобильный офис», так сказали в магазине. Его надо только воткнуть…
– …в один из разъемов для USB, – сказала Катрина, взяла модем и сунула в карман. – А кто платит за абонентское обслуживание?
– Я. То есть Хаген.
– Эх, порезвлюсь я сегодня в Сети. Есть какие-нибудь новые горячие порносайты, о которых мне следует знать?
– Вероятно. – Харри перекинул по столу папку. – Вот здесь рапорты. Три убийства, три имени. Мне хочется, чтобы ты сделала то же самое, что и в деле Снеговика. Нашла связи, которые мы пропустили. Ты слышала что-нибудь об этом деле?
– Да, – ответила Катрина Братт, не глядя на папку. – Все они женщины. Вот и связь.
– Ты читаешь газеты…
– Иногда. А почему ты думаешь, что тут не просто случайные жертвы?
– Я ничего не думаю, я ищу.
– Но не знаешь, что именно?
– Верно.
– Однако ты уверен, что преступник в случае Марит Ульсен тот же, что и в двух других? Насколько я поняла, способ убийства совсем другой.
Харри улыбнулся: Катрина пытается скрыть, что всегда очень внимательно отслеживает все детали в газетах.
– Нет, Катрина, я не уверен. Но как я понял, ты сделала тот же вывод, что и я.
– Ясное дело. Мы же с тобой два сапога пара, забыл?
Она засмеялась и тут же стала прежней Катриной, а не просто тенью той блестящей эксцентричной сыщицы, с которой он едва успел познакомиться, как все рухнуло. К своему удивлению, Харри почувствовал ком в горле. Проклятая разница часовых поясов.
– Как думаешь, сможешь помочь?
– Найти то, на что Крипос потратил два месяца? С древним компьютером в общей гостиной местной психушки? Я даже не знаю, почему ты меня об этом просишь. В Полицейском управлении есть люди, которые гораздо лучше умеют искать в Интернете.
– Я знаю, но у меня есть то, чего нет у них. То, что я не могу им дать. Пароль в пропасть.
Она посмотрела на него непонимающе. Харри огляделся, чтобы убедиться, что их никто не может услышать.
– Когда в свое время я работал в Службе наблюдения, то получил доступ к искалкам, которые использует норвежская Служба безопасности для слежки за террористами. Они применяют секретные системы доступа в Интернет, которые MilNet, американская военная сеть, придумала еще до того, как в восьмидесятых годах ее отдали для коммерческого использования через ARPANET. Как тебе известно, ARPANET стала Интернетом, но тайные ходы остались. Такие поисковики используют трояны, которые сами подбирают пароли и коды и скачивают обновления. Заказ билетов на самолет, бронирование номеров в гостиницах, проезд по платным дорогам, банковские операции в Сети – эти поисковики найдут все, что угодно.