– Уф-ф-ффф… – перевел дыхание Лавров и застыл на месте, прислушиваясь.
Внутри его тренированного выносливого тела как будто поселилось нечто чужеродное и опасное.
– Врешь, не возьмешь! – выдохнул начальник охраны, делая-таки шаг вперед и накрывая злосчастную куклу листом бумаги. – Ну что? Как тебе там, в темноте?
«Пластилиновый мальчик» оставался немым.
– Пока, парень! – бросил ему Лавров. – Не скучай тут без меня. Увидимся!..
В коридоре ему навстречу попалась секретарша Колбина, потом молоденькая бухгалтерша. Обе, казалось, очень подозрительно улыбались, а бухгалтерша прошла мимо и повернулась, чтобы еще раз взглянуть на начальника охраны.
Лавров любезно поклонился. Бухгалтерша смутилась и ускорила шаг. Стук ее каблуков долго отдавался у него в ушах.
На улице он понял, что служебный внедорожник забрал глава компании. Во всяком случае, на парковочной площадке машины не было. А в легковушке до Черного Лога не доберешься. Тем более в дождливую погоду.
Лавров поднял голову и чертыхнулся. Над городом плыли тучи. Того и гляди, разразится майская гроза.
– Врешь, не возьмешь! – повторил начальник охраны, покачнулся и провел рукой по лицу, сбрасывая наваждение.
Парень, охраняющий парковку, торопливо подошел к нему.
– Вам плохо, Роман Васильевич? Может, воды?
– Я так скверно выгляжу?
– Ну… – замялся тот. – Я подумал, может, у вас с похмелья голова кружится…
– Я столько не пью, Игорь! – сердито ткнул пальцем в его бейджик Лавров. – Понял?
– Понял… извините…
Парень попятился, а начальник, пошатываясь, достал брелок, открыл свой темно-синий «опель», уселся и включил зажигание.
В глазах темнело, к горлу подкатывала тошнота. Лавров схватился за виски и с силой потер их. В голове чуть прояснилось.
– Игорь! – поманил он охранника, высунувшись из машины. – Если меня будут спрашивать… я отлучился по делам. Так и скажешь.
– Хорошо, Роман Васильевич, – кивнул парень, вытягиваясь и только что не беря под козырек.
– Расслабься, Игорь…
– С вами все в порядке? – наклонился к нему охранник. – Может, я поведу?
– А кто вместо тебя здесь будет?
– Толяна попрошу… сменщика моего. Он мигом прибежит.
Лавров боролся с дурнотой, и предложение парня показалось ему заманчивым. Однако он все же отказался.
Никому не следует знать, куда он направляется… и, главное, о чем он собирается говорить с Глорией…
* * *
У поварихи Кравцовой сегодня все валилось из рук. Омлет на завтрак вышел пережаренным, перед обедом она чуть не ошпарилась кипящим бульоном, потом порезалась, шинкуя лук. Из глаз текли слезы, из ранки на пальце сочилась кровь. Она с сердцем отложила нож и побежала к аптечке за ватой, перекисью и пластырем.
– Давайте помогу, – с сочувствием предложила посудомойка в коротеньком фирменном халате с вышивкой на карманах.
Вышивка изображала растение с широкими овальными листьями, ниже шла надпись: «Фикус».
Ресторан с этим названием работал с девяти утра до одиннадцати вечера. Утром посетителей было мало. Зато в обед почти все столики были заняты, – служащие из близлежащих офисов приходили сюда перекусить. Комплексные обеды в «Фикусе» славились домашним вкусом и умеренными ценами.
По вечерам здесь нередко устраивались корпоративные гулянья. Кравцова работала сутки через двое. Раньше это давалось ей легко, но с возрастом она начала сильно уставать. Да и комплекция оставляла желать лучшего. Тучность не только не красит женщину, но еще и мешает двигаться. У поварихи появилась одышка, ноги болели, в пояснице стреляло. Она с трудом выдерживала смену.
Кровь никак не хотела останавливаться. Посудомойка выбросила в мусорную корзину промокшую вату и достала новый клочок.
– Больно? – подняла она глаза на Кравцову.
– Нет…
– Ножи слишком острые.
– Смотреть надо, – вздохнула повариха. – А тут делаешь одно, думаешь о другом… Так и палец себе отхватить недолго.
Наконец они справились с кровотечением, заклеили ранку пластырем, и Кравцова вернулась к своему разделочному столу. Только взялась за мясо, как ее окликнули.
– Антонида Витальевна! – крикнул с порога администратор. – К вам пришли!
– Кто?
Молодой человек быстрыми шагами пересек кухню, приблизился к ней и шепнул:
– Товарищ из органов…
– Господи!
– Идите, он ждет…
– А как же это? – она показала ножом на куски подготовленной к нарезке свинины.
– Вера пока все сделает. Я разберусь… вы идите, идите.
Кравцова нехотя вытерла руки о бумажное полотенце и зашагала к выходу.
В зале было почти пусто. За двумя столиками сидела мужская компания, а за третьим… Повариха сразу узнала оперативника, который уже беседовал с ней.
Тот вежливо поздоровался и пригласил ее присесть. Перед ним на клетчатой скатерти стояла чашка с чаем и недоеденные блинчики.
– Извините, голодный с утра…
– Ничего, кушайте, – понимающе кивнула Кравцова.
Она заметно волновалась, не знала, куда деть руки, но потом положила их на стол. Оперативник покосился на ее заклеенный пластырем палец и спросил:
– Порезались?
– Да… – смутилась она и убрала руки, сунула их в карманы халата.
Кравцова выглядела старше своих сорока восьми лет. Лицо в ранних морщинах, волосы с закрашенной сединой, нездоровая полнота. От былой привлекательности остались только синие глаза.
Оперативник торопливо прожевал блинчик и еще раз извинился. Это, по его мнению, располагало к нему людей, и те теряли бдительность. В чем-то он подсознательно подражал сыщику Коломбо из одноименного детективного сериала: старался казаться недалеким и бестолковым.
– У меня к вам всего пара вопросов, – изображая неловкость, промямлил он. – Простите, что отрываю вас от работы…
– Ничего, – вздохнула Кравцова.
– Вы кого-нибудь подозреваете в убийстве зятя?
Она с удивлением уставилась на него, как будто впервые увидела.
– Я уже говорила вашему следователю, что была мало знакома с Ветлугиным. Мы почти не общались. Как я могу кого-то подозревать?
Ни разу за все время следствия она не назвала зятя по имени. Только Ветлугин. По-видимому, они друг друга недолюбливали.
– Вас не очень-то огорчила его смерть.
– Не очень, – честно призналась она, разглядывая прибор для специй, состоящий из керамической солонки, перечницы и горчичницы.
Оперативник ждал продолжения, но Кравцова ограничилась этой лаконичной репликой.
– Почему?
– С какой стати мне его оплакивать? Мы, по сути, оставались чужими людьми. У него своя жизнь, у меня – своя. Не я за него замуж выходила, а моя дочь.
– Ваша дочь любила мужа?
– Об этом лучше спросить у нее.
– А вы как думаете?
– Молодой человек… что вы подразумеваете под любовью? Общую крышу над головой? Постель?
– Чувства…
– Очевидно, Мариша испытывала какие-то чувства к Ветлугину, раз стала его женой.
– Это был брак по расчету?
– Какая разница? Бывает, люди сходятся по расчету, а потом любят друг друга без памяти. А бывает… любовь приносит одни страдания.
– Ваша дочь унаследует все состояние покойного, – сказал оперативник. – Это немалые деньги. Вы знали, что у Ветлугина не было других близких родственников?
– Я его родословную не изучала.
– Допустим. А как они жили с Марианной?
Кравцова заерзала и начала поправлять волосы.
– Сколько можно спрашивать одно и то же? Как-то жили. Я в их отношения не вмешивалась.
– Дочка вам ничего не рассказывала? Не делилась своими переживаниями?
– У меня сердце прихватывает. Она меня щадила, не посвящала в свои проблемы. Да и что я могла сделать? Чем помочь?
– Значит, у них с Ветлугиным были проблемы?
– Не ловите меня на слове, – рассердилась Кравцова. – Я вам все сказала. Больше мне добавить нечего.
– Где вы находились во время убийства?
– И на этот вопрос я уже отвечала. В тот день я спала дома. Отдыхала после суток. Подтвердить мои слова некому! Я живу одна… Разве что Пончик меня видел.
– Кто такой Пончик?
– Мой кот. Он спал со мной рядом.
– И часто вы спите днем?
– После работы бывает. Натопчешься у плиты, наломаешься… ноги гудят, спина ноет, голова раскалывается. Прихожу домой и валюсь спать. А вы что, меня подозреваете? – горько усмехнулась Кравцова. – Больше ничего не придумали? Если не Мариша мужа прикончила, значит, теща зятя на тот свет спровадила? Отлично. Других версий, как я понимаю, не имеется?
– Ветлугин был богат, теперь его деньги достанутся вашей дочери.
– Нам его деньги без надобности. Жили до него и без него проживем.
– Что же, Марианна намерена отказаться от наследства?
– Зачем ей отказываться? Раз судьба так распорядилась, пусть пользуется.
Оперативник промычал нечто невразумительное и отхлебнул холодного чая.
– У Ветлугина были враги?
– У него-то? Надо полагать, были. Характер у него тяжелый.
– Ваша дочь жаловалась вам на мужа?
– Послушайте… что вы с разных сторон за один кончик хватаетесь? Не убивала Мариша! Она не такая. Я свою дочь знаю…
ГЛАВА 5
Черный Лог
Глории опять приснился ее навязчивый сон. Он будто прирос к ней, стал неизменным атрибутом ее существования. Погрузившись в него, она уже узнавала нескончаемую анфиладу комнат с распахнутыми дверями, лепнину на стенах, расписные плафоны на потолках… пылающие свечи в массивных канделябрах…
Даже звуки этого сна становились для нее привычными – шум апельсинового сада за окнами, приглушенный говор странных обитателей… чарующая музыка… грохот колес…
Именно грохот колес и разбудил ее сегодня. Вернее, она проснулась от страха. Прямо по аллее сада на нее во весь опор неслась колесница…
– А-а-ааа!
Крик раздался только в ее воображении. На самом же деле Глория поднялась с подушек и молча села на кровати, уставившись на гобелен «Русалочья охота»…
Нарядные всадницы, казалось, посмеивались над ней. Свора гончих кружилась на зеленой поляне. Шумели деревья. Впрочем, какое «шумели»? Это ведь только настенный ковер с вытканным на нем изображением.
На другом настенном ковре была выткана сцена придворной жизни. Царь Соломон встречает царицу Савскую…
«Сколько он может ее встречать? – мысленно простонала Глория, окончательно просыпаясь. – Карлик не зря повесил здесь эти гобелены, а потом поселил меня в этой уютной спальне[4]. Он во все вкладывал тайный смысл. Я должна понять…»
Сквозь плотную ткань штор пробивался свет. День обещал быть теплым, но пасмурным, дождливым.
Глория зевнула, потянулась и отправилась в ванную. Утренний туалет занимал у нее около часа. Душ, прическа, легкий макияж. Из одежды она сегодня выбрала льняной домашний костюм – брюки и тунику с вышивкой.
Санта ждал ее в столовой с завтраком. Яйца, гренки, кофе и абрикосовый джем. Чисто европейская трапеза.
Она молча жевала, обдумывая историю вчерашнего посетителя. Господин Морозов произвел на нее неоднозначное впечатление. Когда с него слетели лоск и напускная бравада, перед ней оказался ранимый и запутавшийся человек. Он боялся встречи со своей первой любовью, боялся своих чувств и того, что сулила ему эта встреча. Прошло без малого тридцать лет, и Морозов не хотел ворошить прошлое. Но оно догнало его и властно заявило о себе.
Он не мог заставить молчать бывшую сожительницу… и не мог оставить без помощи родную дочь. Не важно, чья вина в том, что они ничего не знали друг о друге все эти годы.
– Хм…
Слово «сожительница» покоробило Глорию. А как еще называть женщину, с которой у Морозова были интимные отношения? Ведь он на ней не женился. Любовница? Тоже не совсем верно… Пассия? Как-то вульгарно.
Судя по всему, Морозова и некую Антониду Кравцову связывал не просто секс, а нежная влюбленность, которая не угасла и по сей день. Именно это тревожило и пугало Николая Степановича. Он-то думал, что последняя страница сего романа давно перевернута.
Кравцова обратилась к нему от отчаяния. Оказывается, их дочь Марианна недавно овдовела. Ее муж был зверски убит неподалеку от собственного дома в подмосковном поселке Роща. Марианна попала под подозрение. Мотивом для убийства могло послужить наследство. Погибший супруг не имел близких родственников, и все его имущество должно перейти к Марианне.
Полицейские ухватились за этот факт и грозятся упечь молодую женщину за решетку. Тем более что проходивший мимо по лесной тропинке сосед застал ее возле трупа. Она выглядела невменяемой и кричала от ужаса.
Правда, орудия убийства рядом с телом не нашли. Зато другой сосед, который постоянно ходил по той самой тропинке на автобусную остановку, показал, что видел женскую фигуру, одетую в белое… она мелькала между деревьев, как будто пряталась. Это было как раз перед убийством.
Хуже всего, что на Марианне тоже было надето белое платье в мелкий цветочек. И его подол испачкался в крови. Хотя она опустилась возле трупа на колени, и кровь вместе с соком травы легко могла попасть на платье.
Разумеется, серьезных улик против Марианны у следствия нет, но девочке ужасно треплют нервы! А она и без того издергана. В чем только душа держится…
Этот ее муж был настоящим монстром. Психопатом, который издевался над женой самыми изощренными способами.
Тут сам собой напрашивался вывод, что если Марианна его убила, то правильно сделала. Но мать не допускала подобной мысли.
«Наша дочь не могла убить человека, – рыдала она в трубку. – Помоги, Коля! У тебя наверняка есть хорошие адвокаты на примете… есть связи в прокуратуре…»
Выслушав причитания бывшей возлюбленной, Морозов не остался равнодушным. С одной стороны, он опасался подвоха, с другой – чувствовал, что Кравцова не лжет. По крайней мере не все в ее словах – ложь.
Да, у него были и деньги, и связи, и знакомые адвокаты. Но встревать в это грязное дело ему не с руки. И отказать язык не повернулся, и позволить этой истории просочиться на страницы газет или, упаси бог, на телевидение он тоже не имел права. У него самого дочь – невеста. Вторая, младшенькая… если Марианна действительно его кровинка, плоть от плоти…
Репутацию семьи загубить – раз плюнуть. Попробуй потом отмыться. Легко испортить младшенькой всю обедню. Испоганить такой чудесный жизненный старт! Этого Морозов допустить не мог. Что скажет жена? Как отреагируют новые родственники? Он не смеет рисковать счастьем Лиленьки.
«Пришла расплата за грехи молодости! – сорвалось с его уст. – Мое неведение не спасло меня от ответственности».
Он пустился в рассуждения о законах земных и небесных, а перед внутренним взором Глории вдруг предстала леденящая сердце картина – лежащее на боку тело, зияющая рана на горле… загустевшая кровь… примятая трава…
«Я готов удвоить ваш гонорар, если вы мне скажете, причастна ли моя дочь к смерти мужа, – взмолился напоследок господин Морозов. – Я должен это знать! Чтобы… чтобы…»
«Не навредить ей?»
«Да! – сокрушенно признался он. – Частное расследование может только усугубить ее положение, если она… Вы понимаете?»
Он хотел гарантий, хотел обезопасить себя от возможных последствий. То, что он назвал Марианну дочерью, свидетельствовало о высокой степени доверия, которую вызвала у него Глория.
Она рада была бы успокоить новоиспеченного отца. Однако возникшая в ее сознании картина убийства походила на застывший кадр и не желала разворачиваться. Это был своеобразный «пост фактум» – результат, который никак не прояснял причину и не показывал само действие.
«Не буду вводить вас в заблуждение, – после долгого молчания вымолвила Глория. – Истина пока мне не открылась. Могу сказать только то, что смерть пришла к погибшему в женском обличье… и с косой…»
«У нее была коса? Так это же особая примета! – обрадовался Морозов. – У Марианны волосы едва достают до плеч. Из них косу не сплетешь. Тоня прислала мне ее фото по Интернету. Собственно… это и заставило меня прийти к вам. Я искал в ее лице сходства с собой… и не нашел. Она больше похожа на мать. Вот…»