– Вам лучше?
Ее веки затрепетали, побелевшие губы раскрылись:
– Да…
– Вы готовы побеседовать с нами?
Она слегка наклонила голову:
– Спрашивайте.
– Вы близко общались с соседкой?
Женщина задумалась:
– Не знаю, как и ответить… Понимаете, когда был жив Лидочкин муж, Коля, они проводили все время вдвоем. Они не нуждались ни в ком, понимаете? Когда Коля так нелепо погиб, Лида стала захаживать ко мне. Но никогда не делилась со мной своими переживаниями и не поверяла секретов. Мы говорили на отвлеченные темы – о погоде, об урожае на участках, о борьбе с вредителями. Когда я навещала ее сама, Лиде это не нравилось. Ну, я и не забила тревогу… Простить себе не могу…
Григорий встал за ее спиной:
– В последнее время вы не замечали ничего странного в поведении подруги?
Ефимцева подняла брови:
– Мне кажется, она чего-то боялась.
– И в чем это выражалось?
Лилия Иосифовна повернула голову к Опарину:
– Соседка хотела поставить сигнализацию и поменять забор. Этот Лида считала ненадежным.
– Вы не спрашивали, чем вызвано такое ее желание?
Женщина вздохнула и пожала плечами:
– Она не говорила. Лида всегда переводила разговор на другую тему, если я слишком уж приставала к ней с расспросами.
– Понятно. – Капитан сел на стул напротив Ефимцевой. – К ней часто приходили гости?
Лилия Иосифовна усмехнулась:
– Никогда никто не приходил, и Лидия тоже не любила наведываться к знакомым. При мне ни один человек не переступал ее порога.
– Значит, вы ничего подозрительного не видели и не слышали?
– Нет.
– Тогда не вижу причин вас больше задерживать. – Опарин кивнул ей и повернулся к Семенову: – Кажется, на нашем отделе повиснет «глухарь». А ведь еще недавно жизнь была прекрасна и восхитительна! Закончили? – обратился капитан к экспертам.
– Закругляемся, – ответил за всех Геннадий.
– Ускоряйте темп.
Василий дотронулся до локтя коллеги:
– Никак не могу успокоиться… Она погибла из-за нас!
Григорий рассмеялся:
– Да что ты? С чего это тебе взбрело в голову?
На шее молодого офицера судорожно задвигался кадык:
– Если бы мы не отправили ее тогда… Ну, что нам стоило приехать и забрать то письмо?
Капитан заскрипел зубами:
– Во-первых, ее могли укокошить грабители, промышляющие в этом районе. Во-вторых, она наверняка кому-то проговорилась о письме, и этот кто-то убил ее. Поверь, возле таких историй постоянно крутится какой-то криминал. Прошлое всегда напоминает о себе, хотя мы и не в ответе за своих предков. Однако не факт, что это злополучное письмо на самом деле существует.
– Но это – версия. – Глаза Семенова загорелись. – И мы должны доложить полковнику!
С лица Григория словно стекли все краски.
– Ни в коем случае! – прошипел он. – Ты поставишь нас в неловкое положение. Разве не понимаешь, нашему начальству необходим процент раскрываемости, и при удобном случае Богомолов обвинит нас в равнодушии и непрофессионализме. Тогда прощай, очередная звездочка! Не хочешь неприятностей – закрой рот на замок.
– Тогда мы с вами пойдем по следу сами! – пылко сказал Семенов. – Ничто не мешает нам выяснить, кто охотился за ее драгоценностями.
– Ты – идиот, – усмехнулся капитан. – Я, например, ничего выяснять не собираюсь, потому что не верю ни в какое письмо. Вот почему мы с тобой начнем заниматься делом! А не этой ерундой. И с этой минуты ты выбросишь этот бред из головы и станешь искать настоящего преступника.
Лейтенант вздохнул:
– Как скажете.
– Вот и молодец. Иди в машину. Иванов уже закончил. Нашел что-нибудь интересное? – обратился он к Геннадию.
Тот дернул плечом и почесал покрасневший от пыли нос:
– Отпечатков мало. Боюсь, все они принадлежат потерпевшей и ее соседке. Сейчас, кстати, забегу к ней.
– Надо было сделать это раньше, – нахмурился Опарин. – Вот теперь жди тебя!
– Я мигом.
Вскоре оперативники уже сидели в машине, направлявшейся в управление.
– Обедать пойдешь? – легонько толкнул Григорий подчиненного.
Василий замотал головой:
– Мать заставила меня взять пирожки с мясом. Хотите?
– Мне привычнее столовские обеды, – отказался Опарин. – Первое, второе и компот. Может, пойдешь с нами?
– Нет, я попью чаю.
– Ну, как знаешь.
«Уазик» затормозил у управления, и судмедэксперты во главе с капитаном отправились в лабораторию, намереваясь потом пообедать. Василий открыл кабинет Опарина и включил электрический чайник. От жары у него стучало в висках, но тем не менее он попытался проанализировать обстановку. Причина для этого преступления казалась очевидной. Кондакова говорила про спрятанные и до сих пор не найденные ценности каких-то Еликов. Их с коллегой все это не заинтересовало, и зря! Она поделилась своей тайной еще с кем-то, и преступник решил ликвидировать женщину. Выходит, мотив лежит на поверхности. Почему же Григорий не хочет об этом и слышать? Впрочем, ответ напрашивался сам собой. Если капитан расскажет полковнику о визите Лидии Михайловны, состоявшемся год тому назад, тот вовсе не придет в восторг и накажет своих подчиненных. Что же делать? Семенов потер влажные от пота виски. Выход только один. Пусть Опарин не занимается проверкой этой версии – он проработает ее сам. Да только справится ли он один? Попробует! Молодой человек сел к окну и придвинул чистый листок бумаги. Надо составить план действий. Итак, если преступник действительно нашел письмо с указанием места, где спрятаны ценности, то через некоторое время он попытается от них избавиться. Каким же образом? Конечно, понесет их к ювелирам или скупщикам краденого, возможно, он это уже и сделал. Следует поторопиться! Василий быстро встал и вышел из кабинета. Григорий, жмурясь после сытного вкусного обеда, вытирая платком губы, направился к нему:
– Ты не хочешь есть?
«Сказать или не сказать?» – мелькнуло в голове у Василия, и в последний момент он принял решение оставить все в тайне. Капитан слывет человеком очень упрямым, а значит, ни за что не разрешит ему работать в этом направлении.
– Григорий Викторович, можно мне отлучиться на полчаса? – Лейтенант невинными глазами посмотрел на начальника.
Тот нахмурился:
– Что случилось?
Семенов замялся:
– Да ерунда… Просто нужно.
Опарин кивнул и улыбнулся:
– Кто она?
Сам того не ведая, он подсказал лейтенанту выход из ситуации, и Василий ухватился за предоставленную возможность:
– Просто девушка. Она ждет меня у управления, ну, и мне неудобно…
Капитан снисходительно похлопал его по плечу:
– Иди. Ты мне пока не нужен. Только далеко не уходите. Скоро эксперты подготовят результаты, мы, в свою очередь, включим это в отчет и пойдем к полковнику.
– Конечно, спасибо.
Молодой человек выбежал из управления в августовский зной и помчался по улице. Он держал путь к старому ювелиру, Юлию Львовичу Магницкому, с которым уже давно работали его коллеги.
Юлий Львович Магницкий, восьмидесятилетний импозантный мужчина с седой гривой волос, делавшей его сухое длинное лицо чуточку шире и скрадывавшей длину острого крючковатого носа, жил на Дерибасовской, в центре города, в трехкомнатной квартире, и считался одним из лучших специалистов не только в Одессе, но и во всем СНГ. Когда бывший могучий СССР еще не отдал концы, к Магницкому съезжались со всех республик. Все знали: если ты хочешь эксклюзив, лучше Юлия Львовича никто этого не сделает. Ювелир начал сотрудничать с милицией еще в шестидесятые годы прошлого века. Обладая острым умом, он пришел к выводу: помогаешь другим – помогут и тебе. И оказался прав. Магницкий закладывал своих коллег и не испытывал особых угрызений совести, а милиционеры закрывали глаза на некоторые сделки их пронырливого помощника. Так он и держался – уже пятьдесят лет. Современные работники правоохранительных органов тоже обращались к нему за советами. Месяц тому назад Василий приходил к ювелиру вместе с Опариным проконсультироваться насчет одного колье, найденного в квартире убитой женщины. Благодаря наводке Юлия Львовича они и нашли убийцу. Вот и сейчас, быстро шагая по раскаленному асфальту, Семенов надеялся, что Магницкий направит его на правильный путь.
Уже через двадцать минут он стоял возле двери, сделанной из дорогой древесины, и нажимал кнопку звонка.
– Минутку! – Маститый ювелир обладал оперным тенором. – Одну минутку!
Дверь открылась, но не полностью. Осторожный хозяин подстраховался, накинув цепочку. При виде Семенова его породистое лицо сморщилось:
– Вы из полиции?
– Хорошо, что меня еще помнят.
Немного подумав, Юлий Львович сменил сухое выражение лица на весьма доброжелательное:
– Прошу вас. Проходите. Обувь можно не снимать. Глаша после ужина моет полы.
После этого замечания Василий усмехнулся про себя и невольно сравнил холеного ювелира со своим дедом. Они практически были ровесниками. Только дедушка полицейского всю жизнь честно трудился на заводе, сначала мастером, а потом инженером. Очередь на квартиру подошла в тот момент, когда на чудо уже никто не надеялся. Семью из четырех человек поселили в двушке на окраине. И тем не менее они страшно обрадовались даже такому подарку… Как ювелиру Магницкому удалось очутиться в хоромах на Дерибасовской, оставалось только догадываться. Возможно, в настоящее время его гонорары позволяли отделать квартиру по последнему слову техники. Каждая комната, в том числе и прихожая, могла украсить своим изображением страницы журнала, пропагандирующего дизайнерское искусство и современные строительные материалы.
– Присаживайтесь, – Юлий Львович величественно указал на старинное кресло. Вполне вероятно, что когда-то в нем сиживал Людовик Четырнадцатый. – Вы, как я понимаю, хотите со мной проконсультироваться?
– Именно так.
Ювелир наклонился вперед:
– Я вас слушаю.
– Вам знакома такая фамилия – Елики?
Магницкий вздрогнул:
– Елики? Очень любопытно! Полиция заинтересовалась делами давно минувших дней? Разумеется, я слышал об их деле. Что вы хотите знать?
Василий широко улыбнулся:
– Чем больше, тем лучше.
Юлий Львович откинулся на спинку кресла:
– Разговор будет долгим. У вас есть время?
– Наверно, раз я здесь, – отвечая на этот вопрос, Семенов подумал об Опарине. Он может позвонить в любую минуту, как только отчет будет готов. Им обоим нужно идти к полковнику. Что ж, если капитан прервет его диалог со стариком на самом интересном месте, ничто не помешает заглянуть к нему позже.
– Да. Я располагаю временем, – повторил лейтенант.
Хозяин поправил гриву густых серебряных волос:
– Прекрасно. Видите ли, я всегда испытываю дефицит общения. Современные клиенты не беседуют с Магницким. Они смотрят на него как на машину по изготовлению ценностей. Никто не желает знать, что у него на душе!
– А вы всегда готовы раскрыть душу? – сыронизировал Василий.
Ювелир покачал головой:
– Вот и вы смеетесь… А напрасно! Знаете, моя семья погибла в автокатастрофе двадцать лет тому назад. Раечка очень хотела водить машину. И надо же было такому случиться, чтобы они с Фимой, моим единственным сыночком, врезались в грузовик в первый же день после того, как она сдала на права! Не думайте, я далеко не всегда обращаюсь к знакомым для решения щекотливых вопросов. Раечка готовилась к экзаменам сама, и я не замолвил за нее и словечка. Это же очень опасно, когда на дороге неопытный водитель. И моя дорогая не виновата. За рулем другой машины сидел пьяный парень. И он остался жив. Без единой царапины! А я в одночасье потерял все. Вот вы смотрите на мою богато обставленную квартиру, думаете о моих доходах, а я все до копейки отдал бы тому, кто вернул бы моих близких. – В складках морщинистой кожи показалась слеза. Магницкий небрежно смахнул ее.
Лейтенанту стало невыносимо жаль этого человека, хотя он неоднократно слышал о совершенных им мошенничествах. Однако деньги не принесли ему счастья. Их было очень много, но жизнь потеряла для него всякий смысл. Василий закусил губу. А Юлий Львович, смутно догадываясь о его мыслях, взглянул парню в лицо:
– Не думайте обо мне. Вы ведь пришли по делу. Сейчас я принесу вам кружку моего фирменного чая с жасмином и потрясающе вкусное печенье. Пока вы будете наслаждаться всем этим, я расскажу вам о Еликах, хотя вам и трудно будет представить себе Одессу двадцатых годов…
В городе царили грязь, эпидемии, голод и холод. Спасти страну можно было только при помощи новой экономической политики. И действительно, Одесса словно помолодела. Строились и открывались новые магазины, восстанавливались разрушенные и возводились новые дома, в городских парках и скверах, приведенных в порядок, опять начали гулять жители города. «Жемчужина у моря» словно пробуждалась от страшного сна и принимала в свои объятья тех, кто покинул ее во время Гражданской войны. Но с расцветом экономики расцвела и преступность.
Это время напоминало девяностые годы… Соблазнов срубить шальные деньги открылось великое множество. Появились нелегальные игорные притоны, и местные и заезжие тузы с удовольствием просаживали бешеные деньги, нисколько не заботясь о завтрашнем дне. Ведь всем известно: никто никогда не дорожил быстро и нечестно заработанным капиталом. Воры, убийцы и ворюги советской партийной системы вместе просаживали добро, швыряли разноцветные бумажки на столы, покрытые красным сукном, и заразительно смеялись. Зачем жалеть явно не последние монеты! Впрочем, были и моряки, которым привезенная валюта жгла пальцы, и они усиленно старались от нее избавиться. Им помогали проститутки и авантюристы всех мастей. Девочки легкого поведения, разряженные, как экзотические бабочки, старались «развести» клиента если не на деньги, то на золотые украшения, и требовали купить подарок в модном ювелирном магазине, находившемся на Екатерининской улице. Небольшой магазин открылся совсем недавно и принадлежал знаменитой фамилии братьев Елик – бывших купцов первой гильдии. Старожилы помнили их еще до революции. Тогда их фирменные заведения находились в центре Одессы и вначале специализировались на мануфактуре. В конце девятнадцатого века старший брат Ефим решил, что ювелирное дело принесет гораздо больше прибыли, переоборудовал магазины под ювелирные и вместе со своим братом-близнецом Исидором постарался сделать так, чтобы их клиентами стали солидные люди, желавшие приобрести у Еликов дорогие и модные украшения. Публика валила к ним валом. Людей встречали хорошо вышколенные любезные приказчики, понимавшие покупателей с полуслова, и «творческая бригада» талантливых и опытных мастеров. Не было на свете украшения, которого они бы не смогли изготовить. Посетителя провожали в прохладный кабинет, предлагали чашечку чая или кофе и раскладывали перед ним каталоги зарубежных фирм. Клиент уходил в полном восторге, оставляя в толстой книге, лежавшей на самом видном месте, хорошие отзывы. Елики с удовольствием демонстрировали благодарности в их адрес от именитых особ. Итак, все складывалось удачно, и братья процветали. Но однажды грянула революция, и Елики справедливо рассудили, что за границей им будет спокойнее. Они закрыли магазины и исчезли в неизвестном направлении.
Шло время, о Еликах стали забывать. И, как оказалось, зря! Наступил двадцатый год, и благодаря новой экономической политике в город у моря потянулись его прежние жители, нашедшие приют на иноземных берегах, но тосковавшие по родной земле. В двадцать первом вернулись и Елики. Старший, Ефим (он родился раньше Исидора на несколько минут), низенький, толстенький, рыжеватый, нисколько не изменившийся за время, проведенное на чужбине, вдруг откуда ни возьмись появился, как призрак прошлого, на Екатерининской, где когда-то он заправлял своим любимым детищем. Сунув руки в карманы, он придирчиво осматривал здание, и на его веснушчатом лице играла довольная улыбка. Разруха и война не тронули нужный ему дом. Первый этаж по-прежнему ждал желавших продолжить дело коммерсантов. Ефим не собирался медлить с открытием. Он тотчас сообщил брату о своем решении, и вскоре Исидор, такой же рыжий и веснушчатый, похожий на старшего брата, как две капли воды, бродил с ним по Екатерининской.