Да уж, дорогую игрушку решил себе позволить на старости лет Броунер. Не так давно я сам долго скреб себе подбородок, собираясь с духом, пока наконец не решился: беру.
Купец с грустью смотрел на бумаги, когда пришло время их подписать. И вид у него был самый печальный. Он мне нравился, Крилл Броунер, человек, сделавший свое состояние, не сидя в конторке. Да и не был он похож на страдающего лишним весом купца, скорее он выглядел как капитан одного из своих кораблей: дубленое лицо, прорезанное многими морщинами, глаза, много повидавшие за долгую жизнь. Даже немного неудобно было приобретать его мечту…
Но расставались мы весьма довольные. Броунер радовался, что так легко и быстро нашел покупателя, нисколько не потеряв при этом в цене. Да и я выглядел вполне счастливым человеком – критнер меня чрезвычайно впечатлил.
Вооружение его составляло шестнадцать длинноствольных кулеврин, которых было более чем достаточно, поскольку основной их целью являлась борьба с рангоутом и такелажем вражеского корабля, а не нанесение противнику смертельных повреждений. На баке было установлено два погонных орудия, а два ретирадных орудия были нацелены в море за кормой.
Чтобы вести круговой обстрел, имелось еще несколько фальконетов, в том числе на мостике. Они были нужны на всякий случай, для стрельбы картечью в упор.
Тогда я еще подумал, что, как только моя собственная верфь заработает в полном объеме, Броунер будет первым, кому я предложу гафельную шхуну, до которых в этом мире еще добрых пару столетий. Он оценит ее грузоподъемность, легкость в управлении парусами и то, что людей для ее обслуживания нужно значительно меньше.
Сразу после покупки корабля возникла необходимость дать ему имя. Не знаю почему, и даже самому себе объяснить такое было сложно, но при взгляде на корабль мне в голову сразу приходила ассоциация с молоденькой девушкой, почти девчонкой. Той, что вошла в возраст экспериментов с собственным телом, когда уже все хочется знать, но еще страшновато. Казалось бы, чего общего с почти боевым кораблем (первоначально критнер именно для таких целей и создавался, и лишь потом в него внесли кое-какие изменения).
– «Лолита». Назову корабль «Лолитой», – решил я. – И черт бы меня побрал, если я смогу хоть как-то объяснить логику своего поступка.
Оставалось решить вопрос с рострой. На носу корабля я хотел бы видеть красивую фигуру расцветающей девушки, и никакие одеяния не должны были ее скрывать. Вся сложность заключалась в том, что этические стандарты Империи требовали, чтобы как живые женщины, так и их изображения были полностью одеты. А учитывая то обстоятельство, что длина женских подолов неизменно достигала земли, все это ставило передо мной довольно трудную задачу.
Обычно, если мне на ум приходила очередная блажь, меня всегда выручал Гростар. Вот к нему я и направился. Альбрехт поначалу встретил меня настороженно, увидев в моих руках тот же кофр, что и в прошлый визит. Надо сказать, настороженность в его глазах была в немалой степени перемешана с любопытством: а вдруг там что-нибудь интересное?
Но ничего сверхинтересного в кофре не оказалось, лишь акварельные наброски моей красавицы – нет в этом мире еще фотоаппаратов. Акварели выполнил один из моих недавних знакомых, друг моего друга, молодого талантливого скрипача по имени Эрариа. Художник творил в духе сурового реализма. Однажды, тщательно изучив этот вопрос, я с удовлетворением отметил, что до всяких там импрессионизмов, сюрреализмов и прочих абстракций попросту не доживу. Казалось бы, мелочь, но было весьма приятно.
Гростар взялся за работу, уверив меня в том, что ростра будет выглядеть как девушка его мечты. Он вскользь заметил, что в его жизни был период увлечения резьбой по дереву, и, кроме того, ему известен секрет пропитки древесины особым составом, после чего изделие не будет бояться ни сырости, ни соли, ни чего-либо еще.
Когда я уже выходил из его кабинета, Гростар остановил меня словами:
– Господин де Койн, а какая у девушки должна быть грудь?
Я непроизвольно развел руки с разжатыми пальцами, посмотрел на одну кисть, потом на другую… Как же объяснить… нет здесь размеров женской груди: ни третьего, ни пятого, ни нулевого. Затем я обратил внимание на абсолютно серьезного Альбрехта, глаза которого лучились весельем, чертыхнулся про себя и закрыл дверь.
– Вот же умище! – думал я уже дома, глядя на себя в зеркало. – Надо же так ловко придумать!
И мне действительно было отчего гордиться собой. Как оказалось, Лолита в местном пантеоне древних богов являлась богиней ветров. И пусть, согласно легендам, она и сама весьма ветреная особа, но ведь такое простительно не только богиням. И дело вовсе не в ее легкомысленности. Что самое важное и необходимое для парусника? Конечно же ветер!
Фигура девушки, выполненная Гростаром, мне очень понравилась. Красивая такая фигура, с озорным выражением лица и растрепанными из-за сильного ветра волосами. Ветер так сильно прижимал платье к ее телу, что не сразу можно было понять, одета ли она вообще. И краски мастер очень удачно подобрал, а на место глаз вставил удивительные камни изумрудного цвета.
Ростра понравилась мне настолько, что я даже подумывал, не заказать ли еще одну такую же. Так и не решив, куда ее поставить, я с сожалением отказался от своего намерения.
Странно, но формы носовой фигуры удивительно напоминали сложение моей любимой. «К чему бы это?» – подумал тогда я, вспоминая слова Альбрехта о девушке его мечты.
«Лолита», моя девочка, ждала меня в Гостледере, и мне было просто необходимо туда добраться.
Глава 4
Муимбус и Мбака
Сборы заняли долгие полдня. Двигаться придется пешком, строительство плота абсолютно бессмысленно. Во-первых, на это уйдет много времени, а во-вторых, заставить плот двигаться в нужном направлении – занятие в достаточной степени безнадежное.
Идти босиком по местным джунглям было бы крайне глупо. Обувь же имелась только у Проухва. Не сомневаюсь, что он с легкостью лишился бы ее, вот только размер его ноги настолько велик, что среди экипажа катласа просто не нашлось желающих примерить его ботфорты.
Я с тоской вспомнил о своих сапогах. Легкие, прочные, удобные, да еще и пошиты одним из лучших сапожников столицы. К слову, за своей внешностью и одеждой мне приходилось следить с особой тщательностью, в основном по причине обращенных ко мне удивленных мужских взглядов, будто вопрошающих: «И что она нашла в тебе, чего нет во мне?»
С женщинами проще. Они-то как раз считали: «Если она без ума от него, значит, на то есть причины». И так рассуждали почти все, кроме особ, которые имели подходящих по возрасту и положению родственников мужского пола. Вот эти-то особы могли как бы невзначай заметить, что с моей внешностью, не совсем соответствующей дворцовому эталону, что-то не так. Заметить таким образом, что Янианна могла услышать. Такое напрягало.
Прошка все порывался стянуть с себя ботфорты и отдать их мне. Ага, сейчас! У меня из атрибутов, необходимых для вхождения в образ Кота в сапогах, только шпага имеется. Но его сапожищи пригодились. Из кожи, пошедшей на их голенища, с помощью иглы для штопанья паруса удалось смастерить две пары вполне приличных пинеток для меня и Мириам.
Взять ли с собой «Уродца», я раздумывал недолго. С одной стороны, таскать с собой кусок бесполезного железа почти в килограмм весом особого смысла нет. Конечно, в моей каюте на «Лолите» хранилась пара дюжин патронов для него, так туда еще добраться нужно. Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны, лишь благодаря револьверу мы и остались живы. Так пусть он при мне и останется в качестве амулета, талисмана или оберега нашей удачи. Поэтому я засунул револьвер в вещевой мешок, пошитый расторопной Мириам из паруса.
Я достаточно ясно представлял себе местность, где мы оказались. Пробираться пешком вдоль побережья было лишено всякого смысла. Места пустынные, и если верить карте, вернее, моей памяти, то вблизи никаких селений не было. Отметки глубин были, несколько песчаных банок и подводных скал – тоже, но не более того. Я не изучал карту этой местности специально, так, пробежался по ней взглядом на подходе к Гостледеру, будучи еще на кринтнере, больше из любопытства, но кое-что в голове задержалось.
Сейчас нам необходимо идти на юго-запад, это поможет значительно сократить расстояние до ближайших поселений. Затем на попутном корабле нужно пересечь Манойский залив, следуя строго на запад, поскольку Гостледер расположен на самой оконечности Эдуйского полуострова, уходящего далеко в Плиманское море.
В путь мы отправились сразу после обеда, состоявшего из пары сухарей на всех и остатков вчерашней ухи. Накануне Прошка наловил так много рыбы, что часть ее даже пришлось оставить на месте нашей стоянки.
Впереди шел я, вооруженный двуствольным пистолетом и шпагой, за мной следовала постоянно что-то напевающая Мириам, которая несла на плече узелок на палочке. Замыкал скромную процессию Проухв, похожий на груженого верблюда из-за многочисленных громоздящихся на нем свертков и узлов.
Поначалу все было хорошо, путь пролегал среди кокосовых пальм, росших на песчаной почве. И, хотя ноги проваливались почти по щиколотку, двигаться было легко. Затем местность пошла в гору, мы преодолели невысокий холм, а дальше начались джунгли. Настоящие джунгли, где шагу нельзя пройти без пары добрых ударов мачете. Одуряющая духота, мириады москитов, липкий пот и паутина, норовящая прилипнуть к лицу. Но это было лишь начало, так как впереди нас поджидало чавкающее под ногами болото, кишащее то ли аллигаторами, то ли кайманами, один черт. И препятствие с зубастыми и голодными тварями нам долго пришлось огибать. Когда мы наконец выбрались на сухое место, Мириам повредила ногу острым сучком, который проткнул хлипкую кожаную «обувь». Кровь удалось остановить, наложив тугую повязку, но наступать на ногу девушка не могла.
Мириам так жалобно смотрела на нас, что я даже подумал: «Господи, девочка, да как тебе пришла в голову мысль, что мы можем тебя здесь бросить?»
За время пути я не меньше сотни раз проклял себя за принятое решение идти напрямик. Если и получится сэкономить три-четыре дня, то цена за это будет непомерно высока. Мы устроили привал, разделив ночное время с Прошкой пополам и по очереди сжимая в руках заряженный полуторной дозой пороха пистолет. Всю ночь в темноте что-то ухало, визжало и рычало, заставляя оглядываться по сторонам и бросать в костер очередную охапку хвороста. К утру дрова начали катастрофически заканчиваться, и только внезапно показавшееся светило спасло меня от решения собирать их в кромешной темноте.
На следующий день верблюдов напоминали мы оба. Я – просто вьючного, а Проухв еще и ездового, поскольку ему пришлось посадить Мириам на плечи. Правда, с местностью нам повезло, джунгли уступили место саванне с высокой травой и одиноко растущими деревьями, очень похожими на баобабы.
Мириам быстро освоилась, применяя научный термин, с изменившейся высотой глаза наблюдателя и даже пыталась корректировать направление движения Проухва, крутя его головой или указывая курс рукой.
Прошка шел весь красный, с неестественно вытянутой шеей и высоко задранным подбородком, пытаясь не смотреть на голые смуглые коленки Мириам, видневшиеся из-под сбившейся юбчонки.
«Привыкай, Прошка, – философствовал я. – Женщина на шее – это бремя всех женатых мужчин. Мне и самому в скором времени придется все это испытать и прочувствовать».
Затем Мириам принялась о чем-то его уговаривать, шепча что-то на ухо и даже целуя в макушку. Внезапно тишину нарушило могучее Прошкино «иго-го», спугнувшее птиц с ближайших деревьев и заставившее затрещать кусты справа по курсу. Я ничком упал в высокую траву и долго не мог заставить себя подняться, а когда, наконец, встал на ноги и посмотрел на Проухва и сидевшую у него на шее с самым довольным видом Мириам, то рухнул снова. А потом мне стало не до смеха. Поднявшись в очередной раз, я обнаружил крайне неприятную картину – нас окружали люди.
Смуглые тела непонятно откуда взявшихся аборигенов были покрыты сложными узорами из красно-бело-зеленых полос, а кудрявые волосы были окрашены в желтый цвет. Люди были вооружены длинными копьями, и выражение глаз туземцев не обещало ничего хорошего. Моя рука медленно потянулась к рукоятке пистолета.
Не такие они уж и дикари, эти люди: наконечники копий металлические, одеты не в травяные юбки, а в носу не торчат украшения из кости. И самое главное, на мой маневр с пистолетом они отреагировали сразу, пригрозив копьем: это лишнее движение, охолони.
Мириам сползла с Прошкиных плеч на землю, следом, едва не накрыв девушку, упала поклажа. Сам же Проухв встал ко мне спиной, так что Мириам оказалась между нами. Парень повел плечами, как бы разминая их, и перехватил багор в обе руки. Он так и не бросил его за время пути, вооружившись им сразу же после того, как мы причалили к берегу, лишь выстрогал новый черенок – прежний показался ему коротким и тонким. Теперь багор смотрелся очень внушительно, хотя ему было далеко до балота, любимого оружия Проухва, представляющего собой гибрид японской нагинаты и древнерусской совни. Вот так и стояли, глядя друг на друга, мы и повстречавшиеся нам люди.
Затем один из них, широкоплечий крепыш, предложил обмен. Он помахал в воздухе бутылкой, сделанной из грушевидной тыквы, и указал ею на девушку. Я отрицательно покачал головой, надеясь, что жест им понятен, и в свою очередь ткнул пальцем в немалую кучку чьего-то довольно свежего помета, удачно расположенного неподалеку: «Разве что на это». Глаза крепыша мгновенно налились бешенством, а потом он расплылся в белозубой улыбке: «Неужели не страшно?» «Да как тебе сказать? Не то чтобы страшно, попросту неприятно, все так глупо выходит», – пронеслось в голове.
Затем эти люди, как по команде, опустили копья. В голове снова пронеслось: «Вдруг это уловка, чтобы мы расслабились и они смогли избежать лишних жертв?»
Но нет, незнакомцы рассыпались на несколько групп, и одна из них извлекла из ближайших кустов тушу животного, больше всего похожего на крупную газель.
«Камуфляж! – догадался я, внимательно приглядевшись к аборигенам. – Вполне разумное решение – при здешнем климате наносить его сразу на кожу. И расцветка удачная, вон как они сливаются с растительностью, только на открытой местности их и разглядишь».
Дальше мы пару часов следовали вместе с ними, причем не под конвоем, а как бы в составе группы. Солнце уже пряталось за верхушки самых высоких деревьев, когда мы, наконец, добрались до места.
Деревня туземцев состояла всего из пары десятков хижин, крытых связками тростника. Домики возвышались на сваях, хотя до ближайшего источника воды было далековато. Сваи были невысоки, и, чтобы попасть в хижину, нужно было преодолеть всего лишь несколько ступеней.
«Наверное, то, что домишки стоят на сваях, можно объяснить сезоном дождей. Да и снизу хорошо поддувает, вон, пол весь в щелях. А в здешнем климате это немаловажно», – исследовал я предоставленное нам жилище.
Спартанская обстановка хижины совершенно не напрягала. Сплошной ряд лежанок вдоль трех из ее стен и небольшой стол у проема в стене, должно быть, изображающего окно. Вот со столом совсем уж непонятно. Для чего он тут нужен, ведь ни очага, ни посуды нет? Да и окошко, по-моему, совершенно без надобности, удобней посмотреть сквозь щели в изготовленных из бамбука стенах.