…Боль, привычная утренняя боль в моей истерзанной левой руке… Снадобье, которое мне вкалывали по утрам, приводило в состояние бодрствования почти мгновенно. Изредка – если под утро снилось что-то хорошее, – я об этом жалел. Гораздо чаще, и сегодня тоже, – радовался.
Я открыл глаза. Кибердоктор рядом с моей кроватью с тихим жужжанием втягивал инъектор обратно в свой корпус. Спасибо, электронный дружище, что в очередной раз вытащил меня с Острова Мертвых.
Интересно, все эти ночные кошмары – плод исключительно моего воображения? Или приложил свою руку психолог Центрального Военного Госпиталя? Решил, так сказать, вышибить клин клином?
Дернул меня черт рассказать ему, психологу, как и почему я очутился в цепких лапах военных эскулапов. Во всех подробностях рассказать, с мелкими деталями. А подробности состояли в том, что на затерянном в просторах Арктики ледяном острове меня в упор расстреляли из двух автоматов. От души расстреляли, не экономя патроны, полностью опустошив магазины.
Причем, что характерно, расстреляли меня два мертвеца. Вернее, насчет одного я не до конца уверен, – хотя с такими ранами, как были у него, долго не живут. Зато второй был натуральный мертвец. Стопроцентный. Не бывает живых людей без половины головы.
Психолог старательно пытался меня переубедить, честно отрабатывая свое жалованье подполковника медицинской службы. Выдвинул ряд версий, позволяющих мне – в случае согласия с ними – что называется, сохранить лицо и не прослыть законченным психом.
Самые разные версии: начиная с банальной галлюцинации, вызвать которую могли всевозможные причины, и заканчивая всякой экзотикой, вроде сложного голографического грима, не пойми зачем превратившего расстрелявшего меня человека в псевдомертвеца.
Но я упорно стоял на своем: мертвецы и точка. Слишком многие живые превращались у меня на глазах в мертвых, и зачастую с моей активной помощью, – как-нибудь уж сумею отличить одних от других.
Репутация меня не заботила… Псих? Плевать… Был спецназовцем, был подсудимым в черном трибунале, был разыскиваемым беглецом, наемником-камикадзе тоже был… Даже мертвым побывал неоднократно – один раз меня вытаскивали из клинической смерти по дороге на Большую землю и дважды здесь, в ЦВГ. Эка невидаль – псих… Переживу.
Доктор побился со мной, помучался, да и оставил по видимости в покое… Видимость оказалась обманчивой. Потому что именно после этого начались сны-кошмары про Остров Мертвых и убивающих меня мертвецов. И я подозревал, что дело не обошлось без хитрого подполковника и сеансов наркотического гипноза, проводимых без моего ведома и согласия.
Но и метод «клин клином» не помог. Пациент Дашкевич так и не излечился от своей мании.
…В госпитале начинался новый день – до одури похожий на все предыдущие, проведенные здесь. По крайней мере, на те предыдущие, что я провел в палате интенсивной терапии; происходившее в реанимации вспоминалось смутно и отрывочно. А на терапии всё однообразно: сейчас будут утренние анализы, затем завтрак, затем обход, затем процедуры, затем обед, затем усыпляющая инъекция и послеобеденный сон… Разве что вечерами случаются внеплановые развлечения – поездки в операционную, но об операциях всегда предупреждают заранее, за пару дней. Насчет сегодняшнего вечера не предупреждали – значит, предстоит лишь ужин, двухчасовой просмотр визора и отбой.
«Скучно жить, зная наперед все, что случится…» – уныло размышлял я, заканчивая завтрак.
Мысль была абсолютно верная, но, как вскоре выяснилось, к наступившему дню никакого отношения не имела. Потому что после завтрака и обхода по мою душу явилась не процедурная сестра, а Милена – предмет воздыхания всех больных мужского пола нашего отделения, и соседних отделений, и всех больных госпиталя, за исключением находившихся в коме. Но, поговаривали, даже у совсем уж полных коматозников менялись показания кардиомониторов, когда в палату к ним заходило это рыжеволосое создание с роскошными формами… Заявилась Милена не одна, с каталкой. И бодро приветствовала меня:
– Транспорт прибыл, больной! Отправляемся на экскурсию!
– Обожаю экскурсии! – в тон откликнулся я. – Предлагаю такой маршрут: Малая Голландия – площадь Шамиля – небоскребы Васильевского.
– Мне очень жаль, – вздохнула Милена, – но музеи Малой Голландии в понедельник выходные, на площади дорожные работы, а в небоскребах санитарный день, тараканов травят. Но ты не унывай, Русланчик, у нас сегодня маршрут еще интересней – перевязочная, а затем консилиум.
Я не унывал. Скорее даже наоборот, потому что с этими словами Милена подкатила свою экскурсионную каталку поближе и потянулась к пульту управления функциональной кроватью. А его, пульт, кто-то оставил низко, на металлическом основании моего ложа. В результате в вырезе халатика Милены взору открылся пейзаж, по всем параметрам бьющий панораму Васильевского острова со всеми его небоскребами.
Милена пробежалась пальчиками по кнопкам пульта – верхняя часть моей кровати, приподнятая для завтрака под углом сорок пять градусов, приняла горизонтальное положение, а само ложе приподнялось, оказавшись вровень с каталкой.
Рыжеволосая фея установила каталку борт о борт с кроватью, а затем вновь нагнулась – зафиксировать стопор на колесе своего транспортного средства. Хотя, между прочим, вполне могла выполнить эту манипуляцию ногой – как, собственно, и выполняют ее все прочие медсестры и санитары.
Теперь мой взгляд усладила аппетитнейшая попка, туго обтянутая халатиком символической длины. И все остальное, что к попкам прилагается, тоже усладило. Наша экскурсия начиналась на славу: знаменитый архитектурный ансамбль площади Шамиля был вынужден признать свое полное поражение по части зрелищности…
И я не удержался, протянул руку… Но тотчас же остановил ее движение. Потому что рука была правая, левой я бы не дотянулся. А моя новая правая рука – штука своенравная. Сильна необычайно, можно играючи дробить в кулаке булыжники в мелкий щебень и шутя выиграть чемпионат по армрестлингу, если судьи сглупят и допустят к состязаниям человека с биомеханическим протезом. С чувствительностью много хуже – на ощупь не отличить вату от камня. Нулевая обратная связь, проще говоря. Соизмерять усилия я еще толком не научился и вполне мог вместо дружеского щипка лишить Милену кусочка плоти – а здешние больные такой вандализм не простят и удавят меня ночью клистирной трубкой.
А на вид рука как рука, зеркальное отражение левой (с нее, собственно, и копировали). Только кожа чуть более загорелая и гладкая, ни царапинки, ни мозольки, ни шрамчика.
Милена, не подозревая о только что грозившей ей страшной опасности, сняла прикрывавшее меня легкое одеяло. И уж ее-то взору ничего эротичного не открылось – нижняя часть тела больного Дашкевича представляла собой бесформенный белый кокон, из которого тянулись в изрядном количестве трубки разной толщины и провода разного цвета.
– Радуйся, Русланчик, – сказала Милена, быстро и ловко выдергивая, отстыковывая и отвинчивая украшавшую кокон лабуду.
– Есть радоваться! А чему?
– На консилиум сам пойдешь. Ты понимаешь?! Ногами! Своими!
Чем дальше, тем интереснее. С новой рукой я знаком уже больше месяца, теперь познакомлюсь с ногами. Ноги – это Руслан Дашкевич, Руслан – это твои новые ноги. И всем очень приятно.
Наверное, радость на моем лице отражалась не слишком бурная. Потому что Милена произнесла с некоей обидой:
– Ты хоть понимаешь, что с тобой сделали? Ты хоть помнишь, каким тебя сюда привезли? Да откуда тебе помнить…
Впрочем, обида ее очень быстро сменилась прежним игривым тоном, и Милена спросила, легонько постучав по моему кокону:
– Истосковался ведь по нижней своей половинке, признай?
Причем постучала она по той части моего белого доспеха, что скрывала вовсе не ноги…
Я согласно кивнул: признаю, мол.
Манипуляторы кровати с легким жужжанием подхватили меня вместе с матрасом и перегрузили на каталку. Милена что-то подоткнула, поправила, спросила заговорщицким шепотом:
– Рулить будешь?
– Порулю напоследок, если ты не против.
Она передала мне пульт-брелок, управляющий каталкой, я взял осторожно, левой рукой.
– Увидишь врача – тут же бросай мне, – в который раз предупредила Милена.
– Не промахнусь, – в который раз пообещал я.
Несколько месяцев этот брелок был для меня единственной возможностью хоть как-то управлять передвижениями тела в пространстве. Сегодня все изменится… Мало кто понимает, что это за шикарная вещь – собственные ноги. Мало кто ценит, пока не потеряет… Ну что, Мангуст, походим, побегаем, попрыгаем? Если эти биомеханические игрушки не уступают по кондициям руке, можно стать чемпионом хоть по спринту, хоть по марафону…
Рулил каталкой по коридорам я с лихой небрежностью водителя-профессионала, развив максимально возможную скорость. И, наверное, блаженно улыбался. День, представлявшийся с утра унылым и однообразным, положительно задался…
Но не зря мудрые люди предупреждают глупых: не хвали день до вечера. Судьба-злодейка уже заготовила для меня два удара, и оба ниже пояса.
В самом прямом смысле – ниже.
3. …Вынул ножик из кармана
Нет, звания лесотундры здешняя растительность никак не заслуживала. Самая натуральная тундра, без всякого леса. То, что казалось при беглом взгляде низкорослым кустарником, вроде черничника или брусничника, при ближайшем рассмотрении обернулось карликовыми деревьями, в основном березками и ивами, но встречалась и какая-то хвойная мелочь. Сержант где-то слышал, что жители островных провинций Китая издавна увлекались странным хобби. Название его сержант позабыл, но суть в том, что надо вырастить в горшочке настоящее и взрослое, но крохотное деревце. Дело кропотливое и трудоемкое, не одно десятилетие занимающее. Вот бы этих островитян сюда, в карликовые «леса», с лопатами да горшочками… На сто лет вперед затарились бы.
Впрочем, гораздо чаще на пути сержанта попадались «безлесые» места, поросшие лишь мхом. И болота попадались, их Багиров обходил по краю: кое-где поблескивали на них зеркала чистой воды, – не то крохотные озерца, не то большие лужи, и проверять глубину этих луж не хотелось абсолютно.
А вот комары тут водились те же, что и в окрестностях Печоры, самые обычные. Лишь ветер стих – налетели, закружились вокруг. Пришлось опустить щиток шлема и дышать через фильтр-респиратор, что комфорта путешествию не добавляло. Но маленькие вампиры продолжали виться вокруг густой тучей, словно никак не хотели расстаться с надеждой прокусить защитное десантное снаряжение. Вот уж кому никакой катаклизм, никакая катастрофа не страшны, – пили кровь, пьют и будут пить.
Неясно, правда, чем питалась местная летучая и кровососущая братия до появления Бага – ни единого теплокровного существа за два часа пути сержант не приметил. Что достаточно странно: места дикие, зверье должно быть непуганое. Однако ни единой птицы на крохотных болотных озерцах, ни единой мелкой зверюшки, взобравшейся на кочку и с любопытством глазеющей на невиданного пришельца.
Комары да сержант – вот и вся здешняя фауна. И если НЗ закончится раньше, чем путешествие, только комарами и останется питаться… Ну или опытным путем проверить съедобность корешков здешней флоры, потому что не единой ягоды или гриба на своем пути Багиров тоже не встретил…
Гастрономические рассуждения о здешней флоре и фауне оказались ошибкой – немедленно захотелось есть. Уже не в первый раз, желудок, похоже, решил отыграться за неделю простоя и постоянно требовал добавки. Но сержант не собирался становится рабом этого своего органа – ему волю дай, умнет весь паек за раз и тут же затребует длительный привал, для спокойного переваривания.
Поэтому Багиров всего лишь выудил из НЗ крошечный шоколадный брикетик, уже ополовиненный, обертку снял и спрятал в карман. Не от того, что не хотел нарушать экологическую чистоту тундры, какая уж нынче экология, и так загадили все, до чего дотянулись… Сработала привычка, сформулированная в короткой присказке: «Чем меньше следов, тем дольше здоров».
На долю секунды сержант приподнял щиток, быстро кинул шоколад в рот – летучие кровососы упустили удобный для атаки момент и бессильно ударялись о вернувшийся на место бронепластик. А шоколад был отправлен под язык, чтобы хоть как-то растянуть процесс принятия пищи. Желудок обиженно выл, возмущенный мизерностью порции.
– Жаткнишь, – невнятно приказал ему сержант, шоколад мешал четкой дикции. – Жнаешь, школько шдешь калорий жапихнуто? Как ф трех жареных лемминхах. Или ф четырех…
Вздохнул: дожил, с собственным желудком разговоры ведет… Еще день-другой одиночества – и комары сносными собеседниками покажутся.
Энзешный шоколад, хоть и мог сравниться калорийностью с тремя леммингами, а то и с четырьмя, но вкусом далеко уступал одноименному кондитерскому изделию, слишком уж много полезных и нужных организму веществ запихали в брикетик его создатели. Багиров мог остановиться, развернуть скомканную этикетку и почитать, что там мелкими буквами напечатано про содержимое… Хотя, какая разница, меню в этом ресторане не дают, выбора нет, а как дойдет дело до корешков – и этот брикетик слаще любой конфеты покажется…
Темнело… Давно уже темнело, и все никак не могло стемнеть окончательно – горизонт оставался ярко-багровым, тундра под ногами была неплохо видна, – и Баг не торопился устраиваться на ночевку: пока сил в достатке, надо отшагать как можно дальше. Но чуть позже он сообразил – настоящая ночь так и не наступит, не бывает в это время и в этих широтах полноценной темноты. Надо разбивать бивак, выбрав местечко посуше, а то так и прошагает до тех пор, пока солнце вновь не вынырнет из-за горизонта.
…Местные игрушечные деревца обладали на удивление прочной древесиной, вязкой и неподатливой, Багиров рассчитывал играючи срубать их одним ударом десантного ножа, но не тут-то было. Пришлось пустить в ход обратную сторону клинка, усеянную на манер пилы зазубринами, но и она с трудом перепиливала тоненькие стволики. Работать в перчатках было неудобно, но снять их не позволяли вьющиеся кругом комары, в сумерках количество их увеличилось, не иначе как с ближайших болот прилетела подмога.
Кучка топлива росла слишком медленно, а без костра никак – когда Баг выбрался из проклятого тумана, по его прикидкам было градусов пятнадцать, выше нуля, естественно. Однако к вечеру ощутимо похолодало, до сих пор согревала энергичная ходьба, но на привале можно к утру дуба дать, если не развести огонь. Тактический комплект «Рысь-14» имел, разумеется, систему электроподогрева, но толку от нее ноль – по крайней мере до тех пор, пока не случится оказия подзарядить батареи.
– Вот ведь хрень какая, прямо железное дерево… – неизвестно кому сообщил Багиров, воюя с очередной карликовой березкой; разговоры с собой постепенно становились дурной привычкой.
И тут местная фауна, отсутствие которой (комары не в счет) удивляло сержанта, наконец-то проявила себя: вдалеке кто-то протяжно завыл. Волки? Багиров, человек насквозь городской, не был уверен, что сумеет безошибочно опознать волчий вой, тем более на таком расстоянии. Хотя кому тут еще выть? Вроде некому… Что волки в тундре водятся, это Баг помнил точно. Водятся и питаются северными оленями. Но за отсутствием таковых и заплутавшим сержантом не побрезгуют.