– Господи, какая куча, хотела бы я знать, какой слон так нагадил?! – бесцеремонно провыла, как хорошо отлаженная автосигнализация, стоя посредине двора главный дворник улицы Пионерской.
Куча нарисовалась знатная, она выскочила, словно бородавка на видном месте. Слава Богу, не на чьем-то уважаемом лице. Евдокия наклонилась, приняла рабочую позу и поняла – от политики ей, простому, честному, рабочему человеку, не уйти. Политический бомонд Закраины лежал у ее больных остеохондрозом ног. Вот они, кандидаты в президенты великой и могучей страны один лучше другого, смотрят на рядового дворника понимающими глазами с красочных, глянцевых листовок.
– Жалко выбросить! Сколько это денег стоит?
Ответа на актуальный вопрос баба Дуся не получила. Во дворе царила тишина.
Только эхо по-дружески поддержало ее рачительную натуру, но через секунду предательски скрылось за бетонными спинами многоэтажных домов.
– А ленточки энти оранжевые по всему городу висят. Сколько ткани изрезали ироды! – никак не могла угомониться повелительница казенной метлы.
Вспомнилось бабе Дусе, как после войны она ходила на танцы в клуб.
Не в фуфайке же ей перед местными парнями красоваться! Тогда им с подружкой десяти сантиметров не хватило, что бы пошить из небольшого куска ткани простенькое ситцевое платьице. Юные закройщицы на свой страх и риск распороли ночную сорочку, чтобы обшить кружевами подол единственного нарядного платья. Ностальгические воспоминания бабы Дуси, которыми она любила поделиться с жителями Задорожья, ей самой казались неисчерпаемыми. Прожить на свете семьдесят лет! Она помнила Советский Союз, колбасу по два рубля двадцать копеек, первую неразделенную любовь, рождение сына. Она могла многое поведать жестокому миру, плотным кольцом окружившему ее сгорбленную фигуру с казенной, подранной метлой.
Вдруг ее сокровенные воспоминания прервал громкий, пронзительный, отвратительный лай.
Вик выскочил на улицу и решил сразу поделиться радостью с обитателями родного двора. Он жил, как Карлсон – на крыше, на девятом этаже железобетонного монолита. Все время, пока лифт неторопливо вез пса с хозяйкой на первый этаж, где проживал его не добрый друг баба Дуся, он изо всех собачьих сил терпел. Бабой Дусей пса пугали с раннего детства. Домочадцы заметили, что Вик ее панически боится, поэтому в воспитательных целях напоминали о существовании злого дворника Евдокии. Они не знали, что при первой встрече баба Дуся пригрозила неопытному в житейских делах щенку, что сдаст его на мыло, если он намерен гадить во дворе. С тех пор Вик невзлюбил мыло и страшно боялся им стать. Он научился, бережно относится к территории двора, и знал, что «это» можно делать только за старыми гаражами. Сегодня добежать к заветным проржавевшим домикам, где ночуют легковые автомобили, ему не судилось. Ближайший куст спас Вика от общественного позора и осуждения. Увидев спасительные заросли можжевельника, пес автоматически поднял левую ногу и с большим удовольствием совершил привычный собачий ритуал, в непосредственной близости от детской площадки. Хозяйка нервно озиралась по сторонам. «Ничего, прорвемся», – успокаивал ее и себя стаффордширский кобель.
Не получилось, не прорвались, на звук мощной струи примчалась она – гроза дворовых собак.
– Что за безобразие здесь происходит? Евгения, вы же интеллигентная женщина, зачем вы его здесь выгуливаете, ваш теленок сейчас всю детскую площадку затопит! Придется детей эвакуировать.
Вик чувствовал, как каждое произнесенное бабой Дусей слово больно бьет его по широкой морде, но остановиться он не мог. Это не водопроводный кран с горячей водой, который вентилем перекрывается. Собачий организм требует деликатного подхода.
– Теперь я знаю, – кричала старушка, еще громче, – кто в центре двора кучу могучую смастерил.
– Я бы так не утверждала, – заступалась за своего пса, в одном лице пиарщица и телевизионная звезда, Евгения Комисар.
– А я утверждаю, – не унималась баба Дуся. – Вы думаете, если вас в телевизоре каждый день показывают, так вашей собаке все позволено.
Морда Вика побагровела, он напрягся и потянул хозяйку к месту преступления. Необходимо разобраться, в чем его обвиняют.
– Вот видите, – ликовала баба Дуся. – Он вас на это место, на место преступления тянет, сейчас нас и осчастливит. Мне больше работы нет, как за вашим псом тута убирать. За политикой не усмотришь, агитацией весь двор забросали, загадили территорию…
– Я не думаю, что это Вик, – оправдывалась Евгения Комисар.
Скандал развивался по классическому и знакомому его участникам сценарию. Вику ничего не оставалось делать, как плотнее, прикрыть купированные уши, чтобы заглушить крик бабы Дуси и начать работать ноздрями. Так он и думал, здесь был человек.
Люди могут сомневаться, а собаки по запаху точно определяют кто и когда. Вик напряг мозговые извилины посильнее втянул воздух в широко раздутые, ноздри. Сомнений нет, это Ванечка трамадольщик, внук бабы Дуси. «Меня обзывают разными неласковыми словами, а сами? Эх, люди, люди»… Вик радостно залаял и завилял хвостом, я здесь не причем. Женька его поняла, а баба Дуся нахмурила брови и хриплым голосом прошипела:
– Собака ты некультурная, ничего человеческого в тебе нет, кормить его меньше надо! А то он весь двор загадит, – деловито посоветовала старушка телевизионной звезде.
Звезда не стала опускаться до уровня дворового конфликта. Она извинилась, на всякий случай. Женька Комисар пошла гулять с засранцем, подальше от бабы Дуси, за ржавые гаражи.
Стерва – это не профессия, это образ мыслей
Нет ничего страшнее женщины-стервы, она не только переступит через очередную жертву, но еще и специально заденет ее острым каблуком, чтобы той больнее было. И глубоко ошибается тот, кто считает, что стервами не рождаются. Главное – иметь наготове острые каблуки, а жертва всегда найдется.
Она шла по коридорам родной телерадиокомпании ЗАО «Полет», лениво и не спеша, одаривая пробегающих мимо нее коллег чуть заметным кивком головы. Она могла себе позволить опоздать на работу и никому, даже вышестоящему руководству телевизионного канала, в голову не приходило поинтересоваться истинной причиной ее отсутствия на рабочем месте.
Татьяна Стервозова прочно отвоевала себе на канале особый статус, она не только согласно штатному расписанию числилась редактором службы информации, но и никому не позволяла занять главное и значимое среди коллег телевизионщиков место – стервы. И дело не в фамилии, которая раз и навсегда закрепила за ней прозвище Стерва, характер у девушки Тани – еще тот. Точнее бабы, которая в 45 ягодкой не была, но луковицей, от которой плакали слабохарактерные сотрудники телекомпании, являлась на редкость ядовитой.
Бывшая спортсменка по художественной гимнастике Татьяна Васильевна, росла исключительно в ширину, попытки сбросить лишний вес заканчивались для нее полным и безоговорочным фиаско. И так сойдет, говорила она, глядя по утрам на себя в зеркало.
Короткая стрижка и осветленные волосы Стервозову нисколько не молодили, но сладко убаюкивали ее творческое сознание, что она, хотя и крашеная, но блондинка. А значит, согласно последним социологическим исследованиям, она должна нравиться сильной половине человечества.
Муж Толик худосочный инженеришка – единственно присутствующий в ее жизни мужчина. Они оба давно смирились не только с ремонтом, который затянулся на десятилетие в их частном доме, но и научились спать по разным комнатам. От постоянных конфликтов Стервы и Толика выиграл их тринадцатилетний летний сын Мишка, он научился клянчить по очереди деньги у обоих родителей. Ребенок знал, что предки практически не разговаривают, а потому каждый из них старался добросовестно исполнять родительский долг и щедро пополнял утром карманы единственного отпрыска. Как всякий ребенок, Мишка любил родителей, его попытки примирить вечно враждующие стороны иногда заканчивались успешно.
В семилетнем возрасте он писал им слезные записки и прикреплял их на самое видное и важное место в доме, на холодильник. «Папа и мама не ругайтесь, я вас люблю. Ваш Миша». Послания трогали их зачерствевшие души ненадолго. Обнаружив невымытую чашку на телевизоре или грязное полотенце в постели, Татьяна шла в очередное наступление на мужа и перемирия – как не бывало.
Вдоволь накричавшись, она вдруг обнаруживала, что оказывается, никчемные инженеры, у которых руки росли не из того места что у всех нормальных мужей, могут научиться за долгие годы семейного противостояния огрызаться. И они грызлись постоянно, отчаянно, по любому поводу. В течение многих лет по хорошо проверенному, старому сценарию: она стерва, он жертва.
Стоит ли удивляться, что в девять лет Мишка решил сбежать из дома, этот отчаянный поступок сына, не сблизил родителей, наоборот. За случившийся побег каждый из участников семейного конфликта переложил вину на противоположную сторону. Через несколько лет после побега ребенок сильно возмужал и окончательно огрубел душой. Этого никто не заметил.
Стервозова с Толиком разводиться не собиралась (еще чего – имущество делить), а у сына, искренне считала она, кроме проблем связанных с переходным возрастом – других трудностей нет.
Каждое утро, безрадостно вышагивая по коридорам телекомпании «Полет», Татьяна Васильевна мечтала о гармонии тела, души, мыслей и поступков. Самому стервозному редактору службы информации до учащенного сердцебиения хотелось добраться до больших денег, закончить ненавистный ремонт в собственном доме, найти хорошего любовника для восстановления женского здоровья и еще, чтобы ее не дергали на работе по пустякам.
Стервозова открыла дверь родной редакции информации, вдохнула знакомый, прокуренный воздух. Началось.
– Татьяна Васильевна, – зашепелявила новая практикантка, – только, что звонила женщина – на бульваре Шевченко раздают листовки против Виктора Япановича. Это черный пиар!
«Дура», – скривилась Стервозова, это самое лучшее, что она подумала о рвущейся в бой молодой журналистке. Ничего ее так не раздражало, как эта предвыборная кампания. Главный учредитель телеканала ЗАО «Полет» вступил в «Партию Губерний», он наклонял всех и вся, чтоб прославляли нынешнего премьера Виктора Федоровича Япановича, который хотел стать следующим президентом Закраины, после незабвенного Леонида Кучкиста. «Щаззз, разбежалась я на него работать», – бунтовала мысленно Стерва. – «Не дождутся. Власть на то и власть, чтобы ее журналисты не любили. Брак по расчету возможен. Но, не более того»…
– Татьяна Васильевна, можно я поеду, – не унималась желторотая практикантка.
– Ты, девочка, сначала научись писать сюжеты без грамматических ошибок, – громко прорычал редактор в юбке. – А потом на оперативные съемки проситься будешь.
Лицо практикантки мгновенно побагровело. Она, отличница курса всегда писала грамотно, однако спорить не стала, против танка нет приема, с ним безоружной практикантке не справиться.
Танк в женском обличии гусеницами проехал вдоль длинного ряда компьютерный столов, которые словно по команде под тяжестью редакторского взгляда, унизительно прогнулись. Офисные столы, рядовые службы информации ежедневно испытывали стресс, отчего периодически ломались, валились на ноги, теряя лакированный блеск. Вот и сейчас они с большим уважением и трепетом смотрели в спину медленно движущейся железной дамы. Шептались:
– Видели, видели Стерва идет.
– Настроение у нее так себе.
– Сейчас начнется. Тихо!
– Молчите, а то и нам перепадет.
Танк резко остановился, совершил привычный поворот на сто восемьдесят градусов и припарковался на рабочем месте.
– Доброе утро, всем, – тоном начальника приветствовала коллег Татьяна Васильевна.
– Доброе, доброе утро, здравствуйте, – послышалось в ответ.
Редкое стечение обстоятельств, когда все корреспонденты информационной службы находятся на рабочих местах. «Непорядок, пора работать», – подумала Татьяна Стервозова и начала разбираться.
– Что случилось, почему все здесь, кто должен ехать на пресс-конференцию?
– Я, – безропотно ответила Лара Лисичкина.
– И? – округлив ядовито-зеленые глаза, поинтересовалась Стервозова.
– Так сказали – собрание, сказали – никому не расходиться, – отрапортовала Лара Лисичкина.
– Господи, как они задрали. На работу идти не хочется. В столице с журналистами считаются, а здесь нас за быдло держат. Сейчас придут и начнут наклонять, лично я не знаю, как из бандитов ангелов слепить, – начала монолог Татьяна Васильевна. Стерва обладала удивительной привычкой все, даже личное, проговаривать вслух. С одной стороны казалось – открытая душа, с другой, присутствующие понимали – Стерва дает правильную установку. Хочешь выжить в редакции новостей «Новый день» – раскрой уши и слушай шефа.
Не директора телеканала Богдана Сюсюткина, а ее, Татьяну Васильевну Стервозову.
Да и кто такой Сюсюткин? Сама Стервозова за глаза называет его Оно. Оно бывает красным, белым, голубым, одевается в яркие непременно одного цвета, почти эстрадные костюмы, правильно к ним в тон подбирает галстук и обувь. Но, Оно ничего не знает и не хочет знать о работе телеканала, его проблемах, зарплатах сотрудников, исчерпавшем технический ресурс оборудовании.
Оно успешно и на протяжении многих лет руководит лучшей телекомпанией в городе Задорожье ЗАО «Полет». Являясь обладателем заурядного диплома промтеплоэнергетика, Богдан Степанович Сюсюткин преподает на факультете журналистики в местном университете. Толпы студенток, снующих коридорами телекомпании – его большущая заслуга. Желторотики отвлекают от основной работы журналистов, но кого это волнует? Главное – свежие идеи, молодые, талантливые кадры, – нарочито подчеркивает в выступлениях на собраниях трудового коллектива Богдан Степанович. Старожилы уверены – директор хочет избавиться от них. Детям платят копейки, студенты не вникают в финансовые схемы телекомпании. Когда они поймут, сколько наличных денег ежемесячно оседает в оттопыренных карманах первой тройки руководителей канала, им успеют подыскать замену. Их место займут молодые, талантливые, перспективные. Это на центральных каналах рейтинги, звезды, достойное существование телевизионных акул. В провинции рады и карасям. Большим и маленьким, но карасям. Какое существование у карасей? Что они могут? Мутить воду в местном озере?
Предположим, они осмелятся открыть рыбий ротик и очень громко на всю редакцию службы информации, а лучше в прямом эфире родного телеканала молвить правду-матку. Роль камикадзе, решившего поведать миру правду, заманчива для любого журналиста. Он может вооружиться компьютерной мышкой или взять в руки более действенное оружие против лжи – микрофон, громко брякнуть то, что думает о себе и окружающих. Однако кусок хлеба, даже если на нем нет масла, для провинциального журналиста важнее самой правдивой на всем белом свете правды. Просто, кушать хочется каждый божий день. Точнее пожрать, купить новые джинсы, рассчитаться с долгами…
Аморальная журналистская мораль.
Поэтому, когда распахнулась дверь редакции и в нее, словно ветер, ворвался Богдан Сюсюткин, увлекая за собой на территорию редакции владельца телеканала и его свиту, ни один мускул на лицах журналистов, ожидавших больше часа начала собрания, не дрогнул. Предстоит слушать и молчать, молчать и слушать. Тихо, караси, на озеро прибыли знатные рыбаки! Пауза. Работаем. Делаем вид, что слушаем, – решили журналисты новостей и натянули на лица почтенные, доброжелательные маски.