Именно Афанасьев направил меня в ЦК партии к А. Н. Яковлеву, когда я прилетел из Чернобыля 7 мая. И уже после разговора с ним я написал свою «Записку», в которой анализировалась ситуация вокруг Чернобыля.
Потом появилась пьеса «Саркофаг». Много событий, печальных и радостных, было вокруг нее и меня. Виктор Григорьевич всегда поддерживал меня, прислушивался к моему мнению. Это в тот период было важно, потому что борьба шла нешуточная.
Однажды он попросил меня спасти катер, который был куплен за 50 тысяч долларов для водных лыжников. Сборная страны тренировалась на Киевском водохранилище, а катер стоял у Чернобыльской АЭС.
Катер мы нашли. Его специально притопили в камышах, чтобы потом вывезти из зоны. Вертолетчики подняли катер, «грязи» было много, а потому его дезактивировали долго.
Несколько десятков человек – атомщики, химики, военные, саперы, вертолетчики, речники – принимали участие в этой спасательной экспедиции. Они знали, что это просьба главного редактора «Правды». Это было пропуском сквозь все контрольные пункты, которые уже надежно прикрыли Чернобыльскую зону.
Наверное, можно припомнить еще множество эпизодов работы в «Правде», которую возглавлял академик В.Г. Афанасьев. Но мне кажется, нужно обязательно остановиться на той публикации о Б.Н. Ельцине, которая, убежден, сказалась на судьбе В.Г. Афанасьева.
То был воскресный вечер. Я вел номер. Было очень скучно. Номер полностью соответствовал настроению.
В «белом ТАССе» я прочел перевод статьи, опубликованной в итальянской газете. Это был рассказ о поездке Ельцина по Америке. Статья была написана не только с юмором, но и огромным количеством деталей, придумать которые было невозможно.
В.Г. Афанасьев колебался, когда я предложил перепечатать эту статью.
И все-таки он решился!
Думаю, это был один из главных поступков в его жизни – он преодолел самого себя, свои представления о партийности, о печати, о смысле всего, что мы делаем.
Статья вызвала взрыв эмоций. У каждого из тех, кто помнит то время, кто пережил его, свое отношение к Ельцину и его поездке по США. У меня оно не изменилось: считаю, что нужно было сделать все, чтобы не допустить Ельцина и его команду к власти. Я считал, что «Правда» должна была всей своей мощью стать на его пути. С этой точки зрения, публикация статьи из «Репубблики» была верной.
Однако Виктор Григорьевич не смог выдержать тот шквал критики, который со всех сторон обрушился на него. К сожалению, и в самой редакции подавляющее большинство считало публикацию ошибкой – правдисты шли на сотрудничество с Ельциным, искали контактов с его командой. На мой взгляд, такая позиция стала по сути дела предательством не только Афанасьева, но и «Правды».
М. С. Горбачев представлял на заседании редколлегии «Правды» нового главного редактора. Он сидел между двумя академиками – В. Г. Афанасьевым и И.Т. Фроловым. На самом деле, он находился между двумя мирами, не подозревая о своей печальной участи.
До нынешнего дня я горжусь тем, что тогда встал и сказал, что Горбачев и Политбюро совершают ошибку, освобождая от должности В.Г. Афанасьева, что это станет еще одной победой Ельцина. К сожалению, меня никто не поддержал… Впрочем, изменить что-либо уже было невозможно: колесо истории давило всех, кто попадался на его пути.
Через несколько дней новому редактору «Правды» я рассказал о нашем первом разговоре с В.Г. Афанасьевым, мол, по первому его требованию я уйду из газеты. И.Т. Фролову же я сказал, что уйду из «Правды» не тогда, когда он этого пожелает, а когда я этого захочу… Так и произошло… Такова была разница между двумя академиками, двумя философами, двумя главными редакторами «Правды».
ПОЧЕМУ ИМЕННО ЗИЛ?
В «Правде» широко отмечали только те юбилеи, о которых принималось специальное постановление Секретариата и Политбюро ЦК партии. В первом случае речь заходила о «локальных» событиях или конкретных людях. Во втором же, юбилеи должны отмечаться масштабно, по всей стране, во всех организациях, вне зависимости оттого, партийные они или нет.
В специальную группу, созданную в редакции, для освещения 60-летия Великого Октября был включен и я в качестве одного из руководителей. Надо было разработать детальный план всей кампании, утвердить его сначала на редколлегии, а потом и в ЦК партии.
Честно говоря, к разным юбилейным датам я относился хорошо, потому что считал, что есть возможность в полной мере проявить творческий подход, сделать «дату» нестандартной, выиграть в конкурентной борьбе, которая неизбежно возникала как между газетами, так и журналистами. Именно так я и относился к порученному редколлегий «Правды» делу. Тем более что нам (в группе были собраны молодые правдисты) представилась возможность в полной мере показать себя, да и ограничений особых не было – «Правда» стояла на пороге перемен, хотя не все это чувствовали, но главный редактор В.Г. Афанасьев это понимал и даже приветствовал.
В общем, план мы разработали неплохой, во многом оригинальный и необычный для газеты. В частности, особое внимание уделялось человеческим судьбам – было предложено несколько новых рубрик, позволяющих показать людей разных поколений, да и подход к историческим материалам тоже был новым.
Мы предложили шесть специальных номеров. Это, так сказать, «высший пилотаж в журналистике»: надо рассказать о том или ином событии с разных точек зрения, во всем многообразии и даже в разной стилистике. Только в этом случае целевой номер получится «читабельным», то есть интересным. И такие номера были разработаны.
Первый из них мы решили посвятить коллективу ЗИЛа. Не дожидаясь одобрения наших планов в ЦК партии, группа правдистов побывала на предприятии, вместе с дирекцией и парткомом наметили темы и практически быстро их реализовали. Номер уже был готов. Получился он неплохим: на примере одного предприятия было показано, как проходила индустриализация страны, какие задачи надо решать сегодня и какими путями идти дальше. ЗИЛ был представлен нестандартно на всех шести полосах «Правды».
Однако выпуск номера был приостановлен…
В ЦК партии по каким-то соображениям решили, что не следует «отдавать» газету ЗИЛу, мол, в стране есть и другие, не менее знаменитые предприятия.
Можно ли спасти специальный выпуск?
По слухам (а у нас были информаторы в ЦК), никаких претензий к номеру не было. Просто некоторые члены Политбюро не хотели бы усиления «хозяина Москвы» Гришина, а потому считали, что номер «Правды» – это своеобразная поддержка его.
Как человек, непосредственно связанный с подготовкой и выпуском этого номера, могу твердо заявить: первый секретарь горкома Москвы и понятия не имел о том, что мы планируем делать, он даже не знал, что мы работали на ЗИЛе и там готовили номер, который открывал кампанию по подготовке празднования юбилея 60-летия Октября.
Пришлось ехать в отдел пропаганды ЦК, где решили (я уже в этом не сомневался) не допустить выхода этого номера.
Наверное, так и случилось бы, если бы не пришла в голову простая мысль: я предложил заведующему сектором и его сотрудникам предложить предприятие, на котором побывали бы… Ленин и Брежнев!?
И спор закончился, так и не начавшись: ведь только на этом предприятии бывали оба, более того, Леонид Ильич Брежнев (точнее, его помощники) и выбрал ЗИЛ, потому что там выступал после революции Владимир Ильич…
Специальный номер «Правды» через несколько дней увидел свет, и он вскоре был признан коллегами как один из лучших в истории газеты.
Оглядываясь в прошлое, убеждаюсь, что именно в середине 70-х годов «характер» газеты изменился: она стала «человечней», менее официальной, хотя по-прежнему и оставалась главной.
Наверное, сегодня рассказать о ЗИЛе так, как мы это сделали много лет назад, невозможно – флагмана нашей промышленности уже не существует, на его территории слишком много складских помещений, а действующих цехов всего несколько. ЗИЛ из символа достижений страны превратился в символ ее деградации.
«ЛУНА-ТВЕРДАЯ!»
В тот предновогодний вечер он был грустным, и это отметили все, кто приходил к нему в кабинет по делу или просто поздравить с праздником. Впрочем, а какие основания для веселья?!
Боль в последние месяцы преследовала его постоянно. Он не мог сидеть долго в кресле, вставал, расхаживал по кабинету, но это не помогало – боль не отступала. Ночью долго не мог заснуть из-за нее же. Врачи успокаивали, мол, ничего страшного: небольшая операция, всего полчаса, максимум – час, но надо было выбрать целую неделю, чтобы отлежаться после операции в «Кремлевке». А где эта неделя?! Где ее взять?
Вот и тянул он время до новогодних праздников. Рассчитал, что если ляжет в больницу где-то 10 января, то к 17-му уже освободится от врачей, и тогда можно вплотную заняться очередным «лунником». Теперь уже не его, а Бабакина – всю планетную тематику он передал Георгию Николаевичу, тот, уверен, справится… Но все-таки чуть жалко, что ему не удалось завершить эту работу. Мечта все-таки…
Телефонный звонок.
Ярослав Голованов поздравлял с Новым годом. Не только от своего имени, от всей «Комсомолки». Сергей Павлович был признателен ребятам из этой газеты – ведь они нашли в своей библиотеке его «Ракетный полет в стратосфере». Книжечка была уничтожена сразу после его ареста, и Королев не рассчитывал ее увидеть. Даже в Ленинской библиотеке не сохранилось ни единого экземпляра. Подручные Ежова и Берии работали слаженно, чистили за собой усердно – все, что так или иначе было связано с «врагами народа», уничтожали. Вот и книжку его, инженера Королева, убрали отовсюду. Но вот в газете каким-то образом она сохранилась, и ребята из отдела науки торжественно преподнесли ему в подарок. Теперь и на фирме будет его самая первая работа…
Голованов не удержался, начал расспрашивать о последнем полете станции. Его интересовало, что же случилось – инженерная жилка не отпускала, и это нравилось Королеву.
– Следующий аппарат обязательно посадим! – твердо заверил Королев и положил трубку. Связь, конечно, защищенная, но кто даст гарантию, что ребята из КГБ не слушают?! Наверняка все фиксируют…
Еще раз перечитал гранки своей статьи, предназначенной для «Правды». Подписал их. Приходится пользоваться псевдонимом «профессор К. Сергеев». От кого все секретим? От своего же народа, в Америке давно знают, чем именно он занимается и кто какую должность занимает. Это у нас ничего не ведомо. Глупо и обидно. Но традиции надо блюсти: каждый новогодний номер «Правды» выходит с его статьей. Как жаль, что приходится убирать два абзаца, посвященные полету к Луне новой станции. Он так надеялся, что мягкая посадка все-таки случится, и тогда статья вышла бы триумфальной. А теперь – так, обычно…
Лунная эпопея развивалась весьма стремительно. После полета Юрия Гагарина американцы решили взять реванш на Луне. Почему же нам уступать?
Первый этап – мягкая посадка аппарата на поверхность.
Но что там? Какая Луна – твердая или там десятиметровый слой пыли?
У Королева было два заключения. Оба документа убедительные, усыпанные аргументами и фактами. И у обоих выводы неоспоримые. Одна группа астрономов утверждала, что на Луне почва твердая, а вторая столь же убедительно доказывала, что за многовековую историю Луны из-за постоянной бомбардировки метеоритами там образовался слой пыли, причем его толщина достигает 50-ти метров в кратерах, а на ровных участках – десяти… И математические расчеты представили математики убедительные. Им поверили почти все заместители Королева.
Он решил собрать совещание. Пригласил всех заинтересованных в лунной программе специалистов. Около двух часов шло совещание. Все переругались друг с другом, и только сам Королев не произнес ни слова. Смотрел и слушал. Словно ждал чего-то. Наконец, взял слово.
– Луна – твердая! – сказал он резко и, как обычно, безапелляционно.
Кто-то из астрономов все-таки возразил:
– Это еще доказать надо!
– Пожалуйста, – спокойно ответил Королев. Взял лист бумаги, размашисто написал: «Луна – твердая» и расписался «С. Королев». – Вам достаточно этого? – он протянул листок ученому.
И тут все дружно рассмеялись.
Стало понятно, почему Главный конструктор написал именно такую резолюцию: просто посадить аппарат на пылевую поверхность он не мог, станция сразу же утонула бы. Иное дело – твердая поверхность. На нее можно сбросить шарик со смещенным центром тяжести. Он поскакал бы по поверхности, а потом остановился – аппаратура внутри осталась бы целехонькой. Правда, все-таки к Луне надо подойти с небольшой скоростью, чтобы удар о поверхность был не сильным, а вот именно этого достичь не удавалось. Уже несколько аппаратов врезались в Луну с огромной скоростью, погасить ее на заключительном этапе не удавалось. Тем не менее, шаг за шагом мягкая посадка приближалась. Уже было ясно, что следующий аппарат должен прилуниться мягко, как и положено ему. Вот только изготовлялся он на фирме Бабакина, а не здесь, не на королевской.
Тому упорству и последовательности в изучении Луны можно было только удивляться. И мы, и американцы шли к ней шаг за шагом, в обеих странах еще теплилась надежда стать первыми, хотя СП. Королев лучше других понимал, насколько сложно теперь соревноваться с «американами», как он их называл. У них и средств было побольше, да и возможностей тоже. Вся надежда у нас легла на Н-1, ту самую ракету-гиганта, которая могла бы удовлетворить все запросы ученых и военных. Однако работы по Н-1 шли тяжко, и все свои усилия Королев сосредоточил именно на ней. И, конечно же, на создании нового корабля.
Но до Луны все-таки добраться хотелось.
Это желание было естественным для всех, кто принимал участие в создании станций и кораблей. Это была мечта, почти детская. Ну какая там жизнь!? Но все-таки было принято решение стерилизовать лунные аппараты, чтобы не занести туда микроорганизмы с Земли, которые, попав в столь необычные условия, могут быстро там распространиться. Вдруг зазеленеют футбольные поля, вырастут рощи и леса… В общем, фантазий хватало, над ними можно было посмеяться, но стерилизация автоматов была необходима!
«Не рано ли заигрывать с Луной?»
В дискуссии, которая развернулась по стране, часто звучали сентенции о селенитах.
Кто же они? И как выглядят?
Может быть, они такие миниатюрные и крошечные, как наши микробы?
А значит, надо создавать огромные термокамеры, в которых космические аппараты должны выдерживать высокие температуры и где не сможет выдержать ни один известный земной микроб!
И такие камеры появились на заводе межпланетных автоматических станций. Денег на них угрохали несметно, а проку в итоге совсем немного. Во-первых, станция прошла мимо Луны (промахнулись!), она прошла в стороне от нее, а потому пришлось выдумывать название новому внеземному телу. В конце концов, получилось неплохо: «новая планета Солнечной системы „Мечта“». Таким и вошел в историю первый, по сути, неудачный запуск на Луну…
Но к селенитам, ни к жизни на Луне он вообще не имел никакого отношения! Это так, космическое баловство – любой ценой застолбить собственные приоритеты, чтобы вокруг них поднимать пропагандистскую кампанию.
И что же, все не напрасно, на этот политический шум «клюнул» президент США. Джон Кеннеди объявил о приоритете в полете на Луну, мол, это будет реванш за поражение от русских в запуске первого спутника и первого человека в космос.