– Постараюсь, – не совсем уверенно отозвался я.
– Ладно, если что звони на санавиацию, номера телефонов под стеклом у меня на столе в ординаторской. В случае чего сестры подскажут, они у нас по много лет отработали, опытные. И главный хирург области (главный хирург области осуществляет контроль и координацию работы над всеми хирургическими стационарами областного подчинения, сюда входят областная больница, ЦРБ и участковые больницы, где есть хирургические отделения) обещал прислать человека.
– Хорошо, Леонтий Михайлович. Думаю, справлюсь.
– Ладно, бывай! – заведующий пожал мне руку и уже в дверях, обернувшись, добавил: – Да, я «скорую» предупредил, что с сегодняшнего дня ты экстренный, так что в случае чего тебя вызовут, отзвонись и сообщи адрес. Если куда из дома будешь уходить, всегда говори им, где тебя найти. Все!
Заведующий вышел из ординаторской, я остался один. Шел седьмой час вечера. Я позвонил на «скорую», сообщил адрес и отправился домой. Идти было минут сорок прогулочным шагом. По дороге я раздумывал о том, как прошел мой первый рабочий день, и находил не так много хорошего, как хотелось бы.
Вскоре оказалось, что он еще не закончился. Звонок в дверь поднял меня с постели за полчаса до полуночи.
– Доктор, вас срочно вызывают в хирургию, – сообщил женский голос из-за двери. – Ножевое ранение в живот.
Сон как рукой сняло. «Вот оно! Наконец! И я еду в машине «скорой» на свой первый в жизни вызов. Ночь! За окном бурлит лето, одинокие прохожие даже не подозревают, что я, хирург, еду в машине спасать жизнь! На помощь! Меня вызвали! Ура! Вересаев, Чехов, Булгаков… о! Я помню их наставления! Я сегодня так же, как они, спасу чью-то жизнь! Я еду на вызов! Как долго я шел к этому: шесть лет института, интернатура…»
«Скорая», распугивая мигалкой одиноких прохожих, подъехала к хирургии. Я выскочил из машины, понесся в больницу – и в коридоре увидел тело на носилках кишками наружу.
Тело разговаривало с медсестрой.
– Добрый вечер, – машинально поздоровался я и спохватился:
– Вам срочно нужна операция!
– Да пошел ты на хер!
– Товарищ, – растерялся я. – Вам нужно помочь, причем непременно!
– Я сказал – на хер! – ответил мужик и внезапно соскочил с носилок и понесся во двор.
Я побежал за ним. Мужик упал на землю – и давай валяться! Весь кишечник в траве – а я стою над ним и не знаю, что делать, нас этому в институте не учили. Растерялся, взял больного за руки и попытался уговорить:
– Вам показана операция, успокойтесь, у вас, пардон, кишки наружу!
– Я Гриша Муромский! – орал пострадавший. – Отказываюсь от операции, и все тут! Помру, тебя посадят! Гы-гы-гы! Докторишка!
На кишечнике – трава, песок, грязь! Кошмар!
– Пожалуйста, успокойтесь, пройдите на операционный стол! – твердил я.
– На хер пошел! Что неясно?
Никакие уговоры и угрозы не действовали.
– Григорий, – обратился я к страдальцу. – Вы умрете, если вас не прооперировать!
– Гы-гы-гы! – юродствовал Гриша, посыпая кишки землей и пылью.
Медсестры смотрели на меня, я на них. Кого-то стошнило. Я окончательно растерялся.
Громко хлопнув дверью машины, из «скорой» выскочил крепкий, уверенный в себе парень.
– Анестезиолог, – шепнули мне.
– Иван Григорьевич Рябов! Можно просто Иван, – отрекомендовался прибывший.
– Дмитрий! Дима!! – представился я.
– Ну, что, Дима, проблемы?
– Да, надо оперировать, а он вон дурака валяет, – подтвердил я.
– Ну-у, – протянул анестезиолог. – Тут по-другому надо.
– Как?!
– А вот так! – сказал он, взял валяющегося во дворе Гришу за шкирку, приподнял его и волоком перетащил в операционную. При транспортировке пострадавший только икал, поддерживая вывалившийся кишечник, и матерился.
– Давай мойся! – сказал Иван. – Я даю наркоз!
Я мыл руки и все это время слушал проклятия в свой адрес. Ассистировала мне в ту ночь меланхоличная гинеколог Зинаида Афанасьевна Бугаева.
– Не переживайте, юноша, – обратилась она ко мне. – Все будет замечательно. Вы раньше сами оперировали?
– Конечно! – заверил я.
Такими пациентами мне лично еще не доводилось заниматься, но все когда-нибудь бывает впервые. Страха у меня не было, только кончики пальцев подрагивали.
Собственно говоря, разрезать переднюю брюшную стенку уже было не надо. Чья-то умелая рука одним ловким движением ножа сделала Грише харакири почти по средней линии живота.
Значимых повреждений внутренних органов я не обнаружил. Было сильнейшее поверхностное загрязнение кишечника и брюшной полости землей, песком, травой. Я тщательно отмыл внутренности от грязи, установил дренажную трубку в малый таз и зашил рану. Все! Операция завершена. Первая моя самостоятельная операция прошла успешно! Я сам, без посторонней помощи, только что спас жизнь человеку.
Наложил последний шов, заклеил разрез и, поблагодарив персонал, удалился в ординаторскую писать протокол операции.
– Алле! Лепила! – услышал я грубый испитой голос. – Ты ща Гришу Муромского оперировал?
Передо мной стоял небритый алкоголик, одетый в брезентовый дождевик.
– Я. А вы собственно кто?
– Кто я, не важно, – прошипел дождевик. – Важно, зачем ты это сделал?
– Как? – удивился я. – Он был ранен, я врач. Хирург. Моя обязанность спасать людям жизнь.
– Он не человек, он мудак, – произнес незнакомец и осклабился. – Я не для того эту гниду распотрошил, чтоб ты ему жизнь спасал! Я тебя об этом просил?
Брезентовый внезапно распахнул свой дождевик, выхватил из-за пояса двуствольный обрез и направил мне прямо в лицо. Лязгнули курки. Возможно, в другой раз я бы и испугался, но создавшаяся ситуация была настолько нелепой, что больше походила на игру, чем на деревенскую вендетту.
– Веди к Гришке! Показывай, где он лежит! Не дорезал, так застрелю! И не вздумай дергаться! – приказал бандит.
Я лихорадочно соображал: что предпринять? Неужели это не сон? Еще каких-то полчаса назад я был в операционной, а сейчас передо мной обрез. Странные перипетии судьбы. Вот она еще одна грань хирургии. Один бандит распластал другому брюхо по каким-то своим соображениям. Не убил сразу и пришел добивать своего визави в лечебное учреждение.
Такие вот наступали времена. «Лихие девяностые» – так их назовут после.
Неожиданно дверь ординаторской распахнулась, и в комнату ворвались какие-то люди в камуфляже и прервали наш диалог. Я и глазом не успел моргнуть, как убийца лежал лицом в пол с вывернутыми назад руками.
– Суки! Суки ментовские! – хрипел он.
– Все нормально, доктор? – спросил накачанный парень с погонами старшего лейтенанта.
– Да! – выдавил я из себя. – Даже толком и испугаться не успел.
– Ну, ничего, ничего! – похлопал меня по плечу старлей. – Мы этого гада от самой блатхаты вели, а возле самой больницы потеряли. Но вовремя нашли!
– Да уж! – согласно кивнул я. – А он, правда, нашего пациента порезал?
– Правда, правда! Он не только Гришу, но еще двоих таким вот макаром разделал, только им уже ваша помощь не нужна.
– Спасибо! – поблагодарил я старлея и пожал ему руку.
В пять утра, устало вытянув ноги на своей домашней кровати, я подумал, что если все дни будут такими, как этот, то не знаю, на сколько меня хватит. Знакомство с сельской хирургией состоялось! Через две минуты я уже погрузился в глубокий сон, чтоб через два с половиной часа проснутся и к 8.00, без опоздания, явится на работу.
Глава 2
Первые шаги
На работу я проспал, пришел к половине девятого. Меня, правда, никто не упрекнул, но самому было крайне неловко. Конечно, я пообещал себе впредь так не поступать, но, по правде говоря, нарушал его и не раз, все по производственной необходимости. Человек так устроен, что ему нужно время от времени спать.
В любом коллективе, особенно маленьком, новости разносятся быстро. «Сарафанное радио» сбоев не дает. После ночного инцидента на меня смотрели как на героя. Лично я себя таким не считал, еще неизвестно, как бы все повернулось, если бы милиционеры не подоспели.
Утреннюю планерку вместо меня принял Иван, он домой не уходил, наблюдал прооперированного ночью больного. К сожалению, в нашей больнице не было палаты реанимации. Поэтому анестезиологи были вынуждены сами наблюдать больных. Лишь после стабилизации состояния пациента они могли уйти домой. У нас их было два, Иван и Аркадий Ильич Тропинин, пока еще пребывавший в отпуске.
Кроме Ивана в ординаторской был и лор Артур Скороходов, он всего на два года раньше меня закончил вуз, но уже успел многому научиться, и больные его очень хвалили.
– Да-а-а, – протянул анестезиолог. – Повезло тебе вчера. Этот вчерашний бандит Коля Бизон, отморозок конченый. Чуть что, за нож хватается. Многих мы после него лечили.
– Точно! – подтвердил лор. – И вот никак взять его не могли, всегда ускользал. Его года три уже по всей области ловят, мне один следак знакомый сказал. А ты только приехал и сразу его «крестником» стал.
– Весело у вас тут, – вздохнул я.
– Да, как и везде. Времена наступили такие, беспредельщики повылазили со всех щелей. Ничего святого для людей не стало, – начал Иван. – В соседнем районе пару месяцев назад анестезиолога убили, прямо в ординаторской. Слышал, Артур?
– Конечно, слышал, – подтвердил лор. – Он же мой однокурсник был, на одном потоке учились.
– А из-за чего убили? Просто так, что ли? – удивился я.
– Я слышал такую версию, – стал рассказывать Рябов. – Оперировали там мужика одного, желчный пузырь удаляли. Анестезиолог релаксанты[2] ввел, а фентанил[3] забыл. В общем, мужика по живому резали, он всю боль чувствовал. Лежит он на столе весь расслабленный, пошевелиться не может, а хирурги ему наживую пузырь вынимают. Все чувствовал!
– Ужас! – поразился я. – А как такое могло произойти?
– Говорят, анестезиолог медсестре глазки строил, не до наркоза ему особо было.
– А дальше?
– А что дальше. Мужик тот поправился, несмотря на все их лечение, и дня через три заходит в ординаторскую в дождевике, как вчера Коля Бизон. Ну, кто говорит, мне наркоз давал? Ну, анестезиолог из-за стола встает, я, мол. Думал, может, коньяку принес, отблагодарить. А он: ты, ну, и получай! Из-под полы достает двустволку и с двух стволов в упор. Собирать потом было нечего.
– Какие страсти кипят, а? – произнес я задумчиво. – Получается, надо боятся человека в дождевике?
– Да, ну! Брось! – сказал Артур. – Тут каждый второй так ходит. А мужика понять можно, неизвестно, как бы ты себя повел, если б тебя полтора часа наживую резали.
На этой минорной ноте я расстался с коллегами и пошел обходить отделение. Гриша чувствовал себя хорошо, протрезвел и просил у всех прощения. Я сказал, что подумаю, и перевязал его. В целом все было в порядке, и я отправился на прием.
Был уже полдень, и чего я только не услышал в свой адрес, продираясь сквозь толпу к кабинету. Самое мягкое было «дармоед». Я как мог оправдывался, объяснял, что я один, что ночью оперировал, что у меня на отделении тоже больные. Но все было тщетно, поток оскорблений сопровождал меня всю дорогу. И чем больше я оправдывался, тем громче гудела очередь.
Чашу терпения переполнило брошенное мне в спину – «Коновал»! Я резко обернулся и громко сказал:
– Граждане колхозники, приема сегодня не будет! Езжайте в область!
Какой-то рыхлый дядя, с крупным фурункулом на правой щеке, тоненьким голосишкой проблеял:
– Товарищ доктор, как не будет? У меня вот чирей?
В другой раз я бы, наверное, так себя не повел, но бессонная ночь дала о себе знать, притупив здравый смысл:
– А, вот так! Если я коновал, то езжайте к настоящим врачам, сюда-то чего заявились? Все!
– Я главврачу пойду жаловаться! Безобразие! – попыталась надавить на меня толстая баба со смачным синяком в левой параорбитальной области (вокруг глаза).
– Да пожалуйста, – сказал я и сам поразился своему спокойствию. – На сегодняшний день я единственный хирург в районе. Леонтий Михайлович в отпуске и убыл за пределы области. Вы идете жаловаться, я увольняюсь, а дальше будете ездить в область, пока Ермаков не приедет.
– Доктор, ну что ты завелся? – спросил какой-то человек с впалой грудью. – Ну, погорячились мы, с шести утра ждем.
– А зачем с шести ждать, если прием с девяти?
– Ну, – замялся впалогрудый. – Очередь занимаем.
– Короче, – громко объявил я. – Пока тот, кто обозвал меня коновалом, не извинится, приема не будет! Ясно?
Толпа внезапно накинулась на розовощекого парня лет двадцати глазами:
– Борька, из-за тебя все. Сволочь! Вишь доктор обиделся, а ну иди, извиняйся!
Подгоняемый затрещинами, тот подошел ко мне и, не глядя в глаза, промямлил:
– Доктор, простите меня, пожалуйста.
– За что?
– За то, что вас коновалом обозвал.
– Хорошо, я подумаю. У тебя что?
– Ногу два дня назад кипятком ошпарил.
– Ясно, кровью не истекаешь?
– Нет.
– Отлично! Приму всех! Но тебя в последнюю очередь!
Парень понуро поплелся в конец. Народ угомонился, и все стали терпеливо ждать своей очереди.
– Как вы их! Не побоялись толпы, – восхищенно сказала медсестра, когда я вошел в кабинет. – Тут такие безбашенные иногда попадаются, Борька, вон тот кабан, не раз уже у нас лечился, такой гад!
– Да, сам удивляюсь, ночью оперировал, не выспался, все как-то по барабану стало.
– Ну и правильно! Так с ними и надо! А то они чуть что, жаловаться бегут, а вы молодец!
– Спасибо, давайте начнем прием.
Удивительно, но больше никто не возмущался, хотя я каждые 10–15 минут выходил на отделение в перевязочную. Все понимали: доктор один, и он работает.
Последним я принял уже упомянутого Борьку с его ожогом, он еще раз извинился. Я сказал, что прощаю, хотя очень хотелось дать ему по морде.
После приема я заполнял документы стационарных больных и лишь в седьмом часу вечера засобирался домой.
– А где нам хирурга найти? – обратилась ко мне девушка лет двадцати пяти.
– Я хирург, а что такое?
– Вы знаете, у моей дочки животик сильно болит. Мы на «скорую» обратились, но нам сказали, чтоб сначала хирургу показали.
– И давно болит?
– Да вчера в обед заболел.
– Вы в деревне живете?
– Нет, что вы. Здесь, рядом с больницей.
– Так, а что вы днем-то не обратились?
– Да вы знаете, мы думали, что пройдет, я ей ношпочку давала, а он все болит и болит.
Я не знаю, чем это объяснить, но у нас почему-то 90 % обращений приходится на вечернее и ночное время. Причем люди терпят сутки, а то и более. И когда начинаешь их спрашивать, чего тянули, отвечают: «А мы думали, что пройдет». Вот нет этому феномену объяснений! Остается только развести руками.
У ребенка оказался острый аппендицит, пришлось остаться. Пока собирал оперблок – все уже ушли домой, – пока прооперировал, пока заполнил соответствующую документацию, наступила полночь.
– Доктор, ничего, что мы вас к самому дому не доставили? – спросила фельдшер «скорой помощи», которая после операции везла меня домой. – А то у нас срочный вызов, по рации только что передали.
– Нет, конечно, ничего страшного, мне идти тут триста метров. А что там?
– Да не ваше, похоже, гипертонический криз.
– Ну, тогда до свидания.
– До свидания, доктор. Пусть вас сегодня больше не вызывают.
Уставший, но счастливый – еще бы, две самостоятельных операции за сутки! – я направился домой. Квартира моя располагалась на втором этаже. В подъезде было темно, я вошел и на ощупь стал подниматься по лестнице. Внезапно до меня донесся жуткий женский крик, полный отчаяния:
– А-а-а-а!
Я погнал вверх. Картина, которую я увидел, надолго врезалась в память. Между вторым и третьим этажами, на площадке, стояла абсолютно голая девушка. Ее безупречную фигуру освещал холодный лунный свет. Незнакомка картинно заломила за головой руки и, как мне показалось, голосила на луну:
– А-а-а!
Зрелище было настолько диким и завораживающим, что я на секунду подумал: «Оборотень!» – но тут же спохватился и спросил девушку:
– Что случилось? Что с вами?
– А-а-а-а-а!!!
– Девушка, что с вами? Почему вы не отвечаете?
– А-а-а!!!
Девушка была в сильнейшем эмоциональном шоке. Я хотел попробовать привести ее в чувство, но тут увидел полоску света из приоткрытой двери третьего этажа. «Видимо, она из той квартиры».