– Не знаю, – чуть заикаясь, процедил тот, что сидел рядом с Гогнадзе.
– В конец обдолбались… – то ли спросил, то ли констатировал Малхаз, всем телом ощущая навалившуюся на него апатию.
Он достал из кармана джинсов пачку сигарет и, щелкнув золотой зажигалкой, закурил.
– Да мы уже объездили весь Тбилиси!
– Домой я не поеду, – категорически возразил Гогнадзе, словно его заставляли это сделать, и стряхнул наросший на рдяном кончике сигареты пепел через приоткрытое окошко. – Мне нельзя показываться дома в таком состоянии.
Отец мог спустить ему с рук все что угодно, но только не наркотики. В такой ситуации Малхаз рисковал получить пару раз по морде и лишиться всех финансовых дотаций, благодаря которым он всегда чувствовал себя на высоте среди своего далеко не бедного окружения.
– Может, еще пару косяков забьем?
– Гвозди тебе башкой забивать надо, – угрюмо ответил Малхаз. – Мозгов тогда, может, прибавится. Раз у вас нет никаких предложений, можно разок прошвырнуться по бабам. Это никогда не помешает.
Никаких логически обоснованных возражений на это заманчивое предложение не последовало, поэтому Гогнадзе вдавил педаль газа до пола, и машина, бешено заревев, помчалась в направлении центра Тбилиси.
Белый «кайенн» затормозил у ночного клуба.
– Кого трахать будем? Может, стриптизерш? – с надеждой в голосе спросил Зураб.
– Тебя оттрахаем. Прямо здесь, – с напускной серьезностью пообещал Малхаз и открыл дверцу машины.
Последний раз затянувшись сигаретой, фильтр которой уже горчил, Гогнадзе бросил окурок под ноги и поправил свою кожанку, подчеркивавшую ширину плеч ее обладателя и его немалый достаток.
У клуба уже кучковались многочисленные компании, которые приперлись сюда, судя по всему, с теми же целями, что и Гогнадзе со своими дружками.
На стоянке было не протолкнуться, и от обилия дорогостоящих спорткаров рябило в глазах и создавалось впечатление, что именно здесь проводится Женевский автосалон.
Фейсконтроль был жестким, и с зарвавшимися молодчиками, позволявшими себе нелицеприятные высказывания в адрес сотрудников клуба и тем более рукоприкладство, никто не дискутировал. Те, кто упирались и неосторожно размахивали руками, запросто могли отхватить несколько раз по кумполу от шкафоподобных охранников.
Малхаз, нагло протискиваясь вперед, активно работал локтями, прямо как ледокол, прокладывающий свой путь через торосы. Зная положение своего отца и свое собственное, он с людьми не церемонился, частенько воспринимая их как ресурс, которым можно воспользоваться в своих целях. Уважение и прочие гражданские обязанности он давно оставил для конституции, предпочитая жить по старинке, так, как жили его предки, то есть по закону гор, где прав тот, кто сильнее, а не тот, у кого за пазухой справедливость и комплекты юридических документов.
Если бы его отец придавал этим бумажкам слишком много значения, то вряд ли бы он решился на рейдерский захват нескольких заводов и фабрик, в одночасье став мультимиллионером и, соответственно, уважаемым в обществе человеком. Да и зачем тогда ему было бы заниматься прочей нелегальщиной, вроде крышевания многочисленных казино, вымогательств и проституции?
Малхаз уже убедился в том, что сила закона превращается в бессилие, если у тебя есть нужные подвязки и правильные люди, которые по одному звонку за разумную плату готовы решить любой проблемный вопрос.
На входе он повстречался взглядом с фейсконтрольщиком, и тот приветливо ему кивнул, жестом руки скомандовав охранникам освободить проход для дорогих гостей.
Толпа за спиной возмущенно загудела. Это был клуб для избранных, и считалось настоящим позором, если тебя не пропустили, а посоветовали обновить гардероб или поучиться хорошим манерам.
Небольшой холл был затянут клубами сизого дыма. Здесь курили и, находясь в нетрезвом состоянии, срочно решали какие-то важные вопросы, эмоциональное обсуждение которых было слышно всей округе.
Малхаз Гогнадзе был здесь не впервой, его знали как завсегдатая этого заведения и радостно приветствовали. Это радушие объяснялось тем, что частенько Гогнадзе, находясь в состоянии алкогольного опьянения и желая показать всем свою удаль, угощал всех желающих выпивкой, и шампанское в клубе текло тогда рекой.
Однажды нечто подобное он хотел провернуть на Сардинии, но там злосчастный пластик, заблокированный из-за ссоры с отцом, дал сбой, и Гогнадзе, просадившему пару десятков тысяч евро, пришлось ретироваться с острова как можно скорее.
Друзья Гогнадзе на его фоне меркли. Малхаз брал их с собой, как зонтик на случай дождя, да и скучно было одному слоняться по Тбилиси. А так можно и покуролесить шумной компанией, а если начнется какая-нибудь серьезная заварушка, то и поучаствовать в ней.
В этом ночном клубе регулярно вспыхивали разборки между гостями, и чаще всего они оканчивались банальной поножовщиной или пальбой. Чтобы гости утихомирились и пришли в себя, вызывали полицейские спецподразделения, которым нередко, учитывая высокий статус гостей клуба, приходилось улаживать конфликт в дипломатическом порядке.
Все это время обкуренные дружки Малхаза раздражающе хихикали. Они видели перед собой то ли летающих фиолетовых слонов, то ли ползающих оранжевых обезьян и, как дети, тыкали пальцем в то, что им понравилось или их удивило.
Во избежание репутационных потерь этот детский сад нужно было прекращать, и Малхаз недовольно нахмурился. Сколько раз было, что эти ублюдки, обкурившись или нюхнув чего, искали на свою задницу приключений и втягивали его в различные передряги.
Сегодня Гогнадзе хотел обойтись без приключений: вылакать всего лишь несколько порций вискаря или нюхнуть кокаинчика и расслабленно поваляться на диване с какой-нибудь приятной бабой.
– Ведите себя нормально, придурки, – прошипел он.
– Что не так? – обиженно спросил Зураб и тут же переключился на Жано, показывая на него пальцем и давясь очередным приступом смеха.
Понимая, что воспитывать их бесполезно, Гогнадзе обратился к администратору:
– Где моя поляна?
– Простите, не понял, – вежливо улыбнулся администратор.
– Баранья твоя башка! Я спрашиваю, где мой стол! Малхаз Гогнадзе никогда и никого не ждет!
В ответ последовала подобострастная улыбка, и уже через несколько минут Малхаз развалился на мягком диване, наблюдая за танцовщицами. Как он уже неоднократно проверял на собственном опыте, здесь не работало ни одной девушки, которая не согласилась бы за пару тысяч зеленых скоротать с ним ночь.
Деньги не имели для Малхаза большого значения, поэтому он сорил ими направо и налево. Те девушки, которые пробовали его «динамить», в следующий раз получали от Малхаза по полной программе. Владельцы клуба старались исполнить любой его каприз, ведь для них Гогнадзе был курицей, несущей золотые яйца. Он и сам это прекрасно понимал, поэтому и вел себя так развязно.
Университет Гогнадзе так и не закончил. Он не любил обсуждать эту невыразительную деталь своей биографии, предпочитая бормотать что-то невнятное в свое оправдание. Да и университетские будни давно затерялись в его воспоминаниях.
Когда-то его, зеленого юнца, отец отправил в Москву набираться ума-разума. Эта затея, как выяснилось впоследствии, оказалась из разряда утопических. Вдали от родных пенатов Малхаз пустился во все тяжкие. Учеба его совершенно не интересовала в отличие от прославившихся на весь мир своей красотой русских девушек. Надо отдать ему должное: ухаживал он красиво, не скупился на подарки, и вскоре с ним мечтала переспать вся женская половина факультета, чем Малхаз активно и пользовался. Все его силы без остатка вымывали любовные игры, и после интенсивных постельных сражений Малхаз был не в состоянии сосчитать дважды два без ошибки, а тут еще в самый разгар веселья и сессия подошла.
Он рассчитывал отделаться малой кровью, заплатив каждому преподавателю по паре штук, чтобы они проставили ему в ведомость положительные оценки, однако этот грандиозный план с треском провалился. Пришлось звонить отцу и выслушивать от него потоки ненормативной лексики.
Пару раз отец впихивал своего отпрыска обратно в МГИМО, но каждый раз Малхаз умудрялся вылететь снова, и все из-за пылкой своей любви к красивым девушкам. Он не мог рядом с ними учиться, особенно учитывая весенне-летний период, когда вовсю бушевали гормоны и Гогнадзе искренне недоумевал, зачем ему думать о каких-то проблемах международной экономики, когда вокруг столько красоток.
Вот и окончились его университеты тем, что отец просто-напросто махнул на все рукой и забрал Малхаза обратно в Тбилиси, чтобы, чего доброго, у сына не поехала крыша. Тем более на родине его ждали серьезные дела. Несмотря на юный возраст, на Малхаза уже можно было повесить добрый десяток статей из Уголовного кодекса. Отец был им доволен.
Гогнадзе, чувствуя, что его тянет в непреодолимый сон, сделал знак рукой Зурабу. Тот приблизил к нему свое заплывшее лицо и дыхнул перегаром.
– Зураб, возьми у дилера что понюхать. Мне надо взбодриться.
– Сейчас сделаем, – лениво ответил Зураб и чуть ли не сполз с дивана. Ноги его держали слабо, и, выписывая причудливые траектории, он вскоре затерялся в толпе отдыхающих.
От Зураба с Жано никакого толку не было. Гогнадзе даже пожалел о том, что взял их с собой. Слишком сильно на них действовала травка, они превращались в овощи.
Зураб вернулся с конвертом и многозначительно потряс им.
– Я пойду первым, – предупредил приятелей Малхаз и забрал у Зураба конверт.
Зайдя в общественный туалет, он пошарил взглядом по сторонам и не заметил ничего подозрительного. Только после этого Малхаз извлек из конверта пакетик с белым как снег порошком. Надкусив уголок зубами, Гогнадзе высыпал кокаин на стеклянную полочку, затем пластиковой карточкой сделал дорожку и вдохнул ее поочередно правой и левой ноздрями. Он так увлекся, что даже не оставил ничего Жано и Зурабу.
«Как-нибудь перебьются», – Малхаз махнул рукой, умылся и вышел из сортира.
Он любил нюхать кокаин хотя бы потому, что после этого мир представал перед ним в совершенно ином свете. Он чувствовал себя его хозяином и верил в то, что ему все можно, а если кто-то и попробует помешать, то он, недолго думая, уберет его со своей дороги.
Уже издалека обманчиво бодрый Малхаз заметил, что к их столику подошла группа парней. Даже обкуренные Зураб и Жано мгновенно притихли.
В пустом мозге одна за другой стали появляться беспокойные мысли. «А что, если это пришли по мою душу? – тревожно подумал Малхаз, укрываясь за ближайшей колонной и внимательно наблюдая за происходящим. – Какая-нибудь служба по контролю за оборотом наркотиков. Вначале взяли дилера с поличным, немножко с ним поговорили, пообещали, что отмажут, он и раскололся».
Гогнадзе не знал, что делать. То ли отсидеться где-нибудь в клубе, то ли уйти или, плюнув на все свои страхи, вернуться за стол и продолжить гулянку. В конце концов, с чего это он решил, что пришли именно за ним? Может, просто так подошли, спросить что-нибудь или с наездом. Ну так он подойдет сейчас, назовет свою фамилию, и все вмиг рассосется, а если этого окажется недостаточно, наберет телефонный номер старшего брата, который в течение минуты уладит все неурядицы.
Малхаз, чувствуя, как картинка плывет и дрожит перед глазами, словно он смотрит допотопный телевизор, у которого хронические проблемы с кинескопом, напрягся, заметив, что один из подошедших парней слишком уж похож на его старшего брата Вахтанга.
Находясь в состоянии наркотического опьянения, Малхаз меньше всего на свете хотел встретиться со своим старшим братцем, исчерпывающей характеристикой которого была жестокость.
Надо ли было говорить, что такая встреча не сулила Малхазу ничего хорошего? В гневе Вахтанг был страшен и, особо не церемонясь, мог расквасить обидчику нос или выбить пару-тройку зубов вне зависимости от принадлежности последнего к числу его многочисленных родственников. Поэтому окружающие, отлично изучив паскудный характер Вахтанга, старались его не провоцировать и деликатно уходили в сторону, избегая назревавшего конфликта. Да и тут надо вспомнить, что Вахтанг когда-то по молодости увлекался боксом и греко-римской борьбой. Талант есть талант, и по всему Тбилиси были наслышаны о боевых способностях Вахтанга, который, чтобы не утратить столь ценные навыки, применял их при каждом удобном случае.
В какой-то момент Малхазу показалось, что вся его недолгая жизнь стрелой промелькнула перед глазами, сверкнув калейдоскопом событий яркого детства и поблекнув в привычном наркотическом угаре, в котором он безнадежно увяз в последние годы.
Он, не дыша, спрятался за колонной.
Страх волнами накатывал из темных глубин его души. Существование последней не заботило Малхаза, но почему-то в стрессовых ситуациях он сразу вспоминал о том, что все-таки существует высшая сила, которая обязана его спасти.
Вахтанг, вместо того чтобы убраться восвояси, сам того не зная, окончательно разрушил надежды Малхаза, разместившись со своими корешами за столиком с Жано и Зурабом, которые заметно приуныли и уже не выглядели такими самоуверенными.
«Как в штаны наложили, – неприязненно подумал Малхаз о своих дружках, не спеша выходить из-за колонны, которая сейчас казалась ему лучшим укрытием. – Могли бы и эсэмэску сбросить, предупредить… Хотя что возьмешь с этих обкуренных идиотов? Сидят перед Вахтангом, как кролики перед удавом. Нет, наверно, пора уже завязывать с наркотой. Если отец узнает, то мне будет полный каюк. Засунут в какую-нибудь клинику за границей и заберут все деньги».
Мысль о том, что пора завязывать с наркотиками, посещала Малхаза неоднократно. Он с завидной регулярностью планировал бросить свою любимую привычку, но каждый раз откладывал принятие столь важного решения и спустя какое-то время брался за старое, не в силах справиться с манящим соблазном. Несмотря на обилие развлечений и материальное благополучие, жизнь казалась Малхазу слишком пресной и однообразной. Можно было, конечно, сменить картинку и умчаться на пару недель на острова Карибского бассейна, но что делать, если при одной мысли о длительном перелете к горлу подступала мерзкая тошнота? В разы проще курнуть или нюхнуть чего-нибудь и организовать себе рай в привычной и знакомой с детства обстановке.
Тут в голову Малхаза пришла еще одна неприятная мысль: «Что, если Вахтанг заметил, что эти придурки укурились в хлам, и просто ждет меня, чтобы хорошенько накостылять?»
Еще раз подумав о своем незавидном положении, Малхаз понял, что, пока не поздно, нужно покинуть свое укрытие и вернуться за столик. Если Вахтанг спросит, почему его так долго не было, он скажет, что выяснял отношения со знакомой телкой, которая все никак не оставит его в покое.
Копаться в чужом грязном белье Вахтанг не станет. Тем более у него самого хватает проблем со своими шалавами. Вахтанг по жизни был слишком любвеобильным, пускаясь вдогонку за любой юбкой.
Приняв решение, Малхаз вдохнул и выдохнул несколько раз, поправил прическу и, убедившись, что ситуация за столиком абсолютно не изменилась, уверенной походкой вышел из-за колонны, сделав при этом небольшой крюк, якобы он возвращался из уборной.
На всякий случай, чтобы его не выдали расширенные зрачки, Малхаз прикрыл глаза солнцезащитными очками квадратной формы, в которых он был похож на итальянского мафиози.