Не замечает или старается не замечать? Каково ей, если самому князю Владимиру не по себе ежедневно видеть перед собой укор за убитого Рогволода? И от ее молчания становилось еще тошнее.
Нет, Владимир вовсе не переживал из-за убийства несостоявшегося тестя. Он просил отдать Рогнеду в жены, Рогволод отказал, причем отказал надменно, как и сама Рогнеда. Тогда Владимир взял Полоцк приступом, с родными княжны расправился, как делали это обычно в полоненных градах, с ней самой тоже. А вот потом неожиданно влюбился в строптивую княжну, да так, что никакая другая не мила. С тех пор какую бы женщину ни брал, уже со второй ночи начинал сравнивать ее с Рогнедой.
Но бывшая полоцкая княжна и впрямь хороша! И ничего с ней из-за рождения сыновей не делается, какой была красавицей, такой и осталась. Строптивость никуда не исчезла, да только и строптивость эта Рогнеде к лицу. Заболел князь своей женой-полонянкой на всю жизнь. И все бы ничего, да есть две преграды: первая – его собственная привычка брать любую мало-мальски красивую девку или женщину себе, хоть на время, хоть на часок, а Рогнеда ревнует, да так, как только может ревновать красивая, сильная женщина. А второе – сын Ярослав, живое напоминание вины перед любимой женой. Иногда Владимиру казалось, что и хромота Ярослава из-за той его, отцовской вины. От этого чувствовал себя еще хуже и еще больше злился – непонятно на кого: то ли судьбу, то ли себя самого.
И рассказать никому нельзя, не поймут. Кто из мужчин не брал женщину силой, особенно ту, которая прежде оскорбила? Только кто потом влюблялся в свою пленницу так, как он в Рогнеду? И от невозможности хоть на минуту забыть горячие ласки непокорной жены почему-то становилось еще тяжелее. Владимир не мог понять, чего ему больше хочется – ударить ее, обидеть еще сильнее или броситься к ногам и покрывать поцелуями красивые лицо и тело.
Маленькому Ярославу, да и не только ему, были неведомы мучения князя Владимира, а потому мальчик не мог понять, почему так прохладно относится к нему отец. Переживала, видя такую нелюбовь, и Рогнеда и тоже не понимала, считая причиной хромоту княжича. К Рогнеде тоже все чаще приходила мысль, что калечность Ярослава – это расплата за их грех – Владимира за то, что взял силой, а ее за нежданную любовь к насильнику.
Но князь не смог бы объяснить, что чувствует, потому как не понимал сам. Только старался пореже видеть Ярослава. Сначала это получалось – того воспитывал Блуд, видеть которого тоже не очень хотелось. И Блуд был напоминанием не слишком приятным, все же вместе погубили брата Ярополка, бывший воевода ой как виноват в гибели князя Ярополка, его предательством тот сначала бежал из Киева, а потом пришел с повинной к Владимиру, надеясь на снисходительность.
Когда Владимир со своим войском подступил к Киеву, именно Блуд, бывший воеводой у Ярополка, подговорил своего князя бежать в Родню, бросив город на произвол судьбы. А потом он уже в Родне убедил опального Ярополка сдаться брату в надежде на его милость. Знал, что милости не будет, что Владимиру не нужен даже поверженный соперник, даже в узилище и оковах, не место двум братьям на одной земле. За это предательство своего князя Блуда ненавидел не один беглый княжий милостник Варяжко, многие зло косились.
А Блуд как у Ярополка был хотя и самым опытным после смерти воеводы Свенельда, но чужим, потому как рожден не в палатах, а на задворках (само его имя о родительской мимолетной любви всякую минуту кричало!). Так и у Владимира получилось, а ведь на князя Блуд очень надеялся, тот сам рожден ключницей и княжичем стал по прихоти судьбы – попался на глаза своей бабке княгине Ольге, и показалось ей, что похож на маленького Святослава, его отца. Владимиру привечать бы такого нежданного помощника, которому нечем хвалиться перед князем в знатности происхождения, а он Блуда сторонится.
Тяжело Владимиру часто видеть напоминание о своем предательстве? Блуд так не думал, видит же Рогнеду, ее-то и вовсе сначала обесчестил на глазах у родителей, которых потом и убил. Нет, скорее другое – Владимиру был не нужен рядом тот, у кого могло оказаться слишком много власти. Боялся, что Блуд и его продаст? Но далеко отпускать не стал, при себе оставил. Воеводой сделать не мог, Блуд все же был воеводой предыдущего князя, зато поручил воспитание сына.
Как это принимать – как милость или как опалу? Небось княжий дядя Добрыня постарался, тот хитер сверх меры. Но у Блуда просто не было выбора, не к грекам же на службу идти, он принял маленького княжича. А когда услышал слова волхва о том, что Ярослав может встать за Владимиром, то и вовсе для себя решил – быть ему воспитателем будущего великого князя! А что до хромоты и старших братьев, то жизнь еще и не такое выкидывала!
Кто думал, что над Киевом встанет Владимир? Младший из трех, робичич, рожденный от любви князя Святослава ключницей Малушей, отправленный прихотью своей бабки княгини Ольги в Лузу с братом Малуши Добрыней, а потом также по прихоти отца получивший в правление беспокойный Новгород… Кто мог подумать, что спустя несколько лет после гибели отца братья перессорятся и именно Владимир возьмет себе Русь? А вот поди ж ты…
Так и с Ярославом, пусть не старший, пусть калечный (пока калечный – решил Блуд), если доля, так все одно станет князем!
Так думал воспитатель маленького княжича Ярослава, бывший воевода предыдущего князя Блуд. А отец Ярослава князь Владимир думал о другом. Чтобы не ныла душа из-за ущербности среднего сына, он старался пореже того видеть. А думал Владимир Святославич об укреплении границ Руси, о строительстве новых городов, а еще… о женщинах. О них синеглазый красавец князь думал всегда.
* * *
Блуд где уговорами и лаской, а где и нажимом сумел заставить маленького Ярослава превозмочь всегдашнюю боль, встать на ноги. Мамки иногда слезами обливались, глядя, как мается княжич, как трудно ему, как больно. Не будь Блуда, остался бы Ярослав сиднем сидеть на всю жизнь, ни у кого другого не хватило бы терпенья принуждать и принуждать малыша к новым попыткам победить свою калечность.
Рогнеда ходила в ложницу, где жил Блуд с маленьким Ярославом, с замиранием сердца. Как же было больно матери видеть мучения своего сынишки и трудно бороться с желанием оттолкнуть от него воспитателя, самой подхватить на руки, оградить от страданий! Только недюжинный ум полоцкой княжны, прихотью жестокой судьбы ставшей киевской княгиней, заставлял Рогнеду смотреть на старания Блуда и Ярослава, кусая губы и сдерживая слезы. Иногда до крови искусывала, а сама улыбалась подбадривающе, понимая, что иначе нельзя, не пересилит малыш себя, останется калекой. И Блуду верила как самой себе.
Вообще-то княжичей на коней сажали в три года, но Ярослава Блуд посадил совсем крошкой. Помочь попросил Рогнеду. Та сразу и не поняла задумки, нахмурилась:
– Князя спросить надо, он отец, как скажет, так и будет…
Но хитрый Блуд выбрал время, когда Владимира в Киеве не было, а потому чуть усмехнулся в усы:
– Княгиня, ему легче не знать забот о Ярославе, пусть других сажает, вон Изяславу время уже… Что князю наши заботы добавлять? Сами справимся.
Он не стал говорить, что посадить мальчика на лошадь посоветовал все тот же Славута. Подошел как-то бочком, пробормотал, глядя в землю:
– Воевода, слышь, ты мальца-то на коня посади. Эти дурынды его пеленали туго, а надо бы на лошадиной спине ножку поправить, конский круп, он лучше всяких пеленок выправит.
Блуда подкупило не обращение «воевода», а дельный совет конюха.
Сначала сел на любимого коня сам, потом протянул руки к Рогнеде, державшей малыша:
– Давай сюда.
Та с опаской подала мальчика. Ярослав, с интересом разглядывавший лошадиную морду, доверчиво глянул на воспитателя, он привык к боли, которую испытывал по его воле, но хорошо чувствовал и то, что, кроме матери и вот этого усатого дядьки, его по-настоящему никто не любит. Дети остро чувствуют любовь и нелюбовь к себе. А Блуд уже любил маленького княжича как собственного сына или внука, даже больше, любил как свое будущее.
Ребенок уселся на лошадиной спине на удивление спокойно, видно, и впрямь не было больно. А к ним с другой стороны двора спешил конюх, подойдя, он коротко поклонился Рогнеде, приветствуя, и тут же посоветовал Блуду:
– Ты в следующий раз седло-то сыми… Мальцу лошадиную спину чувствовать надо. И сам слезай, пусть он один с лошадью побудет.
– Как один?! – ахнула мать. – А ну как скинет?
– Не, у меня есть такая, которая не скинет. Нарочно для княжича держу, ни под кого не ставлю.
Он убежал и тут же вернулся, держа в поводу невысокую, спокойную кобылку.
– Давай сюда твоего княжича.
Не обращая внимания ни на не успевшего слезть с коня Блуда, ни на встревоженную Рогнеду, Славута ловко подхватил маленького Ярослава и пересадил на спину кобылки. Та только чуть переступила ногами, а мальчик счастливо засмеялся. Теперь улыбались и княгиня, и даже Блуд в усы.
С того дня Ярослав много времени проводил на лошадиной спине. Его ножки, конечно, были враскоряк, зато постепенно встал на место вывих. Позже правая калечная от рождения нога пострадает еще раз, добавив хромоты князю, но тогда стараниями немногих любящих его людей он превозмог боль и страх, встал на ноги. И до конца дней на лошади князь Ярослав чувствовал себя уверенней, чем на ногах.
Счастью Рогнеды не было предела, она была готова расцеловать Блуда за заботу о малыше, за его твердость и любовь к Ярославу.
Но счастье длилось недолго, сказалась неуемная тяга Владимира к женскому телу, каждую красавицу, какую только видел, князь желал сделать своей. Пусть на день, на час… Каково Рогнеде терпеть такое? У Владимира еще жены пошли – гречанка, монахиня-расстрига, которую еще князь Святослав для старшего сына привез из-за ее красоты, потом Мальфриду за себя взял и дальше не собирался сдерживаться.
А ведь и сыновьям Рогнединым власти за отцом не видать, потому как старший сын уже в Новгороде сидел, потом был сын той самой гречанки, которого она еще от Ярополка зачала, и только потом ее собственные. Куда ни кинь – всюду клин!
Рогнеда не просто обиделась на мужа, всплыли горести прошлых лет, недаром ее сам Владимир Гориславой прозвал. Надругался, родных убил и снова пренебрегает, беря и беря себе других. Княгиня не выдержала и решила разрубить узел одним махом, надеясь, что сыновья при том не пострадают.
Ночью князь проснулся от капнувшей на руку слезинки, вскинулся:
– Ты… ты что?!
Над ним нависла рука Рогнеды с зажатым в ней большим ножом! Женщина не смогла совершить задуманного, она все же любила своего неверного мужа.
– Да! Ты уничтожил мой род, полонил землю моего отца, но теперь не любишь ни меня, ни моего младенца! – Она не смогла бы объяснить, почему говорила только об одном сыне, точно и не было двух других, младших.
Но князь и слушать не захотел ни объяснений, ни оправданий Рогнеды. Он хорошо понял, что теперь рядом с ней даже спать опасно, разъярился:
– Чего тебе не хватает?! Злата, серебра, скоры, челяди – всего вдоволь. Старшей княгиней назвал…
И тут случилось совершенно непонятное, Рогнеда вдруг… разрыдалась. Наружу выплеснулась давнишняя женская обида:
– Ты… с Мальфрид… свадьбу… А меня… только насильно… Даже наряда… не было…
Владимир, как и многие мужчины, не переносил женских слез, сначала опешил:
– Какого наряда?
Жена окончательно залилась слезами:
– Сва-адебного-о…
Почему-то вид плачущей Рогнеды рассердил князя, на миг показалась, что она такая же, как все. Швырнул в сторону что-то попавшее под руку, даже не заметил что, закричал:
– Тебе свадебный наряд нужен?! Надень его и станешь ждать меня вечером здесь же. Только это будет твой последний вечер! В том наряде и похороню!
Владимир выскочил из ложницы, сам не сознавая что делает, метнулся по терему, пугая гридей и холопов. Крушил все, что попадалось под руку, – таким князя давно никто не видел. Он мог быть ярым, даже бешеным, но чтоб таким!..
А у Рогнеды слезы вдруг прекратились сами собой. Нет, она не испугалась, страха почему-то не было, была опустошенность. Взял силой, полюбив, она покорилась, а теперь вот платит за эту покорность. Надо было убить его в первый же день, хотя бы за родных отомстила. Теперь убить уже не сможет, а он сможет, дети без матери останутся, да и еще одного ребенка она снова под сердцем носит… Княгиня долго сидела, глядя в пустоту, потом вдруг велела позвать к себе старшего сына Изяслава. Мальчик еще мал, чтобы ему объяснять родительские споры. Гладя светлую головку ребенка, Рогнеда снова лила слезы. Никого на свете у нее нет, только вот эти мальчишки, но они слишком малы, чтобы защитить свою мать. Ярослав даже не ходит, только ползает, ловко перебирая ручонками. Всеволод совсем кроха. И тут Рогнеда решилась – она должна уехать от князя, забрав с собой сыновей, пусть живет со своими новыми женами, сколько бы их ни было. Но для этого надо было, чтобы сегодня вечером Владимир не выполнил своего обещания.
Княгиня приказала достать из своих коробов сшитый когда-то для не состоявшейся свадьбы с Ярополком наряд. Примерила – впору, точно и не родила четверых сыновей. От последней беременности толстеть пока не стала, надеть можно. Старательно нарядилась, снова кликнула к себе маленького Изяслава. Ребенок поразился наряду матери:
– Ой, мамо, какая ты красивая!
Та едва сдержала слезы, нет, она не должна плакать, сейчас не должна. Достала припрятанный меч, вложила в ручку сына:
– Изяслав, послушай меня. Когда сюда войдет отец, шагнешь ему навстречу и скажешь: «Думаешь, ты тут один ходишь?»
– И все? – Глаза ребенка довольно блестели, ему дали в руки настоящий меч, который тяжело не только поднимать, но и просто держать, но мальчик был готов терпеть. Только не понимал, зачем матери надо пугать отца. Но послушался, встал в углу, дожидаясь.
Ждать пришлось недолго. Владимир действительно был крайне зол на жену и решил казнить ее прямо на ложе. Но навстречу ему вдруг шагнул Изяслав. Голос мальчика дрожал, а ручки едва удерживали даже небольшой меч, но он смог заслонить мать от отцовского гнева, дрожащим голоском произнес, что велела Рогнеда. Владимир замер, потом с досадой отшвырнул в сторону свое оружие:
– Да кто ж думал, что ты здесь?!
Рогнеда смотрела на мужа широко раскрытыми сухими глазами. Так и врезалось ему в память – красивая, но точно каменная жена и сын, поднявший меч против отца.
* * *
Блуд понимал и не понимал Рогнеду. Горячая, порывистая княгиня вдруг вздумала мстить мужу! Через столько лет, родив четверых сыновей, вдруг вспомнила прежнюю девичью обиду. И это Рогнеда, которую Блуд очень уважал за недюжинный цепкий ум!
Что уж там произошло между ними с князем, только взялась княгиня за нож, решив ночью убить собственного мужа. Владимир, промаявшись целый день, собрался ответить строптивой жене тем же, но Рогнеда привела в ложницу старшего сынишку Изяслава, дав в руки меч и попросив заступиться за нее.
Владимир обомлел от присутствия сына и не смог свершить задуманное, бросил оружие, а утром отдал судьбу Рогнеды на боярский суд. Княгиня не просила пощады, не оправдывалась, она была готова ко всему. Но и бояре не знали, как быть. Выручил все тот же Блуд, посоветовал князю оставить опальную жену в живых, только сослать с глаз. Кажется, Владимир обрадовался такому решению, сильная злость прошла, и убить даже поднявшую на него руку Рогнеду он не мог. Сообщать княгине о решении пришлось Блуду.