Выйдя из комнаты, Клэри закрыла за собой дверь.
* * *
– Меня будут морить голодом, – признался Саймон.
Он лежал на холодном каменном полу камеры и смотрел сквозь зарешеченное окошко на небо. Когда Саймон только-только стал вампиром, он думал, что больше не увидит дневного неба и солнца, и словно одержимый лишь о них и думал. Лежал в темноте, прогоняя в памяти все оттенки синего: от бледно-голубого с утра до ярко-синего в полдень и цвета кобальта в предвечерние сумерки. Теперь Саймон размышлял, не дарована ли способность пребывать на свету лишь затем, чтобы он вот так провел остаток жизни, пялясь на крохотный кусочек синевы?
– Вы меня слышали? – чуть громче позвал он соседа. – Инквизитор собирается уморить меня голодом. Оставит без крови.
Послышался шорох, затем вздох.
– Слышу я тебя, слышу, – ответил Сэмюель. – Чего же ты от меня хочешь? – Помолчав, опальный нефилим добавил: – Ладно, сочувствую, светолюб, если тебе от этого легче.
– Не особенно, – произнес Саймон и перекатился на живот. Камни уперлись в ребра. – Инквизитор хочет, чтобы я солгал под присягой, будто Лайтвуды в сговоре с Валентином. Тогда меня вернут домой. Впрочем, забудьте. Сам не знаю, зачем все это рассказываю. Вы, наверное, понятия не имеете, о чем я.
Сэмюель издал звук – нечто среднее между смешком и кашлем.
– Вообще-то имею. Я знавал Лайтвудов, мы вместе состояли в Круге. Лайтвуды, Вэйланды, Пэнгборны, Эрондейлы, Пенхоллоу – все родовитые семьи в него входили.
– И Ходж Старквезер? – Саймон вспомнил учителя Лайтвудов. – Он тоже состоял в Круге?
– Он происходит не из столь почтенной семьи. Молодой Ходж подавал надежды и не сумел оправдать их. – Сэмюель помолчал. – Элдертри с самого начала невзлюбил Лайтвудов, с детства. Он не был богат, привлекателен, да и они не питали к нему теплых чувств. Сомневаюсь, что Элдертри забыл детские обиды.
– О каком богатстве вы говорите? Я думал, все Охотники на зарплате у Конклава, как… при коммунизме, что ли?
– По идее, Охотники получают равное жалованье. Есть, впрочем, те, кто занимает положение повыше и ответственности несет больше. Скажем, Институтом заведует. Таким платят щедрее. Остаются еще те, кто зарабатывает деньги на стороне, в мире примитивных. Подобное не возбраняется, если от заработка отдается часть в пользу Конклава. Однако… – Сэмюель помолчал в нерешительности. – Ты видел дом Пенхоллоу? Как он тебе?
– Довольно милый.
– Пенхоллоу владеют одним из красивейших домов в Аликанте. Еще у них поместье за городом. Почти у всех семей есть такие. Понимаешь, нефилим может иным способом сколотить капитал – за счет «трофеев». Все имущество убитого демона или нежити Охотник забирает себе. Если, скажем, маг нарушил закон и нефилим его покарал, то…
Саймон вздрогнул.
– Значит, охота на нежить – прибыльный бизнес?
– Если постараться, – горько ответил Сэмюель, – и если не сильно привередничать в вопросе убийства. Становится ясно, откуда так много противников Договоров. Договоры влезают к тебе в мошну и не дают убивать, кого хочется. Возможно, поэтому я и вступил в Круг. Моя семья богатством не отличалась, нас презирали за то, что мы брезговали кровавыми деньгами.
– Так ведь и члены Круга истребляли нежить!
– Они считали убийство нежити священным долгом. Действовали не из алчности, хотя сейчас я не могу понять, почему в ту пору этот принцип был столь важен. – В голосе Сэмюеля звучала усталость. – Все из-за Валентина. Он умел убедить остальных в чем угодно. Помню, как стоял подле него, над телом мертвой женщины, руки по локти в крови, и все казалось верным. Верным, потому что Валентин так объяснил.
– Над телом мертвой нежити?
Сэмюель за стеной измученно вздохнул.
– Пойми, я бы исполнил любой приказ Валентина. Все ему верили, и Лайтвуды тоже. На том Инквизитор и хочет сыграть. Однако учти: поддашься Инквизитору, обвинишь Лайтвудов, и он сможет убить тебя, заткнуть. По настроению, если сочтет, что милосердие к тебе больше не дает ощущения власти.
– Не важно. Я не стану ему помогать. Не предам Лайтвудов.
– Правда? – искренне удивился Сэмюель. – Есть причина? Они тебе так сильно дороги?
– Если солгу для Инквизитора, то выйдет, что я всю дорогу лгал о них.
– Так ведь Элдертри лжи от тебя и добивается. Домой-то охота?
Саймон уставился на стену, будто видел за нею соседа.
– Вы бы на моем месте так и поступили? Соврали ему и всем?
Сэмюель закашлялся – очень нехорошо, болезненно, сипло. Правильно, здесь, внизу, сыро и холодно, просто Саймон не замечает. Человеку такие условия явно не на пользу.
– Этические советы от меня вряд ли стоит принимать, – сказал Охотник. – Впрочем, да, я бы, скорее всего, соврал Инквизитору. В первую голову я всегда спасаю свою шкуру.
– Не верю.
– Поверь, поверь. Вот наберешься опыта, Саймон, и поймешь, что если человек о себе говорит гадости, то это обычно правда.
«Только опыта мне уже не набраться», – подумал Саймон, а вслух сказал:
– Вы первый раз назвали меня по имени. Не светолюбом.
– Ну, назвал и что?
– Лайтвуды мне не то чтобы дороги, в смысле мне нравятся их дети: Изабель, даже Алек и, может быть, Джейс. Но есть девушка, сестра Джейса.
На это Сэмюель сыронизировал:
– Куда же без девушки!
Примечания
1
Пер. А. Штейнберга. Здесь и далее – примечания переводчика.
2
Аллюзия на фильм Майкла Римера «Королева проклятых», снятый по мотивам романов Энн Райс «Вампир Лестат» и «Королева проклятых».
3
Гай Валерий Катулл (87–54 гг. до н. э.) – главный представитель римской поэзии эпохи Цезаря и Цицерона.
4
Дан., 5:26–27.