– Спасибо, дон Диего. Вы так любезны! – возбужденно дыша, нервно улыбнулась Петти дону Диего в роли испанского пехотинца.
– Спасибо, крестный, – вихляя уродливым студнеобразным тельцем, высоким голоском пропищал гриб Родриго.
Выставив на столик перед трансформировавшимся в гриб крестником запечатанную бутылку текилы и тарелочку с тонко нарезанным лаймом и солью, дон Диего неспешно направился к музыкантам.
Сейчас музыканты выглядели подобно двум чернильным кляксам, размазанным на размытом инфернальными дождями окне грубой реальности. В тон сезону танцующей Белой лошади, дуэт мариачи сменил свои расписные наряды на длинные черные плащи, маски с длинными птичьими клювами и треугольные шляпы-трикорно. Вооружившись японской флейтой синобуэ и индейскими барабанами, мрачные птицы стоя приветствовали рождение новой реальности. Она предстала пред ними в виде прозрачной бабочки-имаго с обрывками шелковых лоскутков на серебристых крыльях.
Подчиняясь высокому печальному тембру японской нагаута, бабочка-имаго расправила крылья и вспорхнула вверх. Каждое волнообразное движение ее крыльев сопровождал низкочастотный ритм баса тепонацтля. Брейкбит уэуэтля на слабой доле дополнял потустороннюю отстраненность и тревожную атмосферность голоса небес.
Околдованная щемящей психоделией этнического dubstep, Петти совсем перестала дышать и, не мигая, наблюдала, как бабочка-имаго парит над ее головой. В это бесконечное мгновение, для того чтобы жить, Петти не нужен был кислород. Ее душа, зачарованная светом и откровением небес, окуталась в схиму физического освобождения и приблизилась к неугасимому светильнику бессмертия.
– Esto ves, Rodrigo? – едва шевеля губами, прошептала Петти.
– Habremos aquello que se cambija рог nuestro deseo! – таинственно сверкая безумными глазами, словно в бреду пробормотал Родриго.
– Мы есть то, что меняется по нашему желанию, – механически повторила сказанное им Петти. – Что это значит, Родриго?
– El misterio! – приложил указательный палец к сморщенным губам гриб Родриго.
Тем временем, бабочка-имаго стала неожиданно расти и трансформироваться в огромный клубок искрящихся нитей. Эти нити, подобно червям оплели все пространство зала, образовав единую живую сеть. Каждая искрящаяся нить издавала тонкий пульсирующий сигнал или ноту, гармонично дополняя ритмичную мелодию птичьего дуэта. Вся эта плавная звуковая палитра, сотканная из стуков миллионов невидимых молоточков и стонов клавиш, постепенно перетекла из ритма психоделического dudstep в шум приближающейся большой воды. Эффект погружения в воду выразился в глухом рокоте океанских волн и тугих хлопках лопающихся подводных пузырей. Проломив хрупкий прозрачный купол крыши, в зал хлынули изумрудно-зеленые потоки морской воды. Спасаясь от наводнения, музыканты побросали свои инструменты и, взмахнув фалдами черных плащей, взмыли вверх. В нереально замедленном действии черные птицы пересекли утопающий зал, оставляя за собой тонкий пунктир из ультразвуковых нот, выпавших из шелеста их крыльев и вскрыв кривыми клювами зеркальную стену, исчезли из вида.
Задыхаясь от приступа очередного наваждения, Петти сделала попытку подняться со своего места. Но сделать это оказалось не так-то просто. Для того чтобы спасти себя от удушья, ей сначала нужно было освободиться от неподъемного вороха юбок и жесткого корсета, сковавшего все ее тело.
– En ayuda, Rodrigo! – отчаянно пытаясь вырваться из парчовых и шелковых оков, призвала Петти на помощь Родриго.
Но гриб Родриго повел себя самым отвратительным образом. Вместо того чтобы выручать из беды прекрасную сеньору, он сгреб со стола нетронутую бутылку текилы и, спасаясь, плюхнулся в кипящий водоворот. Перевернувшись вниз соломенно-коричневой шляпкой, он добровольно отдался на волю морской стихии.
– Помоги мне, Родриго! – не веря своим глазам, со слезами крикнула вслед уплывающему Теонанакатлу, Петти.
– Este asunto personal de cada uno, sinorita, – прокричал на прощание Родриго и мерзко вихляя своим студнеобразным тельцем, исчез в потоках зеленой воды.
– Дон Диего помогите мне! – обратив взгляд в сторону тонущей кухни, решила использовать последний шанс на спасение Петти. Но никто не отозвался на ее отчаянный призыв. Горькие слезы, не менее соленые, чем морская вода, хлынули из глаз Петти.
Вода все прибывала и прибывала и вскоре уже залила грудь и шею плачущей от ужаса и обиды женщины. Но слезы ее были безразличны морской стихии.
– Ну, хорошо, гадкая поганка, я еще до тебя доберусь, – осознав, наконец, что никто ей не поможет, кроме нее самой, со злостью прошипела Петти. Неожиданно ее посетили странные, но, возможно, спасительные мысли. Потрясение, вызванное смертельной опасностью, заставило ее отбросить обычную человеческую логику и мыслить категориями вселенского масштаба. Ведь, как известно, природный инстинкт выживания это нечто большее, чем искусство приживания «под колпаком» искусственной техносферы, созданной по прихоти homo sapiens. Выдуманный Бог, опекающий человеческий зверинец не способен помочь своим невежественным ограниченным творцам. И его творческие планы никак не распространяются на процессы, протекающие в природе. Так как если бы это было так, то человек давно бы закопал топор войны и не пытался бы противостоять природе. Своей природе, истинной природе и своей Матери, вскормившей неблагодарных чад своим молоком.
«Спасется лишь тот, кто навсегда забудет о том, о чем человек всегда пытается помнить и прислушается к своему главному инстинкту»! – восстали в мозгу Петти миллионы нейронов и, сгенерировав мощнейший заряд, смели со своего пути бетонную запруду закостеневшего сознания. Спасительное обновление сознания привело к значительной трансформации внешнего вида Петти Чарли. Инстинкт самосохранения придал новую форму ее физической оболочке, полностью соответствующий окружающей обстановке. Петти Чарли превратилась в мелкую красноухую черепашку, закованную в костяной оливковый карапакс. Еще не осознавая, кем она стала, Петти по инерции выскользнула из модной средневековой темницы, и лихорадочно работая перепончатыми лапками, устремилась вверх, сквозь мутную толщу океанской воды. Подьем из глубины показался ей бесконечным. Но при этом, она с удовлетворением обнаружила, что может вполне сносно дышать под водой. Когда вода посветлела, и до поверхности осталось совсем немного, Петти решила посмотреть вниз и убедиться в том, что совсем недавно она побывала в настоящей Бездне. Но излишнее любопытство не принесло ей желанного успокоения. На дне океана, словно в гигантском зеркале она увидела отражение глаз Титана, смотрящего на нее из глубин космоса. В его нечеловеческом взгляде Петти уловила нечто большее, чем мысли о Жизни и Смерти. Это был бесстрастный и невыносимо величественный взгляд Судьи, живущего в каждой частице макровселенной.