1. Запуск и резкие остановки: 1920–1921 гг.
1.1. Роль газеты Times в 1920 г.
Именно лондонская Times, известная своей серьезностью и умеренностью, произвела 8 мая 1920 г. «мировой запуск “Протоколов”» и разоблачила их как программу Pax judanca, адского «Заговора евреев против христианства», как напишет два года спустя Юрбен Гойе[74]. 17 ноября 1921 г. этот самый Гойе уточнял:
Times 1920 года известила мир о «Протоколах» как доказательстве ужасного еврейского заговора против народов[75].
Неподписанная передовица (ее автором был У. Стид)[76] имела следующий заголовок: «Еврейская опасность» [The Jewish Peril], памфлет, вызывающий беспокойство. Требуется расследование»[77]. Статья начиналась следующими словами:
До настоящего времени Times не придавала значения этой странной книжке [ «Протоколам»]. Однако же ее распространение идет полным ходом, и ее чтение способно встревожить думающую публику. Никогда ранее какую-либо расу или религию не обвиняли в столь зловещем заговоре[78].
Уже 20 мая 1920 г. Ю. Гойе не скрывал своего крайнего удивления:
Times объявляет еврейскую опасность. […] Наконец Times потрясена.
Вплоть до директорства Норсклиффа [sic] газета была цинично проеврейской. Ныне она делает попытки быть независимой[79].
Тема «еврейской опасности» и, более точно, тема всемирного еврейского заговора попадала в круг вопросов, подлежащих обсуждению, то есть приемлемых, даже достойных уважения. А главное, тематика «Протоколов» могла теперь найти широкий отклик, ее распространение выходило, таким образом, за пределы узкого круга обычных потребителей антиеврейской духовной пищи. «Протоколы», выходившие из круга, предназначенного для патентованных антисемитов, были, таким образом, поставлены на путь их будущего превращения в «бестселлер». Роже Ламбелен прекрасно понял в 1921 г., что создается условие культурной приемлемости «Протоколов»:
Явно представляется, что еврейская опасность, о которой свидетельствовало такое количество симптомов и фактов, по-настоящему открылась для широкой публики лишь тогда, когда появился перевод фрагмента русской книги, попавшей в каталог Британского музея в августе 1906 г.; эта книга называлась «Великое в малом и Антихрист как близкая политическая возможность. Записки православного» (2-е издание, исправленное и дополненное. Царское Село, 1905). Перевод ее был напечатан в декабре 1919 г. издательством Eyre and Spottiswoode под названием «Еврейская опасность: Протоколы сионских мудрецов». На эту книгу в Англии долго не обращали бы внимания, если бы одному редактору Times не пришла в голову мысль посвятить ей статью и дать на нее самую подробную рецензию, которую можно резюмировать в одном тревожном вопросе: «Если эта книга есть выражение истины, то не уцелели ли мы от германского мира лишь для того, чтобы испытать на себе условия еврейского мира?»[80]
Мысль об очевидности еврейского заговора была тогда усвоена настолько, что газета La Croix посвятила 7 октября 1920 г. статью «еврейской опасности», начав ее с перечисления уже стандартизированных признаков: «Об этом снова говорят. Значительное участие евреев в большевистской революции, признанными вождями которой они являются; место, занимаемое ими в политических и финансовых конгрессах; связи, которые они имеют почти повсюду с официальными лицами; особое расположение к ним в Палестине со стороны английского правительства, – все это снова привлекает внимание к еврейской опасности, о которой, как кажется, забыли, испытывая страх перед германской опасностью. […] В своем значительном большинстве народ Израиля перестал поклоняться истинному Богу и поклоняется Сатане.
Передовица Times, несмотря на ее осторожные нюансы[81], отныне будет постоянно являться гарантией подлинности – или дополнительным доводом в пользу тезиса о подлинности документа – в околопротокольных книгах о всемирном еврейском заговоре, созданных распространителями и обработчиками «Протоколов» в самых различных контекстах; для антисемитских агитаторов предгитлеровской эры, отмечает Л. Поляков, «эта статья обозначила нулевой год их Хиджры»[82]. Вот факт, относящийся к распространению «Протоколов», который часто игнорировали позднейшие историографы, сосредоточившиеся на национал-социалистическом феномене: эксплуатация «Протоколов» нацистами будет лишь одной из превратностей (но наиболее заметной) в процессе глобализации ударной брошюры, и она могла бы остаться только сравнительно секретным оружием (например, пропагандистским инструментом, который точечно применялся некоторыми русскими белогвардейцами в период с 1917 по 1921 г.).
Из легитимирующей передовицы Times был прежде всего взят анализ «Протоколов» в форме их резюме; из анализа, который бесчисленное количество раз воспроизвели профессиональные антисемиты[83], был затем взят ряд риторических вопросов, поднимавших с ловкой осторожностью тему «еврейской опасности» и сосредоточенных на аргументе о «волнующих совпадениях», который отсылал читателя к «пророческой» силе, выявляемой благодаря тексту. Это «пророческое» содержание парадоксально, ибо «Сионские мудрецы» рассказывают о том, что они сделали, описывают то, что они делают и что будут делать. Истинностное значение «Протоколов» будет им приписано их распространителями, в частности, с помощью аргумента, утверждающего, что история развертывается в соответствии с планами какого-то активного и сверхмощного меньшинства. Это парадокс, поскольку они обращаются к пророческому свойству в мире, где сама идея пророчества лишена смысла: судьба и Провидение в современности как бесконечном процессе секуляризации и упразднения трансцендентностей заменены могуществом человеческой воли, а также воли действующих меньшинств, которые составляют собственно современный аспект конспирационистского видения, выражаемого «Протоколами» и проистекающего из их толкования.
Резюме в газете Times из семи пунктов – «скрупулезно точное», по оценке Ю. Гойе[84], – распространители и комментаторы «Протоколов» немедленно начинают цитировать и использовать. Оно быстро совершит путешествие вокруг антисемитского мира или, скорее, поможет создать антисемитский мир, тот мир, в котором мы частично живем – иногда этого не зная – в начале XXI в.
Анонимный журналист из Times так оправдывал их представление и анализ на ее страницах:
Так каковы же максимы, которые формулируют «Протоколы» и в которых английским читателям приходится разбираться самостоятельно, поскольку никакого публичного обсуждения этой темы не было? Взятые в целом, указанные максимы содержат следующие мысли…[85]
20 мая Ю. Гойе, следивший за англосаксонскими публикациями по рассматриваемому вопросу, дает в La Vieille France перевод, который вскоре станет образцом в антисемитской литературе на французском языке:
1) Существует и существовала многие века международная политическая организация евреев.
2) Как представляется, дух этой организации – традиционная, извечная ненависть к христианству и титаническое стремление господствовать над миром.
3) На протяжении веков преследуется цель разрушить национальные государства и заменить их международным еврейским владычеством.
4) Метод, применяемый для ослабления, для разрушения существующих политических государств, состоит в том, что им вспрыскивают идеи, приводящие к их распаду, следуя умело рассчитанному движению от либерализма к радикализму, а затем к социализму, к коммунизму, наконец, к анархии, к re-ductio ad absurdum уравнительных принципов. В течение этого времени Израиль остается невосприимчивым к разъедающим доктринам…
5) Политические догматы, развивающиеся в христианской Европе, ее политика и демократические установления вызывают равное презрение со стороны Старейшин, или Мудрецов, Израиля. Для них управление является тонким и тайным искусством, усвоенным лишь благодаря традиционной культуре и данным очень узкой элите в некоем оккультном святилище…
6) Согласно этой концепции управления массы представляют собой лишь жалкое стадо; и политические вожаки гоев почти так же слепы, как их скот, являются простыми куклами в руках Старейшин Израиля; чаще всего эти вожаки коррумпированы, вечно беспомощны, их легко укрощают с помощью лести, угроз или шантажа в пользу еврейского [sic] владычества.
7) Пресса, театр, биржа, наука, закон, находящиеся в руках тех, кто владеет всем золотом мира, – это инструменты для запугивания общественного мнения, деморализации молодежи, подстрекательства к порокам, для разрушения идеалистических устремлений (христианская культура), для насаждения культа чистогана, материалистического скептицизма, циничной тяги к удовольствию[86].
Это «авторизованное» резюме «Протоколов» полностью процитирует на страницах L’ Action française Леон Доде[87], который горячо будет рекомендовать прочесть французскую версию «Протоколов», опубликованную Ю. Гойе в декабре 1920 г.[88] 11 февраля 1921 г. L’ Action française в неподписанной статье под заголовком «Еврейский вопрос» в «Обзоре печати» откликается на публикаторские несчастья Ю. Гойе, это новое доказательство того, что евреи завладели прессой и информацией:
[…] Евреи имеют обыкновение навязывать свое господство прессе. Ю. Гойе заметил на страницах La Vieille France, что все газеты, посвящающие целые колонки непристойным, антисоциальным или антифранцузским книгам, отказались поместить объявление об издании им «Протоколов», чтобы не потерять еврейскую милостыню и рекламу. Вот почему в их племени возникает волнение, когда независимые литераторы решаются сорвать маску с еврейского заговора.
Данный аргумент периодически появляется в антиеврейских публикациях: доказательство существования еврейского заговора видят в усилиях евреев, направленных на то, чтобы не допустить распространения сведений об этом заговоре. Применение указанного аргумента к случаю «Протоколов» само собою разумеется: подлинность документа якобы доказывают попытки евреев остановить его распространение, в частности применяя по отношению к нему стратегию «молчания, которое убивает».
1.2. Свидетельство Александра дю Шайла (май 1921 г.)
Все непосредственные свидетели, заявлявшие о том, что они видели рукопись «Протоколов», утверждают, что текст ее был написан по-французски, но различными руками[89], различным почерком[90], различными чернилами[91]. Им запомнилась также пожелтевшая бумага[92] или бумага с желтым оттенком[93]. И еще запомнилось чернильное пятно на первой странице рукописи: «большое» или «огромное» синее чернильное пятно[94], в 1904–1905 гг.[95]; «обширное, очень светлое, лиловое или голубоватое пятно», уточняет Александр дю Шайла, рассказывая о своих беседах с С. Нилусом в 1909 г. Дю Шайла добавил:
Мне показалось, что когда-то на лист опрокинули чернильницу, но чернила оттерли и отмыли[96].
А. дю Шайла, который, по его словам, прочитал рукопись в доме у Нилуса, заявляет, что его «поразили некоторые особенности текста. В нем были орфографические ошибки и, главное, нефранцузские обороты речи. С тех пор прошло слишком много времени [с 1909 по 1921 г.], чтобы мне можно было бы сказать о наличии в тексте «руссицизмов». Одно несомненно: манускрипт был написан иностранцем»[97].
Свидетельство графа Армана Александра де Бланке дю Шайла (1885–1939) о С.А. Нилусе и о происхождении «Протоколов» является, бесспорно, важнейшим и заслуживающим наибольшего доверия (несмотря на некоторые ошибки и неточности) свидетельством из числа тех, которые были преданы гласности и горячо обсуждались в ходе длительного спора в первую половину двадцатых годов. Этот документ впервые появляется в русской газете «Последние новости» 12 мая 1921 г.[98] Спустя два дня, 14 мая, еженедельная газета La Tribune Juive напечатала французскую версию этого обширного свидетельства под заголовком «Сергей Александрович Нилус и “Протоколы сионских мудрецов” (1909–1920)»[99]. Статья А. дю Шайла была представлена следующим образом:
Автор статьи о Нилусе и о «Сионских протоколах», которую мы помещаем ниже, г-н А. дю Шайла, – француз по происхождению, капитан в отставке Казачьего войска Донского, провел весь 1909 год в монастыре Оптина пустынь, куда он отправился с целью изучить внутреннюю жизнь Русской церкви. В 1910 г. г-н дю Шайла поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, в которой учился четыре года. Он написал несколько работ на французском языке, посвященных истории русской культуры, славянским вопросам и проблемам религии.
С 1914 г. г-н дю Шайла находится на военной службе; он командовал транспортным отрядом 101-й пехотной дивизии. В ходе выполнения своих обязанностей и за непосредственное участие в боях был награжден Георгиевской медалью всех четырех степеней. С декабря 1916 г. и вплоть до августа 1917 г. находился в составе 8-го бронеавтомобильного подразделения. Оттуда был переведен в штаб 8-й армии, где работал вплоть до взятия власти большевиками. В 1918 г. г-н дю Шайла – член главного штаба армии донских казаков. Начиная с 1919 г. он последовательно выполнял функции штабного офицера по дипломатическим делам и начальника политического отдела[100].
Учитывая важность статьи А. дю Шайла, мы воспроизведем ее полностью, пусть даже придется уточнять или исправлять с помощью дополнительных примечаний те или иные утверждения ее автора[101].
Введение
Впервые апрельские дни 1921 г., после эвакуации из Крыма и четырехмесячного пребывания в Константинополе, я прибыл в Лион. Каково было мое удивление, когда я увидел среди новинок в витринах книжных магазинов на площади Белькур французское издание «Протоколов сионских мудрецов», то есть ту самую книгу, которую Сергей Александрович Нилус, человек, мне лично знакомый, издал в 1902 г.[102]
В своем обширном предисловии издатель книги, монсеньор Жуэн, постарался дать критический анализ ее предыдущих публикаций, выявить происхождение документа и установить личность ее русского издателя. Книга содержит некоторые неточности, впрочем хорошо понятные.
Позднее, читая русские газеты, выходившие в Париже, я убедился, что вокруг «Протоколов» в различных частях света и даже внутри русской прессы развернулась полемика.
Взятые в совокупности, эти наблюдения побудили меня поделиться своими воспоминаниями о С.А. Нилусе и его трудах.
Я должен здесь заявить, чтобы больше к этому не возвращаться: мои сведения о личности и трудах С.А. Нилуса были собраны в ходе длительных и непосредственных отношений с ним и с лицами, хорошо его знавшими. Более того, источники этих сведений не могут быть предметом сомнения ни с точки зрения честности, ни с точки зрения беспристрастности.
Я не питаю никаких дурных чувств к Сергею Александровичу Нилусу, и у меня нет никаких причин их питать. Вот почему я во многих отношениях сознаю, что должен щадить его личность и касаться его частной жизни лишь с тех сторон, которые связаны с его общественной жизнью, и лишь в той мере, в какой это необходимо для раскрытия истины, помня изречение: «Платон мне друг, но истина еще больший друг».
I. Как я познакомился с С.А. Нилусом
В конце января 1909 г., движимый религиозным исканием, я поселился, по совету ныне покойного митрополита Санкт-Петербургского, Его Преосвященства Антония, рядом со знаменитым монастырем Оптина пустынь.
Этот монастырь находится в шести верстах от города Козельска в Калужской губернии между опушкой большого соснового бора и левым берегом реки Жиздра. При монастыре существует некоторое число загородных домов, где селятся миряне, желающие в той или иной мере приобщиться к монашеской жизни.
В период, к которому относятся мои воспоминания, монашеское сообщество насчитывало примерно 400 человек; они занимались сельским хозяйством, а также предавались молитвам под духовным руководством трех «старцев».
Было время, когда Оптина пустынь являлась источником духовного влияния на одно из самых важных течений русской мысли. Институт оптинских «старцев» в лице отцов Макария и Амвросия первые славянофилы рассматривали как управляющий центр. На монастырском кладбище, рядом с отцами Макарием и Амвросием, покоятся их ученики, писатели братья Киреевские. Два других знаменитых публициста, Хомяков и Аксаков, часто посещали монастырь, в нем провел последние годы своей жизни еще один знаменитый писатель, Константин Леонтьев.